– Давай, здоровяк. – Я, не подав виду, будто мне что-то не нравится, стукнул Бохая кулаком в грудь. – Дыхание, равновесие. Ветер слева, ронять вправо, смотреть перед собой.
– Да понял я. – Бохай отбил мой кулак. Вправо. – Ты кто такой, а?
Такого вопроса я не ожидал. Моргнул, нахмурился:
– В смысле?
– В прямом. В тебя как будто дух Вейжа вселился. Только без всей этой философской мути.
Вот оно что. Нет, дух Вейжа в меня не вселялся. Просто я понимал, что парням сейчас нужен кто-то вроде Вейжа. Не просто лидер, а – учитель. Человек, способный разложить непонятную картину на понятные составляющие. Я это умел, и кроме меня было некому. Всю жизнь сочетание этих двух факторов служило для меня сигналом к действию.
– Давай завтра об этом поговорим, – улыбнулся я. – Когда станем свободными людьми.
Бохай кивнул. Все наши кинулись его ободрять и напутствовать, до тех пор, пока двое стражников не подняли автоматы.
– Считаю до трёх, – сказал безжизненный голос. – Раз. Два...
Бохай развернулся и шагнул к перилам. Взобрался на них и, поймав равновесие, сделал шаг вперёд. Мы вновь столпились на лоджии, затаив дыхание и желая удачи, пусть не словами, но мыслями.
За Бохая я не переживал. Из всех наших он был самым уравновешенным. Да, сорваться и психануть – это мог, но даже тогда, казалось, контролировал себя полностью. Крепкое телосложение обеспечит ему устойчивость. Сила поможет быстро вывести из равновесия соперника. Ну и опыт. Бохай был самым старшим среди борцов и дольше других прожил в Цюане, провёл больше всех боёв. Это – всего лишь очередной бой.
Бохай шагал мягко, уверенно. Навстречу ему двигался такой же здоровяк в белом ифу. Он шёл, глядя прямо перед собой, сжатые в кулаки руки покачивались в такт шагам. Борец явно шёл убивать, а не выживать. Надеюсь, у Бохая достанет ума обратить эту тёмную энергию против него самого.
Соперники сошлись примерно посередине доски. Я старался сместиться левее, чтобы увидеть нечто большее, чем спину Бохая.
Как и следовало ожидать, борец не выдержал – первым нанёс удар. Прямой, в лицо. Бохай легко уклонился влево и, возвращаясь в исходное положение, выдал мощный хук с левой руки. Борец резко присел на корточки. У меня замерло сердце. Если Бохай сейчас полетит за своим кулаком...
Но нет, удар только казался со стороны мощным, «пушечным». Бохай хорошо понимал, где находится, и чем чревата излишняя увлечённость. Руку он задержал ровно там, где миг назад была голова борца. А борец прянул вперёд.
-Bl@@d! – вырвалось у меня словечко на родном языке.
Остальные просто вскрикнули.
Это было чистой воды безумие. Борец бросился на Бохая, обхватил его поперёк туловища и повалил.
Бохай спиной рухнул на доску. Даже если бы доска стояла в помещении, на двух столах, это бы означало неминуемое падение. А тут, где порывы ветра и нервы натянуты до предела...
И всё же они не упали. Они боролись. Борец, приподнявшись, попытался вцепиться Бохаю в горло. Тот одной рукой пытался отвести его руки. Правую руку Бохай завёл за спину, под доску, и уцепился за неё. Бессмысленный, судорожный жест. Хотя, если борец попытается столкнуть его влево – может помочь.
Но борец поступил иначе. Он захватил левую руку Бохая, которой тот защищался, и принялся бить его в лицо. Даже со стороны, издалека я чувствовал силу этих ударов. Бохаю хватило пяти, чтобы обмякнуть. Борец взвыл, торжествуя победу.
Он вёл себя как зверь. Я пытался сделать это со своими парнями, заставить их заменить мысли инструкциями, которые работали бы вместо инстинктов. Но я – пытался, а тот, кто накачал парней из противоположной башни таблетками – сделал. Нианзу, или Кианг, или Кузнецов – как ни назови.
Бохай мог только продолжать цепляться за доску, сопротивляться он уже не мог. И соперник, поняв это, попытался просто спихнуть Бохая с доски.
Тот немедленно ожил. Утихшая было борьба разгорелась со свежими силами. Крики и ругань доносились до наших ушей, и вдруг – оба парня рухнули вниз.
– Бохай! – заорали мы хором не меньше десяти глоток.
Бохай каким-то чудом сумел не выпустить доску. Он повис сперва на правой руке, тут же поднял левую и вцепился в доску ею. А соперник повис у него на спине.
Бохай подтянулся. Он сумел перехватить доску, обняв её двумя руками. Возможно, он даже сцепил руки мёртвой хваткой – этого я не мог разглядеть. Больше он ничего не сумел бы сделать при всём желании. А вот его соперник – сумел.
Он ловко, как обезьяна, вскарабкался по Бохаю вверх, наступил ему на плечо, на голову и вскочил на доску. Как будто и не существовало для него этой чёртовой высоты.
– На! – завопил борец и подпрыгнул. – На! На! На!
Он плясал на руках Бохая, отбивая ему пальцы. И пальцы не выдержали...
Человеческая фигурка в сине-зелёном ифу летела вниз, дёргаясь и крича. Крик постепенно затихал.
Бохай рухнул метрах в десяти от парня, которого поверг Вэньхуа. И я, и все остальные борцы продолжали вглядываться в невнятное пятно внизу, отказываясь поверить, что это – всё, что это, чёрт побери, конец.
