Но двигались мы вперед достаточно оперативно, и вчера к вечеру дошли до Алфатара. Привычная картина: мечеть, приземистая церковь, караван-сарай, пара особняков, куча мазанок на двух пыльных улицах – Алфатар был в первую очередь перекрестком дорог Силистрия – Хаджиоглу Пазаджик и Кайнарджи – Гази. Перекрестком, который нам нужно было держать, пока не подойдут подкрепления из Бургаса.
Увидев, что представляет собой этот метрополис, Колян в сердцах выругался. Местность равнинная, к северу, западу и югу – перепаханные недавно поля (что резко ограничивало возможность кавалерийского маневра). Вот только вдоль кайнарджийской дороги ничего вспахать не успели. Через поселок текла небольшая речка, скорее, даже ручеек. К югу располагалась крохотная рощица с левой стороны дороги, к западу, между домами и полями, – тонкая змейка фруктовых садов.
По приказу Ильина его рота и ополченцы принялись оборудовать позиции – рыть окопы и ходы сообщения, основные и запасные, подготавливать позиции для пулеметов и минометов, ну и так далее – уж извините, я в этом совершенно не разбираюсь. Ополченцы работали тяп-ляп, особенно болгары; меня послали дать им пинка для рывка, да что там… Добрев мне сказал на своем русско-болгарском суржике, что, мол, «не стреляйте в тапера, он играет как может» и что вообще чудо, что они хоть что-то делают. Но, получив письменный приказ, пообещал попытаться – именно попытаться – соответствовать.
Тем временем наш штаб – Ильин, Волгин и еще пара других «эскадренных», ну и я в их числе – решили встретиться с местными. Как оказалось, большинство населения города составляли турки: алфатарские болгары почти все сбежали в Россию еще в XVIII веке, и хотя пара десятков из них попытались потом вернуться, турки успели отдать их дома переселенцам из Анатолии. Примерно тогда же была разрушена старая церковь, и лишь совсем недавно крохотная христианская община города получила долгожданное разрешение построить новый храм. Но даже их выселили вместе с силистрийскими христианами несколько дней назад, и куда они подались, местному башкану было неизвестно.
Турки встретили нас на удивление приветливо. По словам башкана, им успели рассказать, что русские защищали турецкое население от болгар, так что нас накормили и разместили в своих домах, а частично – в домах, оставленных болгарами. В караван-сарае же оказалось столько клопов и блох, что те, кто не поместился в «частном секторе», включая и вашего покорного слугу, предпочли заночевать в палатках.
Ночью шел мелкий противный дождь, и я все никак не мог заснуть. А утром я вдруг услышал детский голос:
– Эфендим, эфендим!
Земля все еще не высохла, но хотя бы светило солнце. У палаток стоял турчонок и что-то верещал по-своему. Один из задунайцев перевел:
– Чоджук[42] говорит, что турецкие аскеры движутся по дороге из Гази.
– Спроси его, почему он нам об этом решил сообщить, – попросил я.
Турчонок в ответ на вопрос что-то затараторил, а казак перевел:
– Его ата[43] сказал, русские не обижают нас, турок. И что они все равно победят. Но если мы их предадим, то могут нас и вырезать.
Я хотел было сказать, что нет, не вырежем, мы не такие, как вдруг подумал: а пусть боятся! Поблагодарив мальчика, я отправился к Ильину.
Оказалось, тот уже все знал: у нас был штатный беспилотник, который и обнаружил турецкий отряд, численностью примерно в тысячу человек – почти в четыре раза больше, чем у нас. А также еще и то, что одновременно с востока приближается еще один турецкий отряд – наверное, это гарнизоны поселений, ушедшие перед приходом наших. Этих было не так много, но, наверное, три-четыре сотни наберется.
Информация об этом ушла «куда надо». Но до прихода подкрепления пройдет немало времени. Да и оборонительная позиция наша не самая лучшая, разве нам повезло, что ночью был дождь и по полям теперь конным строем нас уже не обойдут, слишком сейчас вязко. В поселке бой принимать не хотелось: местные запросто могли ударить нам в спину.
Мне было поручено на рожон не лезть и заниматься отстрелом офицеров, как сказал Ильин: «Это у тебя худо-бедно получается, а вот все остальное, скажем прямо, откровенно хреново». Ну что ж, спасибо на добром слове… Позицию я занял в рощице, вырыв на скорую руку три окопчика и плюхнувшись в один из них. Я еще успел замаскировать их ветками и выложить сухими листьями окопчик – не так грязно будет. Проверил винтовку, боеприпасы, бутыль с водой – хрен знает, сколько тут сидеть, а пить может захотеться. И достал фото Мейбел.
Ну что ж, любимая, если меня не станет, то не поминай лихом и будь счастлива. Ты-то без меня всяко проживешь, а вот я без тебя… И какая нелегкая заставила тебя ломануться на фронт? Дура ты, хоть и умная. Но что поделаешь…
Я встал на колени, они сразу намокли, даже сквозь листья, и прочитал «Отче наш», «Богородицу», молитву за рабу Господню Аллу и за все православное воинство… А потом, неожиданно для себя, поцеловал крестик и запел, как в детстве на Крестопоклонной:
Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние Твое; победы православным христианом на сопротивныя даруя, и Твое сохраняя Крестом Твоим жительство.
