В четыре часа я оплатил счет и неторопливо направился ко входу в театр. Купив цветы – не у Ежи, а у какой-то бойкой девицы, – со скучающим видом расположился чуть в стороне от входа и начал глазеть на кокетливых девушек, совершавших променад по бульвару. Погода была холодной, но солнечной, и парижанки пользовались случаем, чтобы и себя показать, и поглазеть на других.
И вот, наконец, на перекрестке Рю Вьей дю Тампль и бульвара дю Тампль показался кортеж так называемого императора. Точнее, там и было-то всего лишь четверо: сам Наполеончик, какой-то белобрысый человек в партикулярном платье и, чуть поодаль, двое гвардейцев, которые, подкручивая усы, больше поглядывали на дам, чем наблюдали за императором. Я делал вид, что занимаюсь тем же самым, но боковым зрением следил за кортежем. И, когда они подъехали ко входу, один из гвардейцев спешился, чтобы купить цветы для «императора».
В этот самый момент я выхватил «Лефоше» и сделал первый выстрел, а менее чем половиной секунды позже послышался второй – из револьвера Ежи.
12 декабря (30 ноября) 1854 года.
Вена. Шёнбруннский дворец.
Министр иностранных дел Австрийской империи граф Иоганн Бернгард фон Рехберг-унд-Ротенлёвен
Срочный вызов к императору не стал для меня неожиданностью. Мои люди доложили мне, что вчера его посетил Ансельм Саломон Ротшильд, фактический глава клана венских банкиров. О чем они говорили, к сожалению, узнать не удалось. Но не просто же так еврей, хотя и очень богатый, будет рваться поговорить с императором?
Франц Иосиф был взволнован, но тщательно скрывал от меня свои чувства. Разговор сначала зашел о выводе наших войск из Дунайских княжеств.
– Граф, это очень для нас неприятно, – сказал он, – но, как это часто бывает, даже из неудач можно извлечь некую пользу.
– Какую именно? – мне стало любопытно узнать, к чему клонит этот самонадеянный юнец.
– Граф, мы оставили Дунайские княжества в состоянии полного хаоса. Ту систему управления, которую создали там русские, мы полностью разрушили. А ведь в этих провинциях живут представители самых разных племен, говорящих на многих языках. Часть из них схизматики, часть – лютеране, часть – честные католики. И все они относятся враждебно друг к другу. Воспользовавшись безвластием, они тут же вспомнили старые обиды и теперь с оружием в руках пытаются сводить счеты друг с другом. Как вы считаете, граф, легко ли будет русским навести порядок в Дунайских княжествах?
– Ваше императорское величество, я считаю, что русские привыкли управлять разноплеменным населением у себя дома, и им довольно быстро удастся успокоить обитателей этих земель. Ведь кто помешает им снова привлечь к управлению этими территориями тех, кто занимался тем же самым во время их протектората над Дунайскими княжествами?
– А что будет, если найдутся люди, которые станут разжигать пламя взаимной вражды в этих землях? – император пристально посмотрел мне в глаза. – Допустим, секеи из Трансильвании придут на помощь своим соплеменникам чангошам[105], живущим в окружении валахов?
– Это будет ужасно! – я вздрогнул, вспомнив, как в годы Венгерского мятежа секеи подчистую вырезали валашские и немецкие селения.
– Как вы полагаете, граф, – Франц Иосиф сардонически усмехнулся, – русские будут спокойно наблюдать за зверствами секеев?
– Я думаю, что русские без колебаний применят оружие против этих головорезов.
– Но секеи и примкнувшие к ним другие любители пограбить и поубивать тоже неплохо владеют оружием. Русским придется отвлечь часть войск, наступающих на Константинополь, и направить их на усмирение волнений в их тылу.
– Вы правы, ваше императорское величество. Только, простите, я не вижу никакой пользы для нашей державы от подобных событий.
– Граф, наша польза заключается в том, чтобы помешать русским раздавить турок. Они, конечно, и сами те еще разбойники и головорезы. Но пока русские сражаются с ними, османы наши союзники.
– А как же проект договора, который мы уже почти подготовили вместе с русским послом князем Горчаковым? – спросил я. – Неужели мы не подпишем его и останемся один на один с русской армией, которая после того, как она разобьет Османскую империю – а ведь это уже фактически произошло, – развернет свои штыки в нашу сторону?
– Вы полагаете, граф, что император Николай рискнет с нами сразиться? – Франц Иосиф покачал головой. – Не думаю. Ведь русским не нужна еще одна война. А потом наши союзники в Европе…
– Какие союзники в Европе?! – тут я не выдержал и довольно невежливо перебил монарха. – Франция уже стала союзницей России, а Британия никогда не начнет войну на континенте, если ее при этом не поддержит государство, имеющее сильную сухопутную армию.
