— Это безумие!
Уверена, для меня специально определили именно эту комнату. Всего-то — второй этаж, зато внизу — безжалостная ограда. Только ненормальный решится прыгнуть в острые, как сотни иголок, шипы. Но я достигла той границы отчаяния, когда желаемое полностью стирает страх, когда любой риск оправдывает себя и человек становится способен на всё!
Я смотрела на розы, морально готовясь к тому, что мне предстоит. На мгновение представив эту боль, вздрогнула и обняла себя. Но решение стало окончательным. Мне пришлось осознать, смириться и принять все последствия. Впрочем, это решение сразу перестало быть пугающим в сравнении с вечным заточением.
В детстве я нарисовала тропическую птицу Квезал — ярко-зелёную, с красивыми длинными перьями на хвосте. Её красота привлекает людей больше, чем ценность дорогостоящих перьев. Вот только она не способна жить в неволе. Если лишить эту птицу свободы и запереть в клетке, её сердце разорвётся от горя, и она умрёт. И я знала, что не смогу жить без свободы так же, как Квезал. Свобода ждала меня за открытым окном. Оглянувшись на комнату, увидела пустоту, несущую только постепенную гибель…
Покрывалом сна ночь укрыла каждого в этом доме. Сегодня она стала моей помощницей.
Одежда могла смягчить неизбежную встречу с шипами, поэтому пришлось надеть на себя всё, что могла: штаны с удлинённой туникой, чёрную паранджу и свою обувь. Предусмотрев, что дорога может быть долгой, выпила всю воду из графина, так как не имела возможности взять её с собой. После, бросив взгляд на постель, внимательно посмотрела на подушки и одеяло: «То, что нужно!» Когда решение найдено, подсказки появляются сами собой.
Вооружившись силой воли, сбросила подушки на кусты и, завернувшись в одеяло с головой, снова посмотрела вниз: даже такая небольшая высота кажется пропастью, когда смотришь сверху. Но я пыталась себя утешить:
— Всего-то второй этаж — невысоко. Кусты густые и широкие. Не разобьюсь.
Вокруг не было ни души. Сам Бог расчистил мне дорогу.
— Давай же, Лена!
Я встала на подоконник и прыгнула вниз, не издав ни единого звука. Падение было мягким, но выбраться оказалось очень сложно. Почувствовав сильную боль от острых шипов, я на себе ощутила всю их безжалостность к незваным гостям. Стиснув зубы, кое-как встала на ноги и осторожно выбралась из колючей западни. Вокруг стояла тишина.
И вот я снова на этой же дорожке с новой попыткой уйти. Улыбнулась и скорее побежала прочь. Луна заботливо освещала мой путь, а потому не было той мрачной темноты, которую стоит бояться.
Спустя несколько минут я перестала бежать и пошла прямо по неширокой дороге, но не в сторону города, а прямиком туда, откуда меня привезли, — в сторону Марракеша. Меня окружала странная, словно неживая, сухая земля. Иногда встречались чахлые оливы и сильные аргановые деревья, которым здесь явно нравилось, невзирая на отсутствие дождей и жаркий климат. Вдоль дороги пробегали суетливые ящерицы. Утомлённые солнцем, они наслаждались прохладой ночи. Шорох моих шагов пугал их, вынуждая разбегаться по сторонам и прятаться.
Дорога, которая напоминала просёлочную, тянулась бесконечно. Часов у меня не было, но, ощущая скоротечность времени, я предположила, что прошло не меньше часа. За это время не проехала ни одна машина, не встретился никто, кроме одинокого бродячего пса — грязного и совершенно исхудавшего. Я всю жизнь боялась собак, а потому застыла на месте, наблюдая за каждым движением животного. Собака с осторожностью подошла ко мне. Оказалось, что ей и самой немного страшно. Она понюхала мои руки и жалостливо посмотрела своими печальными голодными глазами.
— У меня ничего нет, прости, пожалуйста, — с искренним состраданием сказала я.
Думаю, мои глаза выглядели не менее печальными. Собака ещё раз посмотрела на меня, словно понимая мои слова, и медленно пошла дальше, не причинив вреда. Скоро мне и самой придётся мучиться от голода и жажды, но старалась не думать об этом и продолжала идти, в надежде оказаться на трассе.
«Сколько мы тогда проехали километров после поворота?» — С трудом пыталась вспомнить хоть что-то.
Луна становилась всё бледнее и бледнее. Её яркий свет сменялся светом постепенно восходящего солнца. Стало совсем светло, когда я вышла на главную трассу.
Во всей этой одежде мне становилось жарко. Пришлось отойти в сторону от дороги и за деревом снять паранджу, но я забрала её с собой: один Бог мог знать — какой будет следующая ночь и где придется её провести.
Машины появлялись редко в этот ранний час. Я пыталась остановить хоть кого-нибудь, но водители проезжали мимо, бросая в мою сторону безразличные взгляды.
Так прошло ещё какое-то время… Было примерно шесть утра. Настал момент, когда мне нестерпимо захотелось пить. Сейчас глоток воды стал бы бесценен!
«Неужели люди настолько безразличны и жестоки?» — думала я, отчаянно махая встречным машинам, взглядом умоляя их взять с собой. Вдруг одна из них стала притормаживать.
