с ними, как именно можно будет воплотить в жизнь пожелания премьер-министра.
23 (11) ноября 1854 года.
Королевство Пруссия. Берлин, ресторан «Цур Летцтен Инстанц».
Чарльз Каттлей, переговорщик
– Здравствуйте, – поприветствовал меня человек, сидевший в углу отдельного кабинета. – Можете называть меня полковник Сидоров. Сигару? Коньяк? Немецкого шнапса?
Мой собеседник встал и протянул мне руку для рукопожатия. Меня поразил его высокий рост: он почти касался головой потолка. Весьма заметна была и несомненная военная выправка, несмотря на элегантный цивильный костюм.
– Спасибо, не откажусь ни от сигары, ни от коньяка, – вымученно улыбнулся я. Отрезав кончик сигары гильотиной, зажег и раскурил ее, все это время искоса наблюдая за своим визави. Он мило улыбался мне, но так и не притронулся к хьюмидору[73]. Вместо этого он открыл бутылку коньяка hors d’age[74] от Фрапена и разлил сей благородный напиток по пузатым снифтерам. После того как мы чокнулись, полковник произнес:
– Ваше здоровье, господин Каттлей.
– Откуда вы знаете мое имя? – изумился я. Скажу честно, мой собеседник так озадачил меня, что я поставил на стол снифтер, который уже было поднес к губам.
– Мы располагаем вашим портретом, – улыбнулся полковник, после чего ответил и на второй, невысказанный мною вопрос: – А если вы хотите знать, почему я дал вам понять, что знаю, кто вы такой… Видите ли, я предпочитаю вести честную игру. Ведь вы, без сомнения, приехали в Берлин для того, чтобы провести зондаж относительно возможного заключения мирного договора между нашими державами. Причем, если я правильно оцениваю ситуацию, третий виконт Палмерстон ничего о вашем визите не знает. И, чтобы окончательно расставить все точки над i и перечеркнуть буквы t[75], добавлю, что послал вас сюда либо Уильям Гладстон, либо кто-нибудь из его окружения. Итак, ваше здоровье!
Я невольно отметил про себя, что его английский выше всех похвал, – разве что акцент его был больше похож на говор жителей наших заокеанских колоний, которые считают себя отдельной страной. И если бы я не знал, что он русский, то решил бы, что он из Филадельфии либо из Нью-Йорка.
Посмаковав глоток коньяка (а оказался он отменным, как, впрочем, и сигара), я решил не делать тайны из того, какую именно группировку я представляю.
– Вы правы, меня действительно прислал сэр Уильям. Ее величество очень недовольна политикой виконта Палмерстона, которая привела к огромным потерям нашего флота и экспедиционного корпуса. И, как я полагаю, отставка его не за горами.
– И вы решили, что пора ставить на другую лошадь? – закончил мою мысль собеседник. Должен признать, прозвучало это несколько грубовато, но в общем правильно.
– Не только это. Я, в отличие от виконта, родился и вырос в России и намного лучше его представляю себе тамошние реалии. То, как видит вашу родину виконт, весьма и весьма карикатурно. Хотя, буду с вами честен, ситуация, как мне кажется, была бы совсем другой, если бы не появление неизвестной эскадры на Балтике. Мы немного знаем про эту эскадру, к которой, если я не ошибаюсь, имеете честь принадлежать и вы…
– Именно так, – кивнул полковник. – А ваши сведения, без сомнения, от перебежчиков… Эти наговорят вам все что угодно, лишь бы спасти свою драгоценную жизнь. – В голосе моего собеседника прозвучало такое ледяное презрение, что я поежился, представив себе, что будет, если сэр Теодор попадет в руки к таким людям, как этот «Сидоров»[76] (было понятно, что такой фамилии у дворянина быть не может, а для ведения переговоров со мной русские простолюдина просто бы не назначили).
– У нас есть свои каналы информации, – дипломатично ответил я. – В любом случае я благодарен вам, полковник, за готовность встретиться со мной.
– …и возможность прозондировать, на каких условиях Россия согласилась бы прекратить войну, – озвучил тот мою невысказанную мысль.
– Именно так, что уж греха таить… Все, кроме виконта Палмерстона и пары фанатиков в его окружении – в первую очередь, Альфреда Спенсера-Черчилля, – давно уже поняли, что война нами проиграна. Великобритания практически отрезана от мира: две ваших эскадры сделали весьма рискованным морское сообщение даже с Ирландией. Можно было еще как-то существовать за счет торговли через Францию, Голландию и Бельгию. Но у наших лягушачьих друзей переменилась власть, а сыроеды настолько взвинтили цены, что наши торговые дома оказались на грани разорения. Да и, скажу вам честно, снова начались волнения в Ирландии. Конечно, все еще ходят пароходы янки, хотя и намного реже, чем раньше. Но их пассажиры привозят с собой заокеанские газеты, и они пестрят статьями о том, что, согласно доктрине «Явного Предначертания»[77], сейчас самое время наложить лапу на земли британской короны и Компании Гудзонова залива, находящиеся к северу от их границы. А некоторые их писаки упоминают и острова Карибского моря – Багамы, Виргинские острова, Малые Антилы, Ямайку…
– Как же, как же, мне довелось слышать это, хотя и краем уха, – сказал полковник, хотя я готов был побиться об заклад, что если русские и не приложили руку к этим событиям, то готовы негласно их поддержать. – Кстати, вполне возможно, что и торговля с Нижними Землями[78] вскоре сойдет на нет по схожим причинам.
