— Ты как-то напряжена, — заметил Рашид, проводя указательным пальцем по моим губам. — Такая молчаливая и думаешь о чём-то…
— Свет слишком яркий. Погаси хотя бы одну лампу, тогда нам обоим станет комфортнее.
Я не солгала. В полумраке мне было бы проще перенести это жуткое испытание.
— Айлин, ты меня боишься? — Он внимательно заглянул мне в глаза.
— Как я могу бояться того, кого люблю? — Ответ прозвучал уверенно.
— Я тоже люблю, поэтому хочу видеть тебя. Темнота нам не нужна.
Утомлённый собственными фантазиями, без всякой нежности он нетерпеливо снимал с меня сложный наряд, словно распаковывая желанный десерт, который уже давно хотелось съесть. Мне было нелегко видеть эти чёрные глаза, олицетворявшие своей тьмой его подлинную жестокую душу. Он бросил меня на постель, а я крепко закрыла глаза, внушая себе лишь одно: «Это сон, ужасный сон… всё не по-настоящему…» Самое лучшее, что могла вспомнить в тот момент, — лицо Уилла. Его светлые, полные добра глаза стали моим единственным спасением. Я видела его, как наяву! Память сохранила всё, особенно — его улыбку. Незримо он стал моим Ангелом-хранителем и оставался рядом. Кажется, на время я полностью лишилась рассудка и силой внушения уверовала, что это Уильям сейчас обнимает меня, целует, касается… Невероятная иллюзия, выдуманная сознанием, помогла мне забыться в удушающих объятиях чудовища.
Глава пятнадцатая
Ночь прошла в забытьи. Я знала: будут и другие, но ясный солнечный рассвет стёр следы случившегося.
Когда минула полночь, Рашид проводил меня в мою комнату. Я была очень рада, что, проснувшись, не придётся лежать рядом с ним. На часах ещё не было и шести. Не привыкла вставать так рано, но желание — уснуть снова — исчезло. Надев то же самое длинное платье, которое уже считала своим, подошла к двери: она больше не была заперта! Моё лицо озарила давно потерянная радость. Я тихо опустила ручку и выглянула в коридор. Там никого не оказалось, но, остерегаясь чьего-либо присутствия, постаралась прислушаться: ни звука, ни шороха — ничего, что могло нарушить тишину. Все спали. Не осознавая, что совершаю крайнюю глупость, надела туфли на плоской подошве и снова выглянула в манящий своей пустотой коридор.
Мягкие шёлковые ковры позволили идти быстро, заглушая звуки шагов. Я спустилась по лестнице на первый этаж и подошла к входной двери. Всего пара метров отделяла меня от свободы! Почти сделала к ней шаг, но тут же спряталась за угол: по коридору не спеша прошла молодая служанка со стопкой белоснежных простыней в руках. Когда она ушла, я вновь вернулась к двери. «Собираюсь уйти прямиком в пустыню, не сделав ни единого глотка воды?» Эта мысль возникла, но тут же исчезла: красивая деревянная дверь со вставками из разноцветного витража так и манила… Прямо за ней меня ждал мир, который был отнят. Разве что-то могло сейчас оказаться важнее? Больше не задумываясь ни на секунду, уверенно повернула защёлку.
Лучи солнца встретили вполне ожидаемым теплом. Я радостно зажмурилась и тихо закрыла дверь за своей спиной. Дом стоял, словно в оазисе, окутанный розами и ярко-зелёными пальмами. Тут не было забора, а дорога находилась совсем рядом. Тишина, которая царила в доме и за его пределами, вдруг стала пугающей: слишком идеально, слишком просто…
Медленно и крайне неуверенно я направилась к дороге. Вдалеке от особняка виднелись и другие дома, а дальше — и сам город.
«Пойти по дороге в сторону, откуда меня привезли, или в город?» — задала себе вопрос, намереваясь сделать правильный выбор. Но мой план был обречён…
— Айлин! — раздался за спиной его голос.
Это произошло неожиданно, и я застыла на месте. Он снова позвал меня:
— Айлин!
На этот раз обернулась.
— Прости, Рашид, никак не могу привыкнуть к новому имени. Что-то случилось? — спокойно спросила я.
— Тебя не оказалось в комнате…
— Захотела подышать воздухом и немного прогуляться. Здесь безумно красиво!
Он приблизился и, взяв меня за руку, огляделся по сторонам.
— Никогда не покидай дом без моего разрешения! И почему ты не надела платок?
— Забыла.
— Больше не забывай! Пошли в дом! Моя мать недовольна, потому что не может разговаривать с тобой. Но я дал всем слово — вскоре устранить эту преграду. После завтрака продолжим твоё обучение.
Мне не удалось сбежать сегодня, но я не теряла надежды сделать это в подходящий момент. Надежда — единственное, что у меня осталось.
Я мечтала позвонить домой, но боялась снова просить об этом: не хотелось селить в голове Рашида мысль, что скучаю и жду помощи. Его мобильный телефон всегда оставался при нём. И я никогда не видела, чтобы хоть кто-нибудь в этом доме оставил свою «драгоценность» без присмотра. Возможно, это была его просьба или же просто всеобщая привычка.