«Слава Богу!» — Вытерла вспотевший лоб и побежала к останавливающейся машине.
Глава девятнадцатая
Чёрный внедорожник со слегка тонированными стёклами остановился у обочины. С благодарностью на лице открыла переднюю пассажирскую дверь и онемела: за рулём сидел Рашид, а сзади — два его брата. Несмотря на жару, раскалявшую воздух, я в один миг похолодела. Рука будто примёрзла к двери. Десять секунд, двадцать… Время застыло вместе со мной. Мне захотелось хлопнуть дверью и бежать, хотя бы попытаться, однако это было бы глупо: сама подписала бы себе немедленный смертный приговор.
— Садись в машину, Айлин! — его голос звучал обманчиво спокойно. — Может, тебе помочь?
Я покорно села. Было невыносимо осознавать, что Рашид снова рядом. Братьев он взял с собой на тот случай, если я стану убегать или сопротивляться. Впрочем, учитывая его физическую силу, думаю, он и сам смог бы со мной справиться. Но не хотелось злить его ещё больше: спокойно и тихо села в машину, а потому и те двое не сдвинулись с места.
Сейчас мне стало намного страшнее. Рашид развернул машину, и мы поехали обратно. Меня пугало его молчание. Тяжёлым гнётом оно давило на меня, усиливая дрожь в груди.
«Что творится в его голове? — гадала я, искоса посматривая в его сторону. — Он просто зол или уже задумал сделать со мной нечто ужасное?»
Своими догадками я напугала себя только сильнее. Приняв повторное поражение, мне не оставалось ничего другого, как осознать допущенные ошибки: было глупо идти вдоль дороги. Могла выбрать другой путь — запутать следы, передвигаться не так открыто. И вот я снова провожала взглядом потерянную свободу. Увижусь ли я с ней когда-нибудь? Из недолгой светлой реальности меня опять возвратили в беспросветный кошмар.
Рашид оставался тихим ровно до того момента, пока мы не оказались в его комнате. Дверь за моей спиной закрылась, и тут он выпустил демона, таящегося внутри. От одного его взгляда у меня подкосились ноги. Его лицо покраснело от закипавшего гнева. На мгновение мне показалось, что пройдёт ещё секунда, и он разорвёт меня на части, и жить мне осталось недолго. Страх сжёг все силы. Ослабевшая, я отшатнулась назад и прижалась спиной к двери.
— Разве я не был к тебе добр?! Разве не относился к тебе, как к принцессе?! — закричал он, а потом схватил меня за волосы.
— Рашид! Прошу, прекрати! — Слезы застилали глаза. — Я ценю всё, что ты для меня делал.
— Тогда почему ты сбежала от меня? Коварно, посреди ночи! Воткнула мне нож в спину!
— Нет, всё не так! Ты накричал на меня ночью, помнишь? Ты был сильно рассержен из-за такой мелочи! Я подумала, что ты меня совсем не любишь, и обиделась.
Он перестал смотреть на меня свысока и опустился на колени.
— Если бы я не любил тебя, Айлин, ты уже давно перестала бы дышать! Как ты могла такое подумать? — Он схватил меня за плечи. — Я ненавижу европейцев и американцев! Они презирают нашу веру и нас, но всё равно приезжают в нашу страну толпами, будто это музей. Перебил бы их всех, если бы мог! Но тебя я никогда не относил к их числу.
Этой непонятной ненавистью было пропитано каждое его слово. Он уже не кричал, а говорил тише, но безжалостные глаза продолжали вселять в меня неистовый ужас.
«Неужели он и правда настолько влюблён, что не понимает истинную причину моего побега? Он вернул меня, как капризную непослушную жену, а не пленницу, которая сбежала в ночи» — это недоумение удивляло и одновременно давало новый шанс.
— Не будь ко мне так строг, Рашид! Никто никогда не кричал на меня, даже отец. Пожалуйста, не кричи на меня больше! Как я рада, что ты вернулся за мной! Значит, тебе не всё равно… — Мои руки обвили его шею. Тогда он успокоился и прижал меня к себе.
Будучи откровенной с самой собой, я признавала, что примирение — наилучший исход в данной ситуации.
Мне удалось погасить его гнев, удалось избежать самого страшного и заслужить прощение. Мать и братья просили Рашида отправить меня — европейскую лгунью — куда-нибудь подальше от их дома. Теперь их головы окончательно прояснились.
— Моей семье трудно понять, почему ради тебя я предал свои идеалы. По их мнению, я должен тебя ненавидеть, — говорил он, глядя мне в глаза. — Но ты единственная, для кого стоило сделать исключение.
Разум Рашида оставался затуманен моей ложью и красотой, силу которой я раньше определённо недооценивала. Вот только отныне он намеревался беречь меня ещё сильнее. Теперь моя комната превратилась в клетку: решётка на окне появилась всего через несколько часов после моего «чудесного» возвращения. Рашид пребывал в абсолютном спокойствии, и всё оттого, что его птичка больше не сможет улететь. Эта решётка вселила в мою душу отчаяние. Увидев её, надежда, появившаяся несколько минут назад, мгновенно исчезла.
— Для чего нужны были усилия, если отсюда всё равно не выбраться? — спросила я ту Елену, которая так сильно хотела жить и просила не сдаваться. — Выход из окна перекрыт, дверь комнаты заперта — тупик!