Отзывы Военных Губернаторов по вопросу об упразднении народных судов. По вопросу об упразднении народных судов в Туркестане, ввиду всех вышеизложенных отрицательных сторон их современного положения, Туркестанским Генерал-Губернатором затребованы были сведения и отзывы от местных Военных Губернаторов. Отзывы эти поступили в конце 1912 г. и начале 1913 г. За упразднение народных судов высказались Военные Губернаторы Самаркандской и Семиреченской областей. Военные же Губернаторы Сыр-Дарвинской и Ферганской областей полагали, что упразднение сих судов преждевременно, и находили возможным ограничиться лишь реформою их, а начальник Закаспийской области отстаивал не только необходимость сохранения действующих в этой области народных судов, но признавал целесообразным устроить народные суды в Туркестанском крае по образцу и началам, применяемым в Закаспийской области. <…>
2.3. Вакуфный вопрос
При завоевании Средней Азии российская впасть приняла принципиальное решение оставить основные исламские институты на завоеванной территории в неприкосновенности. Одним из таких институтов, который получил официальное признание в законодательстве об управлении Туркестанским краем, были вакуфы, т.е. имущество, переданное в вечную собственность мусульманским учреждениям на опреденных условиях его использования. Однако в правила действия этого института были внесены существенные коррективы, что на практике создало противоречивую ситуацию.
В ходе изучения вакуфкых дел чиновники выяснили, что ситуация до русского завоевания была крайне неопределенной и диктовалась в большей степени устным и обычным правом, быстро менялась и являлась всегда предметом споров и конфликтов. В частности, в какой-то мере парадоксальным был тот факт, обнаруженный царскими чиновниками, что одна и та же земля могла одновременно являться объектом двух различных видов собственности – вакуфной и частной, представления о границах и площади этой земли могли носить примерный характер, сами вакуфные документы были необязательными, а потомки завещателя легко нарушали записанные в них положения о порядке наследования.
Это расхождение между желаемым и действительным хорошо показывает работа русского чиновника и одновременно практика-востоковеда – А. Л. Куна (1840-1888). А. Л. Кун, который в начале 1870-х гг. обследовал вакуфы в Зеравшанском округе (г. Самарканд и тяготеющие к нему районы), сразу обратил внимание на разницу между «книжными» нормами и реальной жизнью. В своей записке он писал: «…Из всех собранных и где было возможно проверенных лично фактов о вакуфах я встретил один хаос и путаницу на деле: никто из мутаваллиев не знает в точности, что написано в завещании, какие и где находятся пожертвованные земли, сколько положено кому выдать и на что расходовать…»[294] Тогда им даже было введено специальное определение – «произвол» – для обозначения того, что происходило в действительности. Этот термин означал, что должна была существовать некая норма, которая нарушалась нерадивыми мусульманами.
Положение по управлению Туркестанского края 1886 г. признавало вакуфную собственность, но с некоторыми существенными оговорками. Согласно статье 265 «населённые земли», входящие в состав вакуфов, переходили в собственность тех лиц, которые фактически владели ими и обрабатывали их, т.е. конфисковывались в пользу населения, вакуфные же подати собирались в областные Казначейства и оттуда выдавались вакуфодержателям на содержание мечетей, медресе и т.д. В вакуфах оставались незаселенные земли, а также земли, которые возделывались самими вакуфодержателями, и другие виды собственности (лавки, мельницы и т.д.), они освобождались от налога. Российская власть налагала запрет на учреждение новых вакуфов, за исключением отдельных, «заслуживающих особого уважения», случаев, которые должен быть рассматривать сам генерал-губернатор.
В законе подробно не оговаривалась процедура утверждения вакуфов. С одной стороны, Положение вроде бы подтверждало права вакуфодержателей на вакуфную собственность, а с другой – позволяло государству не просто вмешиваться в эти права, но и достаточно произвольно ликвидировать вакуфы или определять внутренний порядок их организации. По сути дела, «вакуфная» политика была отдана на откуп местным чиновникам царской администрации, которые могли, интерпретируя на свое усмотрение законы, принимать как весьма жесткие, так и мягкие по отношению к мусульманским учреждениям решения.
В частности, в конце 1880-х гг. было принято решение в течение года представить в распоряжение российской власти все вакуфные документы и проверить их «подлинность». При анализе собранных к установленному сроку (1887) 7509 вакуфнаме оказалось, что только 737 из них имели ханские печати, а все остальные могли быть признаны недействительными[295]. Здесь перед царской властью встала весьма непростая дилемма: ужесточить требования к вакуфным документам или ослабить их. Администрация генерал-губернатора Н. 0. фон Розенбаха не спешила с окончательным ответом, поскольку массовое «закрытие» вакуфов могло, как считалось, повлечь за собой затруднения в отношениях с мусульманской элитой. Эту позицию в специальной докладной записке обосновал председатель созданной в 1887 г. комиссии по вакуфам военный губернатор Сыр-Дарьинской области Н. И. Гродеков[296].
