Не нравится нам здание на Смоленской? Хотите, изобразите Дворец Съездов. Или Ново-Огарево. Да что угодно, хоть Бочаров ручей…
Вы вообще понимаете, какой сигнал публике вы этим посылаете? Почему представлен символ России, обозначающий её как страну с мусульманским населением? Если уж про религию, то почему не Храм Христа Спасителя? Христиан у нас, пока во всяком случае, побольше, чем мусульман будет…
И вы понимаете, какой дисбаланс? Вы центральную российскую мечеть уравновешиваете на одной чаше весов с не самой главной турецкой мечетью. И, вообще, в такой мультиконфессиональной стране, как наша, с религиозной символикой на официальных изображениях поосторожнее надо быть. Либо всем конфессиям давать место, либо вообще избегать, уходя в светскую символику.
Мне могут сказать: «Что вы в какой-то ерунде копаетесь?» Так вот, сообщаю: это – не ерунда. Из такой вот «ерунды» и ткётся ткань двусторонних отношений. На такой «ерунде» строится в итоге всё… И сыплется, кстати, тоже всё. Верный признак того, что система больна – это её регулярные, бросающиеся в глаза «косяки».
Евгений Сатановский: У нас есть тема турецких сериалов на российском телевидении, которые рассказывают турецкую версию исторических событий. А у нас что есть на турецком телевидении из российской кинопродукции? «Маша и медведь»? Какую версию истории «Маша и медведь» предлагает турецкой аудитории?
Иван Стародубцев: Конечно, «Маша и медведь» – это прорыв России не только в Турцию, но и вообще по всему миру. Это – успешнейший проект, за которым что последовало? По большому счёту, ничего. Кроме того, не удивительно будет, если на фоне украинского кризиса «Машу и медведя» на Западе приравняют к Достоевскому и Чайковскому и избавят от российских мультперсонажей западную публику наравне с признанной классикой. Впрочем, это совершенно другой разговор.
Но если говорить в общем, если мы пробиваем какую-то брешь, в данном случае «мультяшную», добиваясь успеха, – значит вокруг этой бреши нами должно сразу закручиваться прямо-таки всё – маркетинг России, русские народные сказки и их герои, с плавным переходом в наш взгляд на историю, в российское мировоззрение и мироощущение.
На темы, которые «выстрелили», нам следует нанизывать всё, что только можно, до упора и продавать – продавать с пылу с жару. Вот есть «вселенная Marvel», как пусть откровенно дебильный, но лихо раскрученный символ США? А вы сделайте «вселенную Маши и Медведя» и прикрутите к ней, к примеру, прочих отечественных сказочных персонажей – хоть Ивана-царевича, хоть Колобка. Сделайте это «мультикультурно» – введите в эту «вселенную» персонажей сказок всех народов России! Покажите всему миру многообразие народов России в их единстве. Посылайте миру такие вот, хорошо читаемые сигналы. Но что-то я увлёкся, будто на «Союзмульфильме» или в «Россотрудничестве» работаю.
Теперь к туркам: их сериал «Великолепный век», первый сезон которого вышел в 2011 году, стал для Турции подлинным прорывом в «большой сериальный мир». Он стал визитной карточкой Турции за рубежом, вокруг которой строится образ их страны, как самой прогрессивной и толерантной на протяжении всей её истории, как новой, так и османской.
Во многом из «Великолепного века» проистекает тот «новый ориентализм», та мода на турецкую культуру и на турецкий язык, которые возникли по всему миру, в том числе и в нашей стране.
Сегодня Турция после США занимает вторую строчку в мире по экспорту сериальной продукции. Поставляет она её в аж 150 стран мира, ежегодно, приблизительно на сумму в 500 млн долларов.
Про нас умолчу – никакой моды в мире на Россию не было, нет, и такими темпами вряд ли возникнет в обозримой перспективе. Равно как и нет значимого в мировых масштабах экспорта нашей кинопродукции. Да, у нас есть отдельная качественная кинопродукция, но для завоевания зарубежных умов, для нашей мягкой силы, нам нужна именно что продукция массовая, конвейерной сборки!
И, кстати, догадайтесь с двух раз, что будет после того, как из России с началом войны на Украине начал уходить западный контент – фильмы и сериалы? Кто будет заполнять образовавшийся вакуум в российских кинотеатрах и в ТВ-эфирах? Явная брешь для заполнения, по крайней мере её заметной части, именно турками, которые в массовом производстве сериалов собаку съели, да и россиян, точнее – россиянок, на них подсадили. Ну не северокорейские же сериалы будет смотреть наша публика. Будут смотреть турецкое…
Евгений Сатановский: Это в нашем духе. Сначала что-то начинаем, после чего засыпаем на тридцать лет и три года, как я понимаю, практически по всем направлениям.
Иван Стародубцев: У нас проблема в том, что на верхнем уровне выдаётся на-гора какая-то концепция и в массе случаев она – здравая. Другой вопрос, что эта концепция при многозвенном перемещении вниз, на уровень конкретных исполнителей, преобразуется, не сказать – мутирует. И попадает в руки тех самых пресловутых «технократов» и «эффективных менеджеров», которые изначально здравую задумку реализуют совершенно иным образом, ну или не реализуют вовсе.