Наверняка известие о людях, расстрелянных в торговом центре Марракеша, шокирующей новостью разлетелось по всему миру. Если об этом показали по телевизору, родители предположили, что меня могли убить. Но ведь тела не оказалось среди погибших, а значит, мама с отцом пытаются найти меня. Всего один звонок — и они бы узнали, где находится их дочь… С застывшими в глазах слезами я смотрела на Юсуфа, который не понимал — чем именно мне помочь, и что так отчаянно хочу ему сказать.
Проходили недели. Рашид не спускал с меня глаз, следил за каждым шагом. Время уходило, как вода в песок, и я чувствовала, что больше так жить не могу.
Глава шестнадцатая
Ещё три месяца ушли понапрасну. Ничего не удалось предпринять, ничего не смогла сделать, за исключением одного: теперь я понимала их язык. Слова и предложения перестали быть непонятными звуками. Их смысл стал ясен, но я не просто понимала арабский — я пыталась говорить, хотя писать получалось с трудом.
Мать Рашида — Зуефа — предельно ясно объяснила сыну, что не позволит мне готовить и помогать остальным женщинам на кухне. Мне же хотелось иногда бывать в их компании, но лишь для практики в языке и чтобы не сойти с ума в тисках стен своей комнаты.
— Что нам может приготовить европейка? — с едва скрываемой неприязнью говорила она.
— Пусть учится готовить наши блюда, — отвечал Рашид.
— Я не стану есть еду, приготовленную её руками!
«Знала бы ты, что я и сама не желаю здесь быть, злая ведьма!» — молча думала я, стоя в стороне.
Эта женщина терпела меня только ради сына. Она ненавидела меня, а я ненавидела её и всех, кто ей дорог. Только Рашид дорожил мною, и потому надо было сохранить это доверие до нужного часа.
Потребовалось много времени, чтобы понять: кто есть кто. Убийцы из торгового центра оказались младшими братьями Рашида, а женщины, которых видела в день своей свадьбы, были их жёнами. Я не стремилась запомнить их имена, ибо разговаривать с ними мне не приходилось.
В доме для меня не нашлось дел, но Рашид не счёл это трагедией и поручил мне нечто иное и совершенно неожиданное. Несмотря на то, что ислам запрещает вешать в доме портреты людей, он очень захотел собственный портрет, а также — всех его братьев. Изображая каждый день их дьявольские лица, я всё больше и больше ненавидела свой талант.
Рашид привёз мне всё, что потребовалось. Рисуя, я ощущала его гордость, видела радость в каждой чёрточке его грубого лица и даже чёрные, как уголь, глаза в этот миг становились светлее.
— Ты жемчужина, Айлин! — говорил он, наблюдая, как я вывожу кистью точные линии. — Моя семья недовольна, но они просто не понимают — как мне повезло найти такую жену.
Мне удалось подойти к делу с хладнокровной точностью и перенести его образ на холст так безупречно, как если бы это было всего лишь фото. Ради портрета Рашид сбрил бороду, оставив только аккуратно выстриженные усы. Без неё он стал выглядеть моложе, красивее и не так устрашающе, словно стал другим человеком.
Когда Рашид взглянул на завершённый портрет, то был поражён.
— Ты изобразила меня лучше, чем я есть, — сказал он, рассматривая свой образ.
— Я никогда не приукрашиваю действительность.
— Мне приятно, что в твоих глазах я так привлекателен! Знаешь, а ты не только красивая, но и не такая, как все, — совершенно особенная! Жёны моих братьев похожи на серых глупых перепёлок. Они недостаточно красивы и умеют только готовить, — продолжал он. — Для меня они просто служанки в этом доме.
Рашид целовал мне руки с искренней любовью. Возможно, это чувство заставило его на время забыть о своей кровавой миссии: ни он, ни его братья пока не покидали дом, чтобы снова кого-нибудь убить. И я знала: гармония будет длиться, пока он верит во взаимность чувств.
Я так и не смогла понять — чем зарабатывал на жизнь Рашид. Он регулярно находился со мной, обучал языку, наблюдал, как я рисую портреты его братьев, не оставляя с ними наедине. Он доверял только себе и никому больше. Чтобы заслужить его доверие, мне удалось переступить через чувства презрения, отвращения и боли, которые усиливались отсутствием свободы, однако Рашид всё равно не спускал с меня глаз. Им руководила либо маниакальная привязанность, либо сомнения: я прибыла в этот дом не по своей воле, у меня есть прошлое, семья, и он не мог об этом забыть. Кроме любви, в его молчаливом взгляде порой улавливалась тень недоверия. Наверное, всё было слишком хорошо, и это пробуждало в нём мысль о моей неискренности.
Рашид не рассказывал о своих делах, его не интересовал мой внутренний мир и мои желания. Говорили мы только о его чувствах — ограниченная тема. Я слушала, но не слышала его. В моей голове изо дня в день бушевал только один вопрос: «Как мне выбраться отсюда?»
Однажды утром снова проснулась рано из-за кошмаров, превративших ночные сны в невыносимую пытку. Умыла лицо холодной водой, смыв следы очередной ужасной ночи, оделась и подошла к окну. Всё, как всегда. Однако сегодня мой измученный отчаянием взгляд привлёк календарь, который Рашид купил специально для меня. Все месяцы были написаны на английском языке, а рядом с каждым из них он написал перевод на арабский. Вчера я не обратила внимание ни на месяц, ни на число, отмеченное передвижным квадратом, а сегодня это повергло меня в шок: десятое октября! Уже осень! Через неделю будет мамин день рождения, а я не вернулась!