Как сейчас, помнит снежный, моросящий дождь на перевале. Всё, что падало с неба, сразу превращалось в лёд. Идти по льду было сложно. Мужчины шли впереди, и кто ножом, кто мотыгой рубили тонкий лёд, прокладывая дорогу для остальных. Много людей и скота погибло тогда, большинство из них сорвалось в пропасть. Люди еле осилили подъем, побросав скот и небольшое имущество, захваченное с собой. Бейше удалось переправить и повозку со скарбом, и лошадь. Только его молодость и силы помогли преодолеть трудный перевал и неблизкое расстояние от Ак-Таша до Кашгара. А как он подбадривал и веселил всех в дороге! В кого он такой весельчак и шутник? Но она-то знает, что Бейше в душе не по годам серьёзен. Как гордился сыном покойный Кулмамбет! Ка к-то сказал ей в Китае: «Смотри, какой сын вырос у нас. Только хорошие слова в его адрес слышу от других. Возблагодари, Всевышний, его за это».
Жалко, что Кулмамбет рано умер, не увидел, как подросли и другие сыновья. Он непременно гордился бы всеми ими. Когда Абыл приехал в этом году летом домой в белой рубашке и черных брюках, высокий и статный, она сразу и не признала его. Думала, какой-то начальник из столицы приехал. Видны в нём перемены в лучшую сторону, появилась уверенность в себе. Уже не тот деревенский мальчик, каким он уехал четыре года назад. Он сказал, что закончил образование в Пишпеке, и его отобрали на учёбу в Москву. Целый месяц только про учёбу и говорил и так заразил Байгазы, что тот тоже захотел уехать вместе с ним. Хоть она и не была против, Абыл уговаривал её: «Как он вымахал! Что ему здесь делать? Пусть лучше учится». Конечно, пусть учатся. Сейчас время другое. Пусть учатся, а она поддержит их стремление.
Не повезло только Бейше. В молодом возрасте он вынужден был батрачить в Кашгаре на богатую китайскую семью. Больше двух лет он один обеспечивал семью, а потом присоединились Жибек вместе со своим сыном. Какие тяжёлые годы были, не пожелаешь даже врагу.
Прибывшие в Кашгар с десяток семей кыргызов поселились в пустой деревне в заброшенных глинобитных домах. По всем признакам дома пустовали не менее пяти лет, и большинство из них уже не было пригодно для проживания. Дворы и улицы так заросли густым бурьяном, что путники еле пробирались сквозь него. Новые поселенцы так и не узнали, когда и почему люди этой деревни покинули свои дома. Они прибыли туда в конце весны и выбрали дома покрепче, а до конца лета уже все дома были заполнены беженцами, не только кыргызами, но и казахами. Люди на скорую руку латали глиной дома, сухой травой покрывали крыши, из камыша и сухих веток делали двери.
Жизнь на чужбине налаживалась, и всё было бы хорошо, если бы не несчастный случай. Вскоре после приезда в Китай Кулмамбета укусила бешеная собака. Бейше был рядом, он убил собаку, но было уже поздно. Как сейчас, Седеп помнит, как сын привёл отца с окровавленной от укуса ногой. Кулмамбет был бледен. С глазами полными слёз и отчаяния он сказал: «Это конец. Прости, мать, так получилось. Обидно, что на чужбине, обидно… в нелёгкое время. И ты, Бейше, прости меня, ведь теперь ты должен взять на себя заботу о семье. Не успел я тебя женить и понянчить твоих детей».
Седеп раз пять спрашивала сына, может, собака была вовсе и не бешеная, но Бейше отвечал: «Эне, я могу отличить больную собаку от здоровой. У собаки была шаткая походка и слюни текли. Мы с отцом сразу заметили это, когда она внезапно появилась из-за кустов».
Кулмамбет держался, пока дети не уснули. Она чувствовала, что слёзы душили мужа весь вечер, но он бодрился. В постели он обнял Седеп, хотел что-то сказать, но вместо этого начал рыдать и, чтобы не разбудить детей, выбежал из дому. Когда она вышла за ним с чапаном укрыть его, он всё еще плакал. Она присела возле него, прижалась, обняла крепко и положила голову на его плечо. Долго они сидели молча.
– Знаешь, я не в обиде на Всевышнего, потому что он свёл меня с мудрой женщиной, которая родила мне трёх замечательных сыновей. Я всегда был здоров, не бедствовал и, надеюсь, прожил жизнь достойно.
– Почему прожил? Ты еще будешь жить.
– Тебе будет трудно, но я знаю, ты сильная. Справишься. Переживаю больше за наш народ. Я много думал и строил планы по поводу возврата кыргызов на родину, но ничего не успел. Боюсь, разбредутся кыргызы по китайской земле и не соберёшь их потом. Нет среди нас человека, которому поручил бы это дело. Бейше слишком молод, а тебя не будут слушать. Жаль.
По указанию Кулмамбета Седеп приняла все меры, чтобы никто в семье не заразился. Для него была выделена отдельная посуда, и к нему не подпускали детей. Через неделю муж, казавшийся абсолютно здоровым, сказал ей: «Кажется болезнь начала прогрессировать. Попроси почистить свободный сарай на окраине села, приготовь четыре кола и толстую веревку».
Когда всё было готово, он сам распорядился, в каком месте вбить в землю колы, проверил, прочно ли они сели, затем постелил старую постель на пол и, сев на неё, заставил привязать свои руки и ноги к верёвкам, концы которых были привязаны к колам.
