— В прежние времена жили плотник, портной и софта[68]. Однажды друзья, путешествуя втроем, пришли в какой-то город и сняли там комнату. Днем каждый уходил по своим делам, а к вечеру они возвращались домой.
Как-то ночью, когда все спали, плотник встает, пьет кофе, закуривает чубук. Так как сон бежит от него и он никак не может заснуть, то начинает вырезывать из дерева фигурку девушки тринадцати — четырнадцати лет. Сделав ее, он ложится и засыпает.
Проходит немного времени, просыпается портной, видит: стоит сделанная из дерева девушка. Он сейчас же старательно кроит и шьет ей платье, одевает ее и тоже ложится спать.
Под утро просыпается софта, глядит — перед ним деревянная девушка, прекрасная, как луна, и одежда на ней ей под стать. Она очень ему понравилась; он совершает омовение и молит аллаха оживить ее.
И вдруг дереву от аллаха дается душа; девушка оживает. Она словно проснулась и слегка покашливает.
В это время плотник и портной просыпаются, и все трое влюбляются в девушку.
— Я возьму!
— Нет, я возьму! — спорят они и поднимают ссору.
(Соловей опять подает знак шахзаде, чтобы он не упоминал софты.)
— Ну, шахзаде, кто должен взять эту девушку? По-моему, пусть ее возьмет плотник!
А молодец говорит:
— Плотник вырезал ее из дерева, и только, а портной сшил ей одежду и одел ее. По-моему, она должна принадлежать портному.
— Нет, не так!
— Нет, так! — спорят они друг с другом.
Султанша выходит из себя оттого, что забыли софту, с гневом открывает лицо и кричит:
— Эй, дураки, софту позабыли! Если бы он, помолившись, не оживил ее, кому бы все это было нужно? Плотник и портной сделали только обличье; конечно, она по праву должна принадлежать софте.
И вот только она так сказала, все захлопали в ладоши, побежали к падишаху и сообщили, что девушка снова разговаривала.
А так как и сама Сёйлемез-султан была покорена красотой молодца, то она просит отца обручить ее с ним, а шах на радостях в честь спасения молодца и избавления города от беды устраивает великий пир и обручает шахзаде с дочерью.
Когда они уже собирались праздновать свадьбу, шахзаде говорит шаху:
— Моя страна в такой-то земле, и там у меня есть мать и отец; обручение наше совершилось здесь, а свадьба пусть будет там.
Шах соглашается. Посадив девушку и молодца в паланкин и устроив большое шествие, он отправляет их на родину.
А отец шахзаде, лишь только увидал, что сын его возвращается, сильно обрадовался; велел разукрасить и осветить весь город, устроил празднества, а затем и свадьбу.
Сорок дней, сорок ночей пируют, а на сорок первую ночь девушку и молодца вводят в опочивальню для молодых.
А ту старую женщину, у которой шахзаде разбил кувшины, шах делает нянькой девушки, и так живут они до самой смерти.
Было — не было, а в прежние времена жил один старый человек. Каждый день он ходил в лес рубить дрова, приносил их и продавал. Так вот и кормил своих детей.
Однажды, взяв свою веревку и топор, дровосек пошел по дрова; подойдя к роднику, он сказал: «Ох!» — и сел.
Только он промолвил: «Ох!» — как из источника выскочил араб.
— Ты меня звал? — спрашивает он, а бедняга, увидев его, перепугался.
— Нет, я тебя не звал!
— Как не звал? Меня зовут Ох; ты сказал: «Ох!» — я и пришел. Подожди-ка меня здесь.
С этими словами араб исчезает в глубине родника, а через минуту выносит небольшое блюдо и подает его дровосеку.
— Смотри, отец, не скажи ему: «Блюдо, накройся!» — говорит он и исчезает.
Бедняк берет блюдо, отправляется домой, но его разбирает любопытство: «Что же это за блюдо такое? Скажу-ка я, как говорил араб, — посмотрим, что будет». Подумав так, он произносит:
— Блюдо, накройся! — и тотчас же на нем появляется столько еды, что хватит на целых десять человек.
— Ох, блюдо, остановись! — произносит он, затем берет топор, веревку, кладет блюдо за пазуху и, полный радости, приходит домой.
— А где же дрова, муженек?
А он вместо ответа достает блюдо и кладет на полку.
— Смотри, жена, не скажи ему: «Блюдо, накройся!» — говорит он и выходит за дверь.
А жена берет блюдо и произносит: «Блюдо, накройся!» — и оно наполняется едой. Поев, женщина приказывает: «Блюдо, остановись!» — и снова кладет его на полку.
К вечеру приходит муж, и они едят все, что пожелают. А наутро он говорит:
— Жена, сегодня я приглашу к нам на обед кади-эфенди[69]и всех его домочадцев.
И с этим он идет к кади и приглашает:
— Сколько ни есть у вас сегодня народу, всех берите и пожалуйте ко мне обедать.
Кади собирает всех своих людей, и они приходят к дровосеку, глядь! — а там ни огня, ни печи.
«Ой, на что же нас позвал этот человек?» — думают они.
Как бы то ни было, все садятся, а хозяин достает блюдо с полки, что над самой головой кади, и выходит за дверь.
«Ага, вот в этом-то блюде вся штука и есть!» — заключает кади и тотчас посылает своего человека на базар:
— Иди скорее, купи такое же блюдо!
