икроорганизмами?
Он обратился к новому хранителю плащаницы, кардиналу Сальдарини, желая вновь исследовать плащаницу. Тот не предоставил плащаницу профессору, но отправил к Джованни Риджи, который принес выборки 1988 года из хранилища банка. Исследовав полоску ткани под переносным микроскопом, Гарса-Валдес действительно увидел, что ткань «закрыта» полимерным покрытием и это серьезно воздействует на точность радиоуглеродной датировки.
Но хотелось изучить и ДНК крови. Гарса-Валдес передал пробы крови в Центр передовых технологий ДНК при Техасском университете. Там доктор Виктор Трайон смог изолировать и выделить сегменты генов, показывающие, что пробы содержат ДНК мужчины. Причем наличие обоих типов X и У хромосом в «ДНК Бога» (именно так Гарса-Валдес, не смущаясь, назвал свою книгу) свидетельствует лишь об одном: данный мужчина появился на свет вполне естественным путем, а не в результате Непорочного зачатия...
Оставалось только понять, каким образом оказалось изображение человека на ткани плащаницы.
Откуда явился образ?
Наука вполне резонно спрашивает: если Туринская плащаница подлинная, то как на ней тогда мог проявиться образ? И даже если это подлог, все равно, каким образом было получено изображение? От верующих в чудо наука себя уже отделила, она ни на йоту не желает отступать от научных принципов и иметь что бы то ни было общее с подобными аутсайдерами веры в плащаницу.
Версий появления изображения на плащанице множество. Некоторые считают, что это результат некоего паранормального явления. То есть уже не чудо, но близко... В действие были приведены некие сверхъестественные силы.
Парапсихолог из Мексики Цезаре Торт предположил, что образ на плащанице — это так называемая мыслеграфия. Последние данные показывают, что на свете существуют люди с особым складом психики, способные при помощи концентрации мысленной энергии запечатлеть на фотопленке вполне четкие образы. Примеры есть — имя Ури Геллера у многих на слуху.
Цезаре Торт никак не мог объяснить себе противоречия между историческими свидетельствами и научными данными, полученными в исследованиях плащаницы в 1988 году. Он задумался, каким образом ткань XIV столетия могла донести до нас изображение человека, жившего в I веке. Никак вроде бы. Значит, во всем «повинна» мыслеграфия, проекция на ткань коллективных представлений паломников, собиравшихся со всей земли, чтобы посмотреть на полотно. Вопрос к Торту только один: зачем паломникам собираться со всей земли, если на ткани не было лика Бога?
Любопытна другая теория — так называемая теория «ядерной вспышки». Физик-ядерщик из Великобритании Китти Литтл в 1950 году, в тот момент совершенно не думая о плащанице Христа, работала над вопросом воздействия ионизирующей радиации на различные ткани, в том числе и льняные. В зависимости от дозы облучения образцы льняной ткани становились то соломенного, то темно-коричневого оттенка. А потом Литтл увидела тот же самый оттенок ткани на плащанице. Чем плотнее прилегала пелена к телу, тем отчетливее было изображение. Оно напоминает следы ожога или осияния, оставленные длившимся доли секунды высокоинтенсивным радиоактивным излучением, исходившим от тела Иисуса. Следовательно, его воскрешение сопровождалось процессом регенерации, затронувшим ядерную структуру тела.
Теория вроде бы заманчивая. Но... вспыш- ка-то была ядерной. Если бы она произошла, думаю, ни плащаницы, ни Иерусалима мы бы с вами точно не увидели. Именно поэтому Джон Джексон выдвинул немного другую гипотезу — гипотезу «излучающего тела». В его эксперименте были задействованы скульптурные изображения, обмазанные фосфором, в темноте излучающим поглощенный свет. Оказалось, что степень потемнения ткани зависела от ее удаленности от излучающего тела. Все тело при этом должно излучать.
Александр Беляков, руководитель Московского центра Туринской плащаницы, выдвинул гипотезу «огненного тела»: воскресающая плоть внутри льняной ткани в определенный миг оказалась окруженной световидной энергией в форме тела. Как бы там ни было, есть еще теории, связывающие появление образа с редкими естественными процессами, например с химическими реакциями между телом Иисуса и тканью погребальной пелены.
Для начала давайте обратимся к теории «ис- парениеграфии» Поля Виньона. Виньон предположил, что ткань была пропитана ароматическими маслами мирры и алоэ. Это соответствует евангельским описаниям. И такая пропитанная маслами ткань вступила в реакцию с аммиаком, выделявшимся телом. Что тоже соответствует суровой действительности — тела людей, умерших в результате страшных пыток и мучений, покрываются «смертным» потом. В нем необычайно велико содержание мочевины, изобилующей аммиаком.
Исследования в этом направлении продолжили Эльмар Грубер и Хольгер Керстен. Они провели эксперимент прямо на себе. Умастили тело Керстена смесью алоэ и мирры и затем подвергли локальному нагреванию. Их не настолько волновало происхождение изображения на пелене, как тот вопрос, что в теле Иисуса еще продолжала теплиться жизнь. Изображение они получили, а догадка так и осталась догадкой.