Конечно, Седеп была против, но Кулмамбет не соглашался с ней. Он говорил: «Пойми, Седеп, это неизбежно… скоро я перестану контролировать свои действия, тогда ни один человек не справится со мной. Я не хочу бегать по дворам и получать побои от людей, а самое главное, не хочу стать разносчиком этой заразы. Разреши мне умереть достойно».
Родственники пришли в сарай проститься с ним заранее. Он успокаивал: «Не плачьте. Все умирают по-разному. Вот Аллах решил таким образом забрать меня к себе. Не горюйте. Простите, если кого обидел».
Последними подошли Абыл и Байгазы. Он был с ними строг, даже с маленьким Байгазы, который не понимал, что происходит. Напутствовал детей: «Слушайтесь маму и помогайте брату. Не заставляйте их напрасно переживать за вас. Берегите друг друга и будьте дружными».
С этого дня только один Бейше был рядом с отцом. Седеп готовила и приносила еду.
В первые дни Кулмамбет рассказывал разные истории о своих предках, о своём детстве, о своих ошибках в назидание сыну. Сын кормил отца, шутил, стараясь развеселить его. Кулмамбет за всё время ни разу не пожаловался, хотя руки и ноги были в ранах из-за грубых верёвок и лежать было неудобно. Вопреки ожиданиям он не буянил, не пытался освободиться, но болезнь быстро подкашивала его. Через несколько дней он перестал сглатывать слюни, появлялась пена во рту, потом начался сильный жар. Бейше прикладывал смоченную тряпку к голове, но это не помогало. Скончался он через три недели после укуса собаки.
Как и просил сам Кулмамбет, его тело не похоронили, а, прочитав молитву, сожгли вместе с сараем.
После его смерти никто из их рода не продолжил работу по возврату кыргызов на родину, которую начал Кулмамбет, как только обосновались в Кашгаре. Он собирался объехать временно осевших в разных местах соплеменников, которые волею судьбы и гонимые страхом оказались на чужбине. Он говорил: «Если каждый будет думать только о себе, то у народа нет будущего». Жалко, что не дожил до сегодняшнего дня. Он был бы рад всем переменам, которые произошли за последние десять лет в жизни народа.
Бейше переживал утрату отца, но ему нельзя было расслабляться, и его мысли были полностью заняты вопросом, как прокормить семью. Вскоре он первым из беженцев пошёл наниматься на работу в ближайший китайский посёлок. По его рассказам, он увидел несколько рабочих на поле, собиравших лук. Так как языка он не знал, то сразу молча присоединился к ним. Работал целый день наравне с людьми на поле, не прерываясь даже тогда, когда те останавливались перекусить. Вечером приехал в повозке человек маленького роста и с солидным животом. Судя по тому, как тот вёл себя, Бейше решил, что он хозяин земли. Люди долго говорили ему что-то, показывая в сторону Бейше. На непонятном языке, сопровождая слова жестами, хозяин дал понять, что ему не нужны дополнительные руки, вручил несколько луковиц и рукой показал, что работник свободен. Но, несмотря на это, на следующий день Бейше опять пошёл на то же поле. Люди опять что-то говорили, но потом махнули на него. И он опять целый день работал вместе с ними. Получилось, что к середине дня функции на поле распределились сами по себе. Китайцы собирали и перевязывали лук в пучки, а Бейше брал их по несколько десятков в охапку и относил в конец поля. Хозяин, увидев результаты работы за день, не стал прогонять его, как вчера. Так и проработал Бейше у него до самого отъезда. Позже он устроил Абыла пастухом и помог найти работу нескольким беженцам из их новой деревни. Хозяину земли нравилось, что кыргызы и казахи работали больше, а платить им он мог меньше.
Седеп сильно сопротивлялась, когда самопровозгласивший себя главой их немногочисленного рода Мундузбай и ещё двое мужчин решили «привязать» молодую вдову Жибек с пятилетним сыном к её Бейше, то есть поженить их. Она ничего не имела против Жибек. Эта была молодая, приятная женщина лет тридцати, у которой недавно от болезни скончался муж, приходившийся двоюродным братом Кулмамбету. Конечно, Седеп было жаль её, но женить сына на женщине старше него на десять лет, да ещё с ребёнком на руках, она не собиралась.
– Женитесь сами, раз волнуетесь за неё! Струсили, боитесь, что не прокормите её? Если бы были прежние времена, каждый из вас был бы счастлив сделать её токол[32], – говорила она им.
– Молчи, женщина. Завтра вечером мы сделаем обряд нике[33], и пусть Бейше переезжает к ней, – кричал Мундузбай.
– Я как мать против, а мой сын будет слушать меня.
– Что с ней разговаривать, поговорим вечером с Бейше, – сказал Мундузбай и, махнув рукой, ушёл.
– Саке, а ты почему молчишь? Почему не заступишься за нас? Разве Кулмамбет позволил бы себе такое? Ишь, раскомандовался тут! Лучше бы шёл на поле работать, сидит на шее у своего малолетнего сына, – сорвалась она на остальных мужчин.
Родственники встретили Бейше, когда тот возвращался с работы. Конечно, он не смог перечить им. Мундузбай, наверное, начал с того, что долг каждого мужчины защищать честь рода. По обычаям кыргызов, если женщина становится вдовой, долг мужчин пристроить её в семью из их рода на правах жены. Не должна молодая женщина быть без мужа, иначе она может опозорить род.