Вообще, кроме того, что «Родину защищать», есть ещё и такая профессия – «проекты исполнять». Люди этой профессии, реализуя международные проекты, тоже по-своему, в мирное и не очень время, Родину защищают. Формируют экономический передний край нашей Родины.
Вот, к примеру, с условного «верха» в условный «низ» спустился сигнал: «Мы строим первую турецкую атомную электростанцию „Аккую“!» И тут все – по стойке смирно, и всё у нас – качественно, и всё у нас – в срок. И всё это – с полным пониманием государственных интересов, красных линий и красных кирпичных стен, за которые мы можем зайти и за которые мы не можем зайти никак. И тут у нас «с утра за углом дожидается» орда переговорщиков, которые умело добьются для страны наилучших условий и дальше обеспечат их исполнение на практике. Вот так это работает или должно, по крайней мере, в идеале так работать.
А если у нас с верхнего уровня спускается вниз по исполнительской вертикали какая-то идея и с разлёта попадает в какой-то прямой и переносный «провал», где она искажается, где она недокручивается, недопонимается или понимается на свой манер, то значит – ничего в итоге и не будет сделано дельного. Хотя к изначальной идее, которая была сформулирована на «управленческих высотах», то, что было сделано на практике, имеет крайне опосредованное отношение. Что не мешает, впрочем, тому, что дальше произойдёт ритуальное надувание щёк и заверение нашей общественности в том, что «так и было задумано» и вообще «всё идет по плану». Знакомая картина?
Евгений Сатановский: Просто эта идея понимается с той точки зрения, «что я могу на этом заработать?» Вопрос состоит лишь в том, что зарабатывать можно только там, где осталось пространство после того, как ты отжал всё, что только можно, в интересах государства. Если же ты отжал интересы государства в пользу «себя любимого», то это – уже совсем другой «карамболь».
Иван Стародубцев: Тут мы выходим на оперативный простор, со скрипом открывая ворота, на которых крупными буквами написано «Особенности национальной коррупции».
Это очень интересный вопрос: что в Турции нет коррупции? Да я вас умоляю, есть конечно. Она вообще везде есть. Скажу крамольную вещь: коррупция и на Западе – тоже есть.
Впрочем, турецкая коррупция, на наш «умудрённый» российский взгляд, такая вот, немного детская. Ну планшет ответственному лицу подарили, ну отвезли его куда-то на курорт и в гостинице «остановили». Но, повторюсь, это не затмевает того чёткого понимания каждым турецким чиновником того, что у него есть проект и у него есть бюджет. Вот кровь из носу, надо вписаться: выполнить в срок и за эти деньги. Распилишь бюджет – и будешь дальше либо работать за свои деньги, либо убеждать компании делать забесплатно «из любви к турецкому отечеству».
Евгений Сатановский: Но при этом ведь никто не пишет бюджет с учётом не того, что надо сделать, а того, что надо с этого получить?
Иван Стародубцев: Оценочная стоимость проектов, как государством, так и частным сектором, в массе своей в Турции работает следующим образом.
Цифры не берутся с потолка, а делается предварительный запрос будущим участникам конкурсного предложения выполнить свою бюджетную оценку. Анализируются прочие аналогичные выполненные работы. И на основании этих данных, то или иное ведомство или компания пишут итоговую оценку «цифрой и прописью», которую они готовы потратить.
Под это оценкой инициаторы «кровью расписываются», что проект будет выполнен за эти деньги. А если не могут выполнить подрядчики за эти деньги, то с ними расторгается соглашение, они отправляются восвояси и нанимаются новые. Так что здесь нет никакого особого простора для бюрократической «фантазии».
К тому же за последние 20 лет – уже при Эрдогане, турецкое государство мастерски включило в свои крупные, стратегические проекты частный сектор. Чего до сих пор не наблюдалось: такого рода проекты всегда были прерогативой государства. А отдельные прецеденты с частным сектором – и были отдельными исключениями.
Вообще турки – одни из пионеров внедрения различных моделей государственно-частного партнёрства или, в аббревиатуре, ГЧП. Не путать с ГКЧП! Здесь турки – приблизительно на тех же лидирующих позициях, что и со своей придумкой в туриндустрии – системой «всё включено», где они – безусловный номер один в мире.
Теперь именно частный сектор – главный инвестор в крупные инфраструктурные проекты Турции: аэропорты, дороги, туннели, мосты, железные дороги – везде вкладываются те самые турецкие строители, которые теперь уже, получается, ещё и инвесторы.
Крупных-то строек за бюджетные деньги сейчас в Турции – немного. Одна есть, и та – «Аккую», за российские бюджетные деньги… Как говорится, в каждой шутке есть доля шутки.
А турецкие строители сейчас изменяются в соответствии с реальностью, данной им в ощущениях. А ощущения такие, что чтобы выжить – надо эволюционировать в инвесторов и нести наравне с государством расходы по развитию страны…