Родни Хор выдвинул гипотезу так называемой термографической коррекции. Он хотел доказать, что, находясь во гробе, Иисус, возможно, оставался живым и поэтому более теплым, чем все остальные предметы в гробнице. И добавил, что воскрешение — это всего лишь возвращение из состояния комы. Доказывал Хори то, что если тело оставалось теплым, то нижняя, или задняя, половина покрова тоже была бы теплее верхней половины. Это могло бы объяснить, почему одна часть плащаницы темнее другой. Само же тело покоилось в саркофаге, накрытом сверху не крышкой, а полотном.
Окончательного ответа не дано, как не дано и ответа на другой вопрос: кто тот человек с плащаницы?
Продолжение легенды о плащанице
По возвращении в Аккон Жан-Пьер де Вуази решил нанести визит Гюго де Бульо. Тот явно обрадовался приходу молодого барона. Он держал правую руку Жана-Пьера между своими влажными руками и многословно заверял в том, как рад его визиту. Прикосновения монаха были неприятны Жану-Пьеру, но из вежливости он не отваживался забрать руку. Наконец ему удалось достать из складок плаща маленький белый пакетик.
— Я кое-что доставил вам, фрадре, из Иерусалима. Это только мелочь, но думаю, она заинтересует вас.
Монах выудил маленькие монетки.
— Это монеты времен нашего Господа Иисуса Христа, — пояснил юный барон. — В греческих буквах на них отчеканено имя императора Тиберия. Видите?
Монах повертел монеты.
— Такой бесценный дар я не могу принять... — проговорил наконец францисканец. И мгновенно спрятал мешочек с монетами в складках своей коричневой рясы. А потом спросил: — Откуда они у тебя, сын мой?
— От арабского торговца, — ответил Жан-Пьер. — От отца я слышал, что вы любите древности, и подумал, что вам понравятся эти монеты... Это, конечно, не реликвии, но все же Понтий Пилат оставил о себе память в Священном Писании...
— Все верно! — с серьезным видом отозвался монах. — Понтий Пилат был своего рода некрещеным святым. Он пытался спасти Господа нашего Иисуса Христа от проклятых иудеев, требовавших распятия!
Жан-Пьер тут же вспомнил, что рассказывал ему Натанаэлъ, но не испытывал ни малейшего желания спорить об этом, с Гюго Бульо. Он лишь быстро спросил:
— Как поживают ваши поиски реликвий для ордена и Франции, фрадре?
— Как никогда хорошо, сын мой! Силой мы, конечно, сейчас не можем забирать святые косточки из церквей схизматиков, тем паче что король Людовик почил в бозе, а воины покинули Святую землю. Но покупать еще как можем. Вот совсем недавно приор маленького монастыря схизматиков с Кармеля был у меня в гостях. В его церкви есть реликвии некоторых святых — святой Варвары, святой Екатерины, святого Георгия. Нет секрета в том, что монастырь обнищал и его монахи страдают от нужды, — вот приор и решил поторговать реликвиями.
С этими словами монах вытащил из кармана сутаны маленький металлический реликварий и протянул Жану-Пьеру. Там лежала какая-то косточка.
— Это кость святого великомученика Стефана, — объяснил Гюго де Бульо. Вытер лоб огромным платком, а когда Жан-Пьер вернул ему реликварий, завернул его в этот платок.
— Эх, найти бы более важные реликвии, иглы от тернового венца, гвозди с распятия...
— Плат Вероники... — подсказал Жан-Пьер.
— Ах, да что там плат! — воскликнул монах. — Это подделка, видал я ее. Эх, если бы крестовый поход продолжился...
Жан-Пьер взглянул на руки монаха. В них было что-то грубое, примитивное. Тыльная сторона ладоней поросла черными волосками, кожа проглядывала бледная. Пальцы были слишком коротки, ногти обломаны, с черным ободком.
Юный рыцарь все же решился и произнес:
— А я так рад, что крестовый поход закончился. .. и мир воцарится между мусульманами и христианами...
Глаза Гюго де Бульо опасно блеснули.
— Что, черт побери, ты думаешь, Жан-Пьер де Вуази?
Воцарилось напряженное молчание. Это молчание монаха не удручало. Он упивался им — перед битвой надо сделать паузу, тянуть ее до бесконечности, чтобы противник почувствовал себя неуютно.
— Крестовый поход не соответствует моим нынешним моральным представлениям, — произнес наконец Жан-Пьер. — Мне кажется безнравственным, что мы, христиане, сеем смерть меж людьми, которые хотят жить и верить иначе, чем мы. Монах поиграл желваками, мрачно поглядывая на юношу.
— Сдается мне, что ты переменил, свое мнение в обществе того проклятого иудея?
— Да, благодаря моей дружбе с ним и с младшим сыном эмира Туниса. Почему нам троим удалось найти общий язык, а вы все раздуваете ссоры?