Не давала ему покоя история, связанная с Ниссой, некогда столицей древней Парфии, развалины коей и по сей день простираются у подножья Копетдага, где, по преданию, по взгорьям и холмам, проходила тропа Александра Македонского. Ее история известна каждому туристу. Но не каждый мог дойти до мысли, чтобы собезъяничать и создать “свою” тропу, проложив ее по тем же самым местам, где некогда совершал прогулки Искандер Двурогий, хотя за минувшие тысячелетия сменился сонм царей и консулов, падишахов и султанов. Туркменский “вождь”, завидуя славе великого полководца, приказал построить “тропу Туркмен “баши””.
И вот у горных гряд взревели моторы тяжелой техники: бульдозеров, грейдеров, дорожных катков. На помощь ашхабадским строительным предприятиям прибыли автотранспортные средства из Мары и далекого Лебапа, что на берегах Амударьи. Двадцати пяти министерствам и ведомствам — каждому по километру — поручено сооружение “Дороги сердара”.
Сегодня пешеходная ступенчатая дорога взвилась по грядам, протянувшись на двадцать пять километров. Пятиметровая по ширине, она выложена бетоном на арматурной сетке, ограничена бордюрами, которые венчают перила. Есть тут и мраморные куполообразные беседки со смотровыми площадками, освещенные ночью электрическим светом. Здесь предусмотрено все: от монументальной въездной арки до стоянок автомобилей у подножья горы. На сооружении президентской прихоти был освоен новый скоростной метод строительства — все материалы, начиная от импортного бетона и мрамора, кончая стальной арматурой и водой, доставлялись туда вертолетами, ибо машинам на взгорья не взобраться.
Будь великий македонец жив, он, пожалуй, позавидовал бы изобретательности своего “преемника”.
Побеленной и выкрашенной, словно вылизанной предстала дорога 2 января 2000 года для участников церемонии открытия ее первых километров, у живописного подножья горы Гиндувар. Там, на устеленной дорогими туркменскими коврами площадке, во главе с “баши”, выряженном в спортивный костюм, собрались руководители министерств и ведомств, представители общественности и даже старейшины страны. Президент, перерезав ленту, поприветствовал собравшихся, обратился с призывом совершить восхождение на гору и затем — марш-бросок к древнему городищу Нисса, куда ведет теперь “Дорога сердара”.
Ниязовский марафон напомнил моему престарелому дяде давний заплыв “великого кормчего”, на склоне лет одолевшего вплавь Янцзы или Хуанхэ.
Немного времени потребовалось “царственному” сыну, чтобы забыть и сон, и мать, и ее наставления. В “баши” снова проснулся терминатор. Там, где раньше возвышались добротные жилые дома, шумели на ветру платаны, нынче — пустошь, в лучшем случае, зеленые лужайки и засохшие саженцы молодых деревьев; особенно беспощадно избавлялись от растущих вдоль арыков и обочин дорог многолетних деревьев и густых зеленых насаждений: вдруг за ними, на пути президента, устроят засаду террористы.
Однако, не все скверно в “королевстве туркменском”. На южной окраине столицы, вдоль президентской автострады, ведущей в Фирюзу, радуя взор “вождя”, выросли его детища — многоэтажные корпуса комфортабельных отелей. Из стекла и бетона, с фонтанами и плавательными бассейнами, обсаженные эльдарскими соснами и пирамидальными тополями. Я насчитал их около двадцати, помимо еще строящихся четырех. На двух не видно строителей: строительство законсервировано из-за недостатка средств.
Большинство отелей пустует, в Туркменистан приезжает не столь много гостей; немало размещено в них офисов компаний и фирм, а в оставшихся единицы приезжих или вовсе никого нет. Иные отели, еще не приняв гостей, уже нуждаются в ремонте: жилье, не обогретое человеческим теплом, разрушается на глазах. Для четырехсоттысячного Ашхабада такое количество пустующих отелей-гигантов — расточительство непомерное: их эксплуатация влетает государству в копеечку. Безлюдны они почти круглый год, их содержание разорительно. Приезд же гостей также сдерживает и введение въездных виз. Подобные меры туркменских властей вольно или невольно отчуждают жителей Туркменистана от своих соседей и в первую очередь от СНГ, не говоря о духовнонравственном ущербе, наносимом самим туркменам. Это также пагубно отражается и на бюджете страны.
Международный аэропорт, обошедшийся в сто миллионов долларов, поражает своим размером и безлюдьем бесчисленных залов, помещений, гулких длинных коридоров, находящихся почти постоянно под замком...
Еще один гигантский спортивный комплекс, стоимостью в 31 миллионов долларов, который, дай Бог, заполнить спортсменами и зрителями лет эдак через сто.
Грандиозный гидрокаскад с фонтаном, увенчанный десятиметровой бронзовой скульптурой президента в центральной части Национального парка.
Величественный дворцовый комплекс “Рухиет”, лишь один конгресс-зал которого вмещает три тысячи человек.
