нный дом: старый разваливающийся камень, сломанная дверь, дырявая крыша и разбитые стёкла ясно давали понять, что в этом доме никто не живёт.
Близился вечер. На город постепенно опускались сумерки. Я постаралась войти незамеченной и осторожно поднялась на второй этаж, решив дождаться ночи.
Глава двадцать шестая
Холод ночи не позволял расслабиться, а безупречная тишина, эхом отражающая даже малейший шорох, только усиливала страх. И вот я оказалась в полной темноте, однако ненадолго…
…Медленные, осторожные шаги в соседней комнате приближались.
«Господи, помоги мне!» — мысленно взмолилась я, ведь бежать уже некуда. Слёзы непрерывно текли по щекам. Малыш внутри меня, будто понимал, что происходит что-то плохое. Он несколько раз пнул меня изнутри, вынудив схватиться за живот, а после затих.
Мрак уже не мог укрывать меня. Приближающийся свет фонаря постепенно проникал в темноту, всё больше наполняя её светом.
«Ну вот, всё кончено. Они нашли меня!» — я зажмурила глаза, обхватив руками живот. Совсем не осталось сил ни бежать, ни сражаться.
— Елена! — знакомый голос позвал меня шёпотом, но это был не Рашид.
Всё ещё находясь под гнётом страха, я медленно открыла глаза.
— Юсуф… слава Богу! — Небывалое облегчение наполнило лёгкие, успокоив тяжёлое дыхание.
Он тоже обрадовался, что нашёл меня, и помог встать.
— Как ты догадался, что я здесь?
— Я предположил, что ты можешь спрятаться в этом заброшенном доме. Рашид с братьями рыщут по городу. Придётся увезти тебя немедленно! — ответил он, и мы осторожно направились к выходу. — Фатима снова попросит машину. Слава Аллаху, этот человек никогда не отказывал нам в помощи! В Марракеше ты будешь в безопасности.
Я чувствовала, Юсуфу тоже страшно. Он боялся Рашида не меньше, но, чтобы не пугать меня, старался выглядеть спокойным. Это говорило о поразительной храбрости, основанной на благородстве его души.
Мы возвращались совершенно безлюдной дорогой. Юсуф провёл меня другим путём через ещё более узкие улицы. И хотя вряд ли кто-то нас видел, я никак не могла избавиться от ощущения преследования.
Когда Юсуф прикоснулся к двери, чтобы постучать, она оказалась открыта. Недоумение мгновенно отразилось на его лице.
— Фатима! — он позвал сестру, но ответа не последовало. — Она куда-то вышла, но почему-то не заперла дверь и даже не выключила свет…
Мы вошли внутрь.
— Юсуф, смотри! — я подняла с пола платок. — Фатима не могла уйти без него и не стала бы бросать на пол.
— Возможно, она надела другой и уходила в спешке… — неуверенно предположил он.
Мы не знали — что думать, и только, войдя в кухню, поняли, что угодили в ловушку: Рашид крепко держал Фатиму, приставив к её горлу большой нож. Глаза бедной женщины покраснели от слёз. Её беспомощный взгляд остановился на лице брата. Не прошло и пяти секунд, как Рашид кивнул одному из своих людей, и тот, грозя кинжалом, схватил Юсуфа.
— Нет! — я упала перед Рашидом на колени. — Умоляю тебя, отпусти их! Обещаю, больше никогда не убегу, даже не допущу мысли о побеге! Делай со мной, что хочешь, только отпусти их! — взмолилась я. — Они ни в чём не виноваты! Я сама попросила о помощи! Накажи меня!
Я сложила ладони и, плача, просила о милосердии. Невообразимая боль рвалась из груди, ведь я не знала, как мне их спасти и была готова на всё! Говорят, у каждого человека есть душа, вот только у этих убийц вместо неё лишь мрак и пустота. Никого из них не тронула моя мольба. Лицо Рашида не изменилось, а ледяной взгляд ничуть не потеплел. Я понимала, что сейчас бессильна, как никогда…
Юсуф безропотно и смиренно принял жестокий финал своей печальной судьбы. Взглянув на меня в последний раз, он посмотрел на сестру. Они не умоляли, не просили отпустить их. Они лучше меня знали, что это будет напрасно. Из глаз Фатимы даже не успела скатиться последняя слеза, как Рашид перерезал ей горло. Он намеренно убил её первой, чтобы Юсуф успел испытать сильнейшую муку ещё до своей смерти. А когда Фатима замертво упала на пол, он подошёл и медленно перерезал горло Юсуфу, прервав его болезненный крик, взывающий к уже мёртвой сестре.
— А-а-а-а!.. Нет! Н-е-е-ет!!! — я закричала, припав к телам моих мёртвых друзей. — Как же так?! Господи! Будь ты проклят, Рашид! Гори в аду!
В ответ раздался его громкий ликующий смех. Затем Рашид наклонился ко мне и схватил за волосы:
— Теперь ты знаешь, как я поступаю с предателями. Не переживай, скоро вы встретитесь! В день, когда ты отдашь моего сына, я подарю тебе вечную свободу! — Он снова рассмеялся мне в лицо, а потом сильно потянул вверх за волосы, заставив подняться.
— Смотри! Это ты их убила! Ты! Это из-за тебя им пришлось стать предателями. Ты привела их на этот путь! Вот и живи с этой мыслью до своего конца!
