ичать: «В ружье!» Одновременно с этим не спавший в то время подпоручик 20-го Туркестанского линейно-кадрового батальона Карселадзе, остававшийся временно за командира 5-й роты, уволенного в город Маргелан, и ночевавший в бараке, отведенном для околодка и расположенном шагах в тридцати позади бараков передней линии, между бараками 4-й и 5-й рот, услыхав возгласы «ур, ур!», схватил из-под подушки револьвер, выскочил из барака и, увидев, что барак 4-й роты весь окружен конными туземцами, сделал последовательно в туземцев четыре выстрела и бросился за 5-й ротой. Услыхав выстрелы, дежурный по 5-й роте ефрейтор Лясковский, писавший в это время письмо в 3-м взводе, также стал кричать: «Вставайте, в ружье!» Около половины роты выскочили с ружьями перед бараком и, наступая с обеих сторон барака, штыками стали отбивать туземцев, а в это время фельдфебель и дежурный по роте раздавали другой половине роты караульные патроны, хранившиеся в ротной канцелярии в количестве одного ящика. Подпоручик Карселадзе с этими людьми бросились на туземцев с криком «ура» и барабанным боем, открыв по ним учащенный огонь. Туземцы отбивались шашками, кинжалами, батиками, копьями и серпами. Когда туземцы были выбиты из лагеря, нижние чины остановились у крайнего фаса барака 4-й роты, продолжая стрелять учащенным огнем; при отступлении туземцы также начали стрелять из имевшихся у них револьверов, карабинов и других ружей. Когда местность перед бараком очистилась, то нижние чины увидели стоявшего шагах в пятнадцати от барака муллу, который держал перед собою Коран и что-то читал с поднятыми к небу глазами; около муллы с обеих сторон стояло человек десять туземцев с двумя небольшими значками красного и белого цветов; все эти туземцы были вооружены револьверами, из которых и стреляли в нижних чинов, но все эти люди были тотчас же убиты нижними чинами. Туземцы отступали очень быстро, подхватывая своих раненых и убитых. Нижние чины за неимением патронов преследовать туземцев не могли. При наступлении подпоручик Карселадзе выстрелом из револьвера сбил с лошади знаменщика с шелковым зеленым знаменем, а другим убил под знаменщиком лошадь; тогда рядовой 4-й роты Титов воткнул штык в падавшего знаменщика, и знамя было взято подпоручиком Карселадзе. От начала нападения туземцев до их бегства прошло не более десяти или пятнадцати минут. Когда еще слышны были выстрелы на правом фланге лагеря, прибежали в лагерь подпоручики того же батальона Глуздовский и Юрасов; их окружили человек двадцать нижних чинов с просьбой дать патронов; подпоручик Глуздовский с этими людьми бросился в пороховой погреб, отстоящей от лагеря в шагах около тысячи, сбил замок, взял патроны и, оставив для охраны погреба шесть человек, с остальными нижними чинами побежал в лагерь, дав два залпа вверх, чтобы показать туземцам, что подходит подкрепление. Я, услыхав первый выстрел, полагал, что бежали с гауптвахты арестанты, и стал одеваться, но через несколько минут прибежал кто-то из нижних чинов и сказал, что туземцы напали на лагерь и режут солдат. Я бросился в лагерь и прибежал, когда нападение было отбито. Тотчас же было послано за молодыми солдатами, с вечера выступившими из лагеря, в составе двадцати двух человек и пяти учителей 4-й роты на стрельбище, находящееся от лагеря в десяти верстах, для начала прохождения подготовительной стрельбы, которые и прибыли благополучно в лагерь под командой подпоручика 20-го Туркестанского линейно-кадрового батальона Розалюн- Сашальского.
Отряд вверенного мне гарнизона состоял из двух рот 20-го Туркестанского линейно-кадрового батальона в составе одного штаб-офицера, семи обер-офицеров, и в 4-й роте: унтер-офицеров и рядовых сто тридцать девять человек, из которых больных— девять человек, казенной прислуги и писарь – девять человек, на стрельбище – двадцать семь человек, в карауле на гауптвахте в крепости, при гражданских арестантах – двадцать шесть человек, домашний расход, как то: хлебопеков, поваров, конюхов, нестроевых и уволенных из лагеря в город на ночь – шестнадцать человек, – итого в 4-й роте ночевали в лагерях пятьдесят два человека; в 5-й роте: унтер-офицеров и рядовых сто тридцать шесть человек, из них больных – двенадцать человек, в домашнем расходе с казенною прислугою – тринадцать человек, итого ночевало в лагерях в 5-й роте – сто одиннадцать человек. Из этого состава выбыло из строя: убитыми два унтер-офицера и девятнадцать рядовых; тяжело раненными – четырнадцать нижних чинов, из числа которых один умер на другой день; легко раненных – пять нижних чинов. Винтовок не оказалось тридцати одной, которые могли быть унесены бунтовщиками, но эта цифра не вполне точна, так как винтовки раздавались для защиты русскому населению города и пока не все еще собраны. Пропавших патронов не было.