Однако 10 апреля 1891 г. сменивший Розенбаха новый туркестанский генерал-губернатор барон А. Б. Вревский подписал «Инструкцию» по управлению вакуфным имуществом, которая регламентировала процедуру проверки вакуфных грамот. Как пишет современный историк П. П. Литвинов, «…"Инструкция" содержала так много требований к последней [подлинности документа. – С. А.], что чиновники земельно-податных комиссий, которые руководствовались ею, имели весьма смутное представление о предмете исследования, но, желая отличиться, вначале признали недействительными многие документы, в том числе и немало таких, которые были на самом деле подлинными. Документы "браковались" по весьма сомнительным признакам: из-за подчисток, исправлений, разных ханских печатей…»[297]. Это вызвало недовольство вакуфодержателей, поэтому А. Б. Вревский в 1893 г. принял решение о перепроверке документов, переложив ответственность за окончательный вывод с земельно-податных комиссий на областные правления.
Порядок рассмотрения «вакуфного дела» включал здесь несколько этапов: представленные в определенный срок документы рассматривало областное правление и передавало те из них, которые признавались подлинными, в уездную поземельно-податную комиссию; потом поземельно-податный комиссар снимал на план вакуфные участки и проводил расследование «на месте», после чего давал свое заключение; затем поземельно-податная комиссия выносила решение, после чего оно поступало в областное правление, решение записывалось в журнал общего присутствия, который подавался затем на утверждение генерал-губернатору Туркестанского края. Хотя в целом окончательное решение по вакуфам принималось исходя из общих политических представлений об отношении к исламу, на саму процедуру рассмотрения и расследования конкретных дел оказывали существенное влияние своеобразная бюрократическая инерция, столкновение интересов различных чиновников и их взаимоотношения, возможно, даже какие-то корыстные интересы. В итоге общая российская политика применительно к вакуфам выглядела затянутой и непоследовательной.
Неясным было российское законодательство и в отношении вопроса о том, каким образом управляется вакуфное имущество, как распределяются доходы, кто контролирует этот процесс. Поскольку никаких централизованных исламских институтов в Туркестане не было создано, все вопросы, связанные с организацией мусульманских институтов и их финансированием оказались в руках местной элиты – мутаваллиев, которые распоряжались вакуфным имуществом. Это вызвало, с одной стороны, массовую коррупцию и злоупотребления, с другой – недовольство населения, конфликты между разными его группами и многочисленные обращения к российской власти с просьбой вмешаться, провести расследование и наказать виновных[298].
В 1903 г. тогдашний туркестанский генерал-губернатор Н. А. Иванов издал распоряжение об усилении контроля за вакуфами, а в 1904 г. было учреждено «Особое совещание по вакуфным делам» с участием областных начальников и специалистов. Но после новой ситуации в Империи, которая сложилась в 1905 г., и издания царского Манифеста от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» опять стало неясно, на каких принципах решать вакуфный вопрос.
Генерал-губернатор Д. И. Суботич (или Субботич) в 1906 г. в очередной раз констатировал запутанность вакуфного дела и предлагал созвать в областях «особые съезды» из представителей духовенства и администрации, а потом созвать краевое «Особое совещание» по данному вопросу.
Проведенная в Туркестанском крае в 1908 г. ревизия сенатора К. К. Палена, на которую царская власть возлагала большие надежды, тоже закончилась весьма общими пожеланиями. Перед началом Первой мировой войны как в центре, так и в самом Туркестане создавались разного рода комиссии, работали «Совещания», писались отчеты и докладные записки, но и они не внесли (точнее, не успели внести) ясности в эту проблему. Представленные в настоящем разделе документы 1908 и 1912 гг. отражают в какой-то мере характер этой проделанной чиновниками работы.
Результаты такой противоречивой политики были двойственными. С одной стороны, власть постоянно вмешивалась в деятельность вакуфов, всегда имела возможность, из-за неопределенности закона, найти в вакуфных документах или в практике их применения какие-нибудь несоответствия и нарушения. С другой стороны, власть неохотно пользовалась этой возможностью без необходимости, если лица, владеющие вакуфами, выражали лояльность и не вызывали каких-либо подозрений. Такой порядок позволял устанавливать своеобразные договорные отношения между властью и мусульманской элитой, находить всех устраивающий компромисс. Со своей стороны население часто соблюдало собственные представления о