Да, Бохай не был хорошим человеком. Никто из борцов не был, я – в том числе. Но он был одним из нас, он был – нами. Сильный, могучий, надёжный. И теперь он лежал там, на холодном асфальте, мёртвый, в луже собственной крови. Со стекленеющими глазами, глядящими в небо с мольбой и ужасом.
Может, я совершил глупость? Может, надо было, как и остальным учителям, готовить ребят к смерти, а не к жизни? Так им было бы легче уходить...
«Ваши борцы прибыли на турнир, чтобы падать?» – вспомнились резкие слова Нианзу, и я стиснул зубы. Нет. Нет, чёрт побери, мы здесь за победой. И нас всё ещё осталось немало.
– Какую он совершил ошибку? – спросил я, всё ещё глядя вниз.
– Лей... – Это Джиан.
– Нет, эту ошибку совершили мои родители. Какую ошибку допустил Бохай?
– Лей, я тебя сейчас скину прямо отсюда. Заткнись.
– Скинь. – Я повернулся и посмотрел в глаза Джиану. – Попробуй. Думаешь, полегчает?
Он отвёл взгляд.
– Слишком сильный удар, – сказал я упрямо. – Вейж этому учил: ты – это не только то, чем ты бьёшь. Ты – это всё твоё тело, твоя душа, твой разум. Всё! Бохай вложил всего себя в кулак, это была ошибка. Но он мог ещё победить, если бы успел ударить этого недоумка локтем в затылок...
Я осёкся, потому что заметил недоумка.
Победивший борец в белом ифу прошёл доску до конца и остановился перед нами, глядя сверху вниз с издевательской улыбкой.
– Ваш недотёпа был? – спросил он. – Соболезную от всего сердца.
Парень захихикал. Не то у него началась истерика, не то отходняк, а может, отходняк спровоцировал истерику.
– Ублюдок! – заорал Фу и бросился было на борца. Повалить его было – как нефиг делать, но борец, несмотря на изменённое состояние сознания, наверное, предвидел такое поведение.
Он прыгнул, сделал в воздухе сальто и приземлился за спинами цюаньцев. Парни развернулись, готовые к драке, готовые разорвать эту тварь в клочья...
– Стоять! – рявкнул безжизненный голос, и сразу трое стражников отлепились от стены, держа оружие на изготовку.
Парни нехотя опустили руки.
– Так-то, щенки, – усмехнулся борец и отвесил нам издевательский поклон. – Надо было лучше тренироваться. А не хлебать пиво по ночам.
– Жрать такие же таблетки, как ты, да? – резко спросил я.
По лицу парня пробежала тень. Он посмотрел на меня и отвернулся. Прошёл среди борцов, провожающих его взглядами, как демона, вырвавшегося из преисподней, и хлопнул дверью.
– Имя, – холодно сообщил безжизненный голос.
Глава 34. На счёт "три"
Люди часто страдают оттого, что обыденность становится их кошмаром. Не дай бог им узнать, каково это, когда кошмар превращается в обыденность.
Одно за другим на мониторе появлялись имена. Один за другим борцы поднимались на перила и шли навстречу судьбе. Я понял, почему всё началось с двойного Цюаня. Ларчик открывался довольно просто: мы лучше всех сохранились. Борцов школы Цюань вышло в финал больше, чем борцов какой-либо иной школы. Организаторы всего лишь постарались более-менее равномерно распределить участников.
Я наблюдал каждый бой, пожирая взглядом сражающиеся за жизнь фигурки соперников. Из каждого боя я старался вынести какой-то урок и давал его оставшимся. Всеми силами я старался показать, что ничего не изменилось. Что все эти смерти ничего не меняют для каждого конкретного борца. Когда ты встаёшь на доску, тебе всё равно, сколько человек свалилось с неё до этого, и кем были эти люди.
И, кажется, у меня получалось. Было, с чем сравнивать. Лица, с которыми наши парни поднимались на доску, и лица, с которыми поднимались борцы других школ. И, разумеется, результаты. Цюань всё ещё был лучшим. Наши борцы выживали чаще остальных.
Я переживал за всех, но не за всех одинаково. Большинство борцов для меня так и остались безликими тенями. Я старался не обрастать близкими отношениями, и это мне, в общем, удавалось. Это было полезно — вот как раз на такой случай, или подобный. Впускаешь человека в душу – и он обязательно либо умрёт, либо предаст, забрав кусок твоей души с собой. Нужно быть крайне разборчивым и уметь ставить границы, за которые — «не влезай, убьёт».
И всё-таки я, затаив дыхание, следил за тем, как по доске идёт Ронг. Парень, которого я, вообще-то, должен бы сам хотеть убить. Ронг, Бэй, Джиан, Бохай... В нормальной жизни все они были бы моими врагами, и я не успокоился бы, пока не заставил их заплатить за опрометчивые и идиотские поступки.
Но сводить счёты в Цюане было невозможно без крайне неприятных последствий. Волей-неволей нам пришлось грести в одной лодке. А собачиться, сидя на вёслах – затея глупая и вредная. Совместное времяпрепровождение легко превращает людей в товарищей, и теперь моё сознание как будто бы раздвоилось. Одна, меньшая часть, упрямо шептала, что любой из Цюаньцев, если сорвётся и упадёт, сделает одолжение мне лично и миру в целом. А другая, которая за последние полчаса вымахала до циклопических размеров, орала: «Нет! Они должны выжить! Потому что я, чёрт побери, так сказал!».