А пустующий президентский дворец, на сооружение коего затрачено сто миллионов долларов, по размерам и занимаемой площади превосходит Белый дом, резиденцию и канцелярию президента США в Вашингтоне. Площадь перед дворцом “Баши” и прилегающий к ней новый архитектурный комплекс ошеломляет своей грандиозностью и имеет, если верить местной прессе, “судьбоносную значимость для нынешнего и будущих поколений”.
Гигантомания, по всей вероятности, — болезнь неизлечимая. Ее метастазы по воле “вождя” перекочуют и в “золотой век”. В первые годы XXI столетия намечено строительство нового здания меджлиса; в местечке Гиндувар “сердар” пожелал увидеть новую арку высотой в 91 метр (в 1991 году Туркменистан обрел независимость), увенчанную Государственным флагом. Там же намечается возвести новую мечеть, а на пересечении двух улиц в районе аэропорта — монументальные въездные ворота, наподобие Бранденбургских или, скажем, как на Елисейских полях в Париже.
Тщеславие — не единственный двигатель гигантомании. Чем величественнее стройка, тем больше выделяемых на нее государством средств. Отсюда и солидные проценты, предоставляемые посреднику, содействующему соглашению сделок между кем-либо. И тут “баши” проявляет личную заинтересованность, выступая в роли агента-посредника, подписывая договоры с представителями различных компаний, фирм, акционерных обществ. Нередко он представляет и коммерческие интересы сына, забывающего за рулеткой о существовании своей крупной фирмы в Греции, коммерческого дела в Туркменистане и пятизвездочного отеля в Ашхабаде. Неужто в круг обязанностей президента страны входит и функция заключать сделки с кем придется?
“Вождь” нередко после очередного музыкально-танцевального шоу, с которым его повсюду встречают, с купеческим размахом раздает самодеятельным артистам и отдельным исполнителям по десять-пятнадцать тысяч долларов со словами: “Это мои лично заработанные...” Кстати, к 55-й годовщине Дня Победы он наградил денежной премией оставшихся в живых участников Великой Отечественной войны по одному миллиону манатов, что равно немногим более 60 долларов по ценам сегодняшнего черного рынка. “Баши”, может быть, и расщедрился бы на большее, не будь ветераны так сдержанны в похвалах в адрес президента. А в канун 2000 года Ниязов распорядился всем учащимся школ, студентам вузов и лицеев, военнослужащим срочной службы вручить памятные подарки — наручные часы с портретом “сердара”.
Ниязов даже метил в Нобелевские лауреаты (аппетит приходит во время еды), о чем трезвонили все туркменские газеты. Но сорвалось. Уж больно привередлива Шведская академия: диктаторам, оказывается, Нобелевскую премию не присуждают...
Конечно, Швеция — это не Туркменистан, в собственной стране своя рука — владыка.
В канун 55-ой годовщины Дня Победы “баши” вовсе удивил страну: всех соотечественников, павших в Великой Отечественной войне, объявил национальными героями; так же, как в свое время он провозгласил всех туркмен, погибших в конце ХIХ века при защите Геокдепинской крепости от нашествия русских войск. И только своему отцу Атамурату Ниязову президент специальным указом присвоил звание Героя Туркменистана, (посмертно).
Одно из зарубежных агентств, кажется, Франс-пресс, не замедлило откликнуться на это событие, отметив, что туркменский президент по-родственному присвоил высшую степень отличия своему отцу, который ни на фронте, и вообще в своей жизни не выслужил даже одной медали.
ОБМАНУТЫЕ НАДЕЖДЫ
С афганским туркменом Хакназаром Шихберды оглы я познакомился в январе 1980 года, вскоре после того, как в Афганистан вошли советские войска. Наша часть, сформированная в Кушке в основном из рядовых, сержантов и офицеров запаса, в боевых операциях не участвовала, и мы отдельными небольшими гарнизонами охраняли важную стратегическую автотрассу Кушка-Герат-Кандагар, построенную при техническом содействии Советского Союза.
Хакназар, узнав, что в нашей части немало туркмен, пришел в поисках своих родственников, с которыми он и его родители разлучились в годы коллективизации. Хакназар, плотный, сбитый эрсаринец, в европейском пиджаке и в туркменских шароварах, с темными живыми глазами на светлом цвета пшеницы лице, окончивший в Афганистане школу-двенадцатилетку и какой-то бизнес-лицей, свободно говорил по-английски, на фарси и пушту, ездил по коммерческим делам в Пакистан, Индию, Англию, был на редкость общителен.
Зная о моем отношении к юриспруденции, Хакназар больше всего расспрашивал меня о Конституциях Туркменской ССР и СССР, о советском уголовном Кодексе, о возможности принять советское гражданство. Его также интересовало, наказуемо ли вынужденное нарушение границы Советского Союза иностранцем. Рассказывал о своих земляках, тайком переходивших в Туркменистан, где их задерживали, осуждали на какой-то срок и, отбыв наказание, они оставались на туркменской земле.
С Хакназаром Шихберды-оглы во второй раз я встретился спустя долгие годы, осенью 1994 года, в Ашхабаде, куда он приезжал по коммерческим делам и случайно оказался приглашенным на III Конференцию туркмен, созванную Гуманитарной ассоциацией туркмен мира. Он безмерно радовался такому счастлив