– Так мы, увы, и предполагали, – ответил я. – Поэтому, как только Палмерстон потеряет свой пост – а это, как мне кажется, произойдет в течение если не нескольких дней, то точно через пару недель – мы желали бы как можно скорее заключить мир с Российской империей. И нам хотелось бы знать, на какие условия мы могли бы рассчитывать.
– Встречный вопрос, – полковник Сидоров посмотрел мне в глаза. – Видите ли, очень часто те договоры, которые мы подписывали с Британией, нарушались последней, как только ей это становилось выгодно. У нас даже бытует поговорка, что англичане – хозяева своего слова. Захотели – дали его, захотели – взяли обратно. Смею вам напомнить, что еще четверть века назад мы были союзниками и что Россия никак не покушалась с тех пор на британские интересы. Легитимные интересы, я имею в виду. А англичане ответили нам за всё черной неблагодарностью. Причем это происходило не только по отношению к нам – позвольте вам напомнить про три «копенгагирования».
– Полноте, – пробормотал я растерянно. – Но ведь последнее из них закончилось не в нашу пользу…
– Вопрос не про результаты, а про сами действия. Так что вам придется подумать, как именно убедить нас в том, что на этот раз вы договоренностей нарушать не будете. Что же касается репараций… Мы рассчитываем как на определенные территории в средиземноморском регионе, так и на кое-что из ваших заокеанских владений. Причем не только в Америке, но и в Индийском океане.
– Позвольте, но… – промямлил я.
– Могу вас заверить, что это намного скромнее, чем то, что желают получить от вас янки. Далее. Мы хотим непосредственно вести торговлю с Индией и другими британскими колониями – смею добавить, что подобная торговля могла бы быть взаимовыгодной. Российская империя, со своей стороны, выражает свою полную незаинтересованность в присоединении какой-либо части материковой Индии, Бирмы, а также британских территорий к северу от Сингапура, и готова в полном объеме платить причитающиеся британской казне торговые пошлины.
Далее. Соединенное королевство возьмет на себя все кредиты, выданные Российской империи и ее подданным английскими банками. Кроме того, в Россию в счет репараций будут поставлены сталь, уголь, станки, рельсы и другие промышленные изделия. И, наконец, будут выплачены определенные суммы золотом.
– Но вам не кажется, что ваши требования чрезмерны?
– Вы так считаете? Хорошо, тогда представьте себе – английская торговля сходит полностью на нет. Далее: «Молодые ирландцы» поднимают мятеж и добиваются независимости своего острова. Ваши соседи по Северной Америке и Карибскому морю захватывают Ямайку, Малую Антильскую гряду, Торонто и Монреаль… В условиях войны с вами мы им мешать не будем. К тому же и наши собственные требования будут пересматриваться только в сторону увеличения. Так что в ваших интересах начать полномасштабные переговоры как можно скорее. Единственным условием для их начала является прекращение всех боевых действий и возвращение всего, что было награблено в Крыму и на досмотренных вами русских кораблях.
Я сидел, лихорадочно соображая, как именно я преподнесу это ее величеству. А полковник, улыбнувшись, налил еще по рюмочке коньяку.
– Давайте выпьем за будущие мир и взаимопонимание между нашим державами, господин Каттлей. Ведь любая война рано или поздно заканчивается миром. Каким? А вот это во многом зависит от нас…
– Мир и взаимопонимание, – повторил я, поднимая рюмку.
– А теперь я позову официанта, и мы с вами пообедаем. Я угощаю – готовят здесь действительно весьма неплохо, даже с учетом того, что мы в Пруссии.
24 (12) ноября 1854 года.
Силиврия.
Унтер-офицер Отдельного отряда охотников Эрик Сигурдссон
«Ну, всё», – подумал я, а в голове вдруг зазвучала грустная песенка, которую иногда напевал мой наставник Хулиович: «И никто не узнает, где могилка моя…»
Находились мы в Силиврии – нет, не Силистрии, а именно Силиврии, городке на Мраморном море, которое, впрочем, в этот день было ничуть не ласковее, чем Ботнический залив в это же время года у меня на родине, на Аландах. Было прохладно и пасмурно, дул северный ветер, и казалось, что наступил конец моей не столь уж длинной жизни.
В Силиврию мы пришли в составе сводного отряда под командованием штабс-капитана Сергея Волынца. Он был очень недоволен – мол, сил нам придали всего ничего, операция непонятная, да и в Чорлу нужно будет оставить гарнизон. Единственная его надежда была на наш сводный отряд, вооруженный новыми штуцерами, с приданными ему двумя пулеметами (это что-то вроде картечницы – может в один момент выпустить сразу множество пуль) и четырьмя минометами (что-то вроде мортиры, но полегче). Кроме того, с нами была сотня задунайцев, две сотни кубанцев (из которых полусотню оставили в Чорлу в качестве гарнизона) и небольшой медицинский отряд. Да, и еще этот поп, отец Дамиан – я так и не понял, зачем он нам…