– Новый французский император, который так неосторожно связал свою судьбу с этим северным колоссом на глиняных ногах, может пасть от руки одного из своих политических соперников, – голос Франца Иосифа был ровен и спокоен, словно он говорил не об убийстве царственной особы, а о пустяке, вроде охоты на перепелов в окрестностях Шёнбрунна. – У меня есть достоверные сведения о том, что в самое ближайшее время этот ставленник Петербурга будет убит. Его преемницей на французском престоле станет супруга трагически погибшего императора Наполеона III, Евгения Монтихо.
– Да, но во Франции никогда не было женщин-императриц! – воскликнул я. – Ее не примет народ…
– Примет, если за ней будет сила, – спокойно ответил император. – А такая сила найдется. Деньги помогут создать новую армию, которая своими штыками успокоит всех недовольных и крикунов.
– Да, но какая польза во всем этом будет для нашей Австрии? – удрученно спросил я. Мне стало понятно, что с таким трудом налаженные нормальные отношения с Россией могут быть неожиданно разрушены из-за капризов юного монарха.
Да, видимо, не зря к нему вчера заглянул на огонек Ансельм Соломон Ротшильд. Он действовал явно с подачи своих родственников – французских и английских Ротшильдов. Первые были напуганы намерениями нового французского императора ослабить их влияние на политику страны, а вторые желали продолжить войну с Россией. Ротшильды были готовы сражаться с императором Николаем до последнего австрийца и француза.
– Ваше императорское величество, – произнес я, – мне кажется, что политика, направленная на конфронтацию с русскими, ошибочна и весьма опасна для нас. К добру она не приведет.
– Граф, – император неприязненно взглянул на меня, – вы смеете противиться воле своего монарха?
– Противиться не смею, но и не желаю совершать ошибки, которые могут привести к развалу нашей державы. А потому прошу принять от меня прошение об отставке, которое я сегодня же вам предоставлю.
– Обещаю, что я его тотчас же подпишу. Я вас больше не задерживаю, – видно было, что император с большим трудом сдерживает гнев.
– Позвольте задать вам лишь один вопрос, – эта комедия уже изрядно надоела мне, и очень хотелось побыстрее покинуть кабинет императора, чтобы хоть немного привести в порядок нервы, – кому, ваше императорское величество, я должен передать дела?
– Граф, я назначу на ваш пост достойного преемника, – напыщенно произнес Франц Иосиф. – Пока же мне придется лично разобраться во всех ваших весьма странных делах и изгнать из министерства всех русофилов, которых вы туда ввели. Им там не место.
«Бедный граф Фикельмон, – подумал я. – Похоже, что ему в скором времени придется покинуть Петербург. Возможно, ему было бы лучше там остаться. Да и мне, пожалуй, стоит на время покинуть Австрию. Кто его знает, как тут пойдут дела. Вполне вероятно, что этот самонадеянный молокосос накличет на нашу страну беду. И тогда уже никто и ничто не спасет ее от распада».
Не говоря больше ни слова, я поклонился императору и вышел в приемную, где, присев за стол его дежурного адъютанта, написал прошение об отставке…
12 декабря (30 ноября) 1854 года.
Париж, Бульвар дю Тампль.
Майор Службы безопасности эскадры Евгений Александрович Ленцов
За десять минут до назначенного мне времени я прибыл верхом во двор Тюильри, где увидел двух кавалеристов Императорской гвардии, одетых в бело-голубую форму с расшитыми золотом воротниками. К моему стыду, я заметил, что они с трудом сдерживали улыбки, наблюдая за тем, как я сижу в седле. Да, прав был Петр Первый, говоря про пехотных офицеров: сидел я на лошади примерно так же, как собака на заборе. Хорошо еще, кобыла моя оказалась смирной…
– Это вы русский майор Ленц? – спросил меня один из них.
– Именно так.
– Мой майор, император приказал сообщить вам, что мы будем сопровождать его и вас в вашей поездке в театр.
Я обратил внимание, что вооружены они были одними лишь палашами, но ничего не сказал, хотя мне это очень не понравилось. Конечно, у меня был с собой пистолет Сердюкова, а в седельной кобуре еще и пистолет Ярыгина, а также магазины к обоим стволам. Но что смогу я сделать один, если нападающих будет несколько, причем атакуют они нас с разных сторон? Ведь именно так я бы и поступил, если бы оказался на месте потенциальных убийц.
Ровно в четыре часа из парадной двери показался император. Гвардейцы отсалютовали ему палашами, а он тепло поприветствовал их и меня. Ему подвели коня, и он с улыбкой сказал:
– Мсье майор, пора в путь!
Мы проехали под Триумфальной аркой на пляс дю Каррузель и повернули на Рю де Риволи. К счастью, император знал, что я не очень хорошо держусь в седле, и двигались мы неторопливой рысью.
Днем я проехал по предполагаемому маршруту нашего движения и решил, что покушение, если оно состоится сегодня, скорее всего, произойдет у самого театра, на бульваре дю Тампль. У театра было два входа: для публики, на сам бульвар, и служебный – уходивший сбоку в узкий крытый пассаж. Такой же пассаж располагался и с другой стороны театра. Видимо, именно там после покушения убийцы и попытаются уйти от погони.