А хозяин тем временем шепчет за дверью: «Блюдо, накройся!» — и заваливает едой огромный стол.
Пока он накрывает стол, возвращается человек, которого кади посылал за блюдом.
Поев и попив, гости садятся за кофе, покуривают трубки, а наш бедняк приносит чудесное блюдо и кладет его на полку над самой головой кади.
Когда все встают, чтобы идти домой, кади потихоньку берет блюдо, а на его месте оставляет другое.
Наступает утро. Хозяин берет блюдо, чтобы позавтракать. Напрасно он говорит: «Блюдо, накройся!» — на нем ничего не появляется.
— Ах, жена, вот какое добро сделал нам кади, — огорчается он, берет топор и идет рубить дрова.
Нарубив дров, он взваливает их себе на спину и, обливаясь потом, с трудом доходит до родника.
«Ох!» — вздыхает он, сбрасывает с себя дрова и присаживается. Сейчас же из родника выскакивает араб.
— Зачем ты меня опять позвал? — спрашивает он.
А бедняга в ответ:
— Я тебя не звал. Я устал, вот и сказал: «Ох!»
— Разве ты не знаешь, что мое имя Ох?! Сиди здесь, пока я не приду, — приказывает араб и исчезает в глубине родника.
Немного спустя он выводит осла.
— Смотри не скажи этому ослу: «Ослик, помарайся!» — говорит он и снова исчезает.
А дровосек берет осла и отправляется домой. Прошел немного, и его стало разбирать любопытство. Едва только он сказал: «Ослик, помарайся!» — как ослик стал мараться; глядь! — сыплется чистое золото.
— Ой-ой, ослик, не марайся! — кричит дровосек. — Да будет хвала аллаху: теперь мы нашли целый капитал.
И вот он на радостях идет домой. Проходит ночь. Утром дровосек берет ослика и идет в баню. Привязав осла за дверью, он входит туда.
— Там за дверью стоит осел; смотри не скажи ему: «Ослик, помарайся!» — советует он хозяину бани, а тот принимает его слова за шутку и смеется. Он выходит на улицу, видит — стоит на привязи осел.
— Ослик, помарайся! — говорит он, и осел начинает мараться золотом.
Лишь только хозяин бани это увидел, он велит:
— Приведите скорее моего хромого осла, привяжите здесь, а этого отведите в стойло!
Только слуги так сделали, дровосек, вымывшись, выходит из бани. Так как ему нужны были деньги, чтобы платить хозяину, он приказывает ослу:
— Ослик, помарайся! — однако ничего не получается.
Присматривается, — видит: вместо его осла привязан какой-то другой, хромой. Он садится на него и едет домой.
Снова оказавшись, как говорится, с обеими руками под камнем, он поутру берет топор, веревку и опять отправляется за дровами.
Нарубив немного дров, взваливает их на спину, доходит до родника и садится.
— Ох, ох! — произносит он от усталости.
Из родника сразу же выскакивает араб.
Как завидел дровосека, сразу скрывается в роднике, затем выносит железную дубинку и дает ему.
— Смотри не скажи ей: «Встань, дубинка!»
С этими словами араб исчезает, а дровосек забирает дубинку и уходит. Идет он по дороге и думает: «А что будет, если я скажу: «Встань, дубинка!»
Лишь только он произносит эти слова, дубинка снимается с места и наносит дровосеку такой удар, что несчастный сразу валится на землю.
Спустя некоторое время он приходит в себя, бросает дрова, берет дубинку и отправляется домой.
— Жена, я пойду к кади, спрошу блюдо и эту дубинку также возьму с собой, — говорит он жене.
Придя в конак к кади, он здоровается; судья спрашивает его:
— Что нового, дядя, зачем пришел?
А тот отвечает:
— Хе, зачем пришел? Вот принес тебе на хранение эту дубинку, только смотри не скажи ей: «Встань, дубинка!»
Сказав так, он вешает дубинку над головой кади, выходит за дверь и прячется.
А судья смотрит на дубинку с любопытством.
— Встань, дубинка! — велит он ей. Дубинка снимается с места и наносит такой удар судье, что тот начинает кричать: — Иди сюда, дядя, иди сюда! Возьми свое блюдо и свою дубинку, только убирайся подобру-поздорову.
Услыхав это, дровосек тотчас прибегает, забирает блюдо и дубинку и радостно идет домой.
— Вот, жена, я с помощью дубинки выручил блюдо, а сейчас пойду выручать осла!
Он оставляет блюдо и идет в баню. Повесив дубинку над головой хозяина бани, он говорит:
— Смотри не скажи ей: «Встань, дубинка!» — и проходит в баню.
А хозяина разобрало любопытство.
— Встань, дубинка! — произносит он, и дубинка, снявшись с места, наносит такой удар, что только кости трещат.
— Смилуйся, иди сюда, возьми своего осла и свою дубинку — чтоб ты себе шею свернул! — и проваливай! — завопил хозяин.
Дровосек скорее берет осла и дубинку со словами: «Слава и благодарение аллаху!» — радостно едет домой.
Дубинку он вешает на гвоздь, осла привязывает в стойле, блюдо кладет на полку. Когда они хотят есть, их кормит блюдо; когда им надо денег, они получают их от осла.