19 (7) ноября 1854 года.
Лондон. Тауэр.
Сэр Теодор Фэллон, заложник. Или наложник?
Когда сэр Альфред Спенсер-Черчилль пришел ко мне вчера с извинениями, то я решил слегка «наехать» на него:
– Сэр Альфред, я весьма сожалею, что мое заточение в этом историческом месте нарушает пусть не букву, но дух наших договоренностей. Но я готов вас выслушать.
– Сэр Теодор, пришли страшные вести из Добруджи. Русские захватили ее и движутся к Силистрии. Наш флот ушел с Черного моря и держит оборону – так они это назвали – в Мраморном море. По крайней мере две вражеские эскадры действуют в непосредственной близости от Англии, наша торговля с Америкой и со Скандинавией, и даже наше сообщение с Ирландией практически прекратились. Разве что торговля с Францией, а также через Францию с Североамериканскими Соединенными Штатами и с нашими колониями в Америке, еще не полностью встала, хотя и там настолько повысились страховые премии, что… Впрочем, я думаю, что вам и так все понятно.
– Сэр Альфред, полагаю, в данной ситуации лучшим решением был бы мир с Россией. И чем скорее, тем лучше. Пусть французы и далее бодаются с русским императором, назвавшим их императора «другом», а не «братом».
– Из Франции… – Альфред на мгновение замялся, а потом со вздохом произнес: – Эх, вы все равно всё узнаете, так что лучше буду с вами честен до конца. Оттуда новости ничуть не лучше. Другой «наполеончик», Наполеон-Жозеф, перешел границу с Лотарингией и идет на Париж. Гарнизоны городов по пути следования переходят на его сторону. Он даже пообещал немецкоязычным владениям Франции независимость, так что и те за него горой. По непроверенным данным, Луи-Наполеон уже бежал из Парижа. Вполне вероятно, что он направляется в Англию. Как будто у нас тут мусорное ведро![44] Возможно, придется его выдать Франции в обмен на хорошее отношение со стороны нового Наполеона.
– А с русскими Франция воевать больше не будет, так это надо понимать?
– Нет, не будет. И турки сейчас в полном расстройстве: такого разгрома они не ожидали. Так что, полагаю, нам придется мириться. И именно для этого мы хотели бы с вами обсудить, кто есть кто в России и как именно нам следует к этому подходить. Вы же знакомы вроде и с императором, и с его министрами, и с эскадрой.
– Ну, с эскадрой немного знакомы и вы. А насчет всего остального… хотелось бы получить твердые гарантии, что меня выпустят отсюда и впредь будут со мной обходиться соответственно. И да… чтобы персона, незаслуженно пострадавшая из-за меня, не подвергалась никаким репрессиям.
– Если вы про мисс Мак-Грегор, то никто ее не удерживает.
– Значит, ее выкинули из Голландского дома. И она совсем одна, без денег, без друзей…
– Увы. Но мы можем… выдать ей определенную сумму на обустройство.
– Хоть так. Проследите, чтобы это случилось еще сегодня. И чтобы этой суммы хватало бы ей хотя бы на год безбедной жизни. Включая аренду жилья. Да и в будущем чтобы она не оставалась без средств. Поймите, романтического либо другого интереса к ней у меня нет, но пострадала она, как мне кажется, только за то, что ее увидели в моей компании.
– Хорошо, сэр Теодор. Постараюсь добиться всего этого, хотя в отношении вас, наверное, реалистично будет лишь смягчение режима. Рассчитываю навестить вас завтра или послезавтра. С хорошими новостями. И тогда, я надеюсь, мы сможем поработать над тем, что я вам описал?
– Если мне принесут бумагу и ручку, а еще лучше карандаш и ластик, то я подумаю над вашим вопросом и сделаю кое-какие наброски.
– Очень хорошо. Давайте я оставлю вам свои, – и он действительно достал их из портфеля. – Да, и еще… – и на столе оказалась бутылочка Walker’s Kilmarnock Whisky, как гордо сообщила нам этикетка. – Надеюсь, что вам это понравится.
– Благодарю вас, сэр Альфред. – Виски я не слишком любил, но на безрыбье, как говорится, и задница соловей… Кстати, не тот ли этот Джонни Уокер, подумал вдруг я[45]. Хотя вряд ли, фамилия не самая редкая.
Вслух же я сказал лишь:
– До скорой встречи, сэр Альфред.
Прощание сэра Альфреда было более цветистым, но, когда он ушел, я сел и начал обдумывать, что именно им такого присоветовать. Потом меня повели на прогулку, и я краем глаза увидел, что, кроме моей двери, ни единая дверь по маршруту нашего следования заперта не была. Выход был на первом английском этаже (он же второй русский), но лестница как ни в чем не бывало шла дальше вниз, и меня так и подмывало посмотреть на нижний этаж и особенно на подвал. Но со мной были два йомена, и пришлось следовать на улицу и спускаться с небольшого балкончика по деревянной наружной лестнице.