Ввиду вышеизложенного происшествия мною были сделаны следующие распоряжения: патроны в количестве двадцати трех тысяч перенесены в крепость, больные из лазарета поставлены были в строй, раненые перенесены были в крепость, куда я поместил гарнизон в количестве шестидесяти человек, считая в том числе караул, охраняющий гражданских арестантов, и выставил на барбеты имеющиеся в крепости два орудия; с оставшимися людьми в течение дня я охранял два фаса города, с которых можно было ожидать нападение туземцев, так как проволока правительственного и железнодорожного телеграфа в город Маргелан была обрезана, а сообщение с городом Ошем оказалось в исправности, то я сообщил телеграммой командиру 4-го Туркестанского линейного батальона о случившемся для предупреждения его и, не зная, будет ли восстановлено сообщение с городом Маргеланом, просил командира 4-го батальона, если он может, прислать одну роту на подкрепление. Когда сообщение с городом Маргеланом было восстановлено, я донес о случившемся Вашему Превосходительству и командующему резервными и местными войсками Ферганской области и получил через Начальника Андижанского уезда извещение, что на подкрепление высланы из города Маргелана одна рота 20-го Туркестанского линейно-кадрового батальона с двадцатью охотниками того же батальона и что командующий резервными и местными войсками Ферганской области выезжает в город Андижан. Узнав, что телеграфное сообщение города Маргелана с городами Коканом и Ташкентом прервано, я предположил, что восстание может принять большие размеры и, имея в своем распоряжении, за вычетом караула, гарнизона, оставленного в крепости, и десяти охотников, отданных в распоряжение участкового пристава штабс-капитана Атабекова для поимки ишана, – только сто пятнадцать штыков, в числе которых пятьдесят шесть молодых солдат, не проходивших стрельбу, – я решил сосредоточить к вечеру весь отряд в крепости, где и защищаться; так как для защиты города мне пришлось бы дробить роту на мелкие отряды, в которых за стойкость молодых солдат я ручаться не мог, и, кроме того, малые отряды ночью могли быть задавлены численностью восставших, которые могли воспользоваться нашими винтовками против нас же, – почему я и приказал перевезти деньги уездного казначейства и почтовой конторы в крепость, объявил жителям, чтобы они отправили в крепость женщин и детей и что в крепости мужскому населению будут выданы свободные винтовки; в крепость на всякий случай приказал наносить воды; с наступлением сумерек, когда все жители были уже в крепости, я стал стягивать весь отряд в крепость, которую и занял; в одиннадцать часов ночи прибыла из Оша одна рота 4-го Туркестанского линейного батальона и из Маргелана с поездом одна рота и двадцать охотников 20-го Туркестанского линейно-кадрового батальона. Тогда я тотчас двумя ротами и охотниками оцепил город, чтобы не могли расхитить имущество жителей. При таком расположении отряд оставался до утра, до прибытия Командующего резервными и местными войсками Ферганской области. Об изложенном происшествии мною донесено на Высочайшее имя таковым же рапортом от 20-го сего Мая за № 633. Подлинный подписал Подполковник Михайлов.
С подлинным верно: Подполковник (подпись не приводится)
ЦГА РУз. И-1. Оп. 25. Д. 73. Л. 18-19. Копия. Типографский экземпляр.
Доклад Начальника Коканского уезда. 31 Мая 1898 года.
№ 42, г. Кокан
Копия. Секретно
Его Превосходительству господину временно И. д. Генерал-Губернатора Туркестанского края Генерал-Лейтенанту Королькову Во исполнение личного приказания Вашего Превосходительства имею честь изложить в настоящем своем докладе те обстоятельства, которые, по моему мнению, частью послужили причиною, а частью содействовали проявлению в крае последнего печального события.
Прежде всего я считаю необходимым доложить, что все население в смысле политической благонадежности возможно разделить на три группы.
1. Недовольные Русскою Властью и Русским Правительством – группа, как полагаю, немногочисленная. К ней принадлежат: духовенство, между ними ишаны с многочисленными при них мюридами, затем ученые, воспитанные в духе мусульманства, и фанатики.
2. Сознательно довольные Русским Правительством и Властью – группа почти равная первой, может быть, несколько больше, несколько меньше – определить трудно. К этой группе принадлежат: все почти торговцы, вполне освоившиеся с нравами и обычаями русских, особенно побывавшие в России, все почти состоятельные классы, не зараженные фанатизмом, все почти лица, состоявшие на службе у русских, и, наконец, большинство городского населения.
3. Не имеющие причин быть недовольными русскими, но и не утратившие мысли о самостоятельности – группа самая, по моему мнению, многочисленная, к которой принадлежит почти вся масса сельского (кишлачного) населения, часть городского и на сторону которой становятся все безразлично относящиеся к мысли о самостоятельном существовании и готовые принять чужеземное правительство, лишь бы оно было мусульманское.
Первая группа воспитана на Коране и на изучении мертвой буквы мусульманского закона. Такое воспитание и образование, получаемое учеными этой группы, способны извратить и недюжинные умы, развивают фанатизм, отупляют мозг и питают ложные представления о силе и могуществе мусульманства и конкретных его представителей – мусульманских владык.