Бездыханные тела Юсуфа и Фатимы истекали кровью — два Ангела, отдавшие свои жизни, бескорыстно помогая мне. Снова посмотрела на них, а затем — на Рашида, и в этот миг всё поняла… Я, наконец, осознала — в чём заключалась моя миссия, зачем оказалась здесь и почему всё это время Бог упорно сохранял мне жизнь!
Больше года я думала только над тем, как сбежать. Я жалела себя и не видела смысла во всём случившемся. Но смерть Юсуфа и Фатимы всё расставила по местам. Мир вовсе не спокоен, как кажется… На Земле идёт вечная война между добром и злом. Люди, избравшие путь добра, справедливости и чести, стали воинами света, которые рано или поздно окажутся на поле битвы со злом. И сейчас Бог призвал меня! На этой войне я потеряла любимого мужчину и двоих друзей. Осталась одна. Я последняя. Страх покинул меня вместе с прежней целью — сбежать. Перестало быть важным — выживу или нет, смогу уйти или останусь здесь навечно. Теперь я знала — что делать. Я должна всех их уничтожить!
Глава двадцать седьмая
Мне больше не хотелось плакать. Слёзы вытеснила ненависть. Впрочем, она никуда и не уходила, только теперь её питала некая иная сила. Роли поменялись: я почувствовала себя не жертвой, а охотником.
…В машине ехала спокойно, ничего не говоря и даже не пытаясь слушать его слова. Но в этот раз мы не просто вошли в дом: Рашид за волосы вытянул меня из машины и потащил за собой, словно собаку. Мне пришлось бежать за ним быстро на полусогнутых ногах, схватившись за его массивную руку. Было больно, но я, гордо стиснув зубы, не издала ни единого звука.
— Очень жаль, что рождения ребёнка ждать ещё три месяца! Я еле сдерживаюсь от желания убить тебя прямо сейчас!
— Да, давай! Сделай это на глазах у своей матери и других женщин! — презренно сказала я. — Они меня не выносят, ненавидят, потому что я иностранка. Но сейчас вижу ужас в их глазах. Скажи, этим женщинам известно, что ты и отцы их будущих детей — убийцы?
Конечно, он не дал мне ответа. Я и сама знала его.
Рашид втолкнул меня в комнату и запер дверь.
На этот раз он учёл все свои ошибки: больше никто, кроме него, не имел права и возможности войти в мою комнату. Так Рашид уверовал, что навсегда перекрыл мне все пути к спасению. Но существует одно правило, о котором не следует забывать: даже будучи уверенным в своей победе, когда кажется, что противник слаб и почти повержен, не стоит терять бдительность и радоваться раньше времени, поворачиваясь к противнику спиной: можно даже не заметить, как удача в один миг перейдёт на его сторону. Этот закон работает, как часы, будь то игра или война.
Злость способна сделать дух сильнее, возродить его из самой глубины отчаяния. Силу злости трудно вообразить человеку, чьё сердце пребывает в покое.
Лица друзей — Уильяма, Фатимы, Юсуфа — незримо присутствовали перед моим взором. Они стали моей опорой, а злость — огнём, который горел ярче желания выжить. Для страха не осталось места. Он превратился в пепел среди углей, подогревающих жажду моей мести.
Эр Рашидия, июнь, 2011 год.
Та ночь показалась мне самой долгой, как и следующий за ней день. Меня одолевали голод и обезвоживание. Ребенок тревожно толкался, напоминая о моём долге — накормить его, вот только я ничего не могла сделать и просто ждала. Всё это было нелегко, однако казалось ничем, в сравнении со случившимся горем. Я скорбела о своих погибших друзьях. Запечатлённое в памяти нельзя ни забыть, ни стереть. Их страшная смерть служила напоминанием о долге отмщения и о том, что сдаваться нельзя, просто невозможно!
Рашид хотел наказать меня: лишить сил и тем самым сделать ещё смиреннее. Но, наказывая меня, он забыл, что вместе со мной страдает и ребёнок, которого он так страстно желал получить. Он снова включил воду. Я могла открыть кран и попить, но вода сильно пахла хлором. Поднося сухие губы к струе, я чувствовала едкий химический запах и, несмотря на сильную жажду, не решалась сделать глоток, казавшийся ядом.
— Потерпи, малыш! — шептала я своему ребёнку. — Ему не жаль меня, но о тебе он вспомнит и сжалится.
— Именно так делают покорными диких лошадей, — высказался Рашид, когда, наконец, вошёл в мою комнату.
Он стоял у кровати и смотрел на меня сверху вниз, а я лежала, лишённая сил, остановив взгляд в одной точке на потолке. В этот миг меня радовало лишь то, что я нашла в себе силы духовные — перетерпела и не умоляла его о помощи. Садистов и убийц больше всего вгоняет в тоску и огорчает, когда их не умоляют. Если жертва сдалась, смирилась, отдалась воле обстоятельств настолько, что не боится умереть, и даже боль не вынуждает её лить слёзы и умолять, то игра становится неинтересной. Садист лишается возможности получить удовольствие, ради которого он всё это затеял, — абсолютную власть над жертвой, где он возомнил себя Богом, в праве которого — сохранить жизнь либо отнять её.
Я выглядела спокойной. Мои руки были сложены на животе, а Рашида не удостоила взглядом даже на одно мгновение, чем явно вывела из себя.
— Смотри на меня, когда я говорю с тобой! — заорал он, но я не вздрогнула.