Было уже совсем поздно, когда Юсуф с детьми приехали к Алишеру.
– Алишер, скажи, где детям постелить. Они устали в дороге. Я потом расскажу, что случилось, – сказал Юсуф.
Дети уже спали в соседней комнате. За чаем мужчины долго разговаривали. Юсуф рассказал про Турсун и попросил приютить их на неделю. «Я бы сразу выехал с детьми в Ташкент, как и планировал, но лошадь у меня захромала ни с того ни с сего. Мне надо лошадь купить, немного прийти в себя… неважно себя чувствую, а через неделю выедем».
– Конечно, живите сколько хотите. Мне даже так лучше, – ответил Алишер.
Следующие три дня Юсуф даже не мог встать с постели. У него сильно болела голова. Алишеру пришлось сходить за лекарем, который, осмотрев его, порекомендовал не есть жирную, солёную пищу и пить побольше воды, а лучше пить отвар шиповника и барбариса.
Когда Юсуфу стало лучше, он попросил Алишера сходить вместе с ним на рынок и помочь выбрать лошадь. Они долго ходили по рынку, присматриваясь и выбирая, и, наконец, купили хорошую тягловую лошадь, тут же подковали её и не спеша вернулись назад.
– Что-то возле дома народу много, – сказал Алишер, как только завернули на свою улицу. – Давайте быстрее пойдём.
Бегом преодолели они оставшуюся часть дороги. Действительно, возле дома Алишера собрался народ, был слышен женский плач. «Это же плачет Амина!» – подумал Юсуф и тотчас, раздвигая толпу, пробрался к дочке. Амина сидела на коленях и обнимала Юнуса, лежащего на земле и плакала. Фатима сидела рядом.
Увидев отца, Амина рыдая сказала:
– Ада, люди говорят, что Юнуса нельзя спасти. Они ошибаются, он не умер.
– Как умер? Юнус, сынок, открой глаза! – сказал Юсуф, присаживаясь и, взяв сына на руки, погладил за голову и поцеловал несколько раз, затем он заплакал, прижав лицо сына к своему лицу.
Через некоторое время поднял голову и сказал:
– Алишер, срочно пошли за лекарем, надеюсь, он поможет.
Сквозь слёзы Амина рассказала, что Юнус прибежал во двор, одной рукой держался за горло и кашлял… ничего не мог говорить, потом у него началась рвота… и он потерял сознание.
– Ада, все произошло так быстро, и соседи быстро прибежали на помощь, – рыдала Амина.
Кто-то из соседей предположил, что, возможно, ребёнок подавился чем-то.
– Он взял семечки… там, в сарае, много, – сказала Фатима.
Прибывший лекарь в почтенном возрасте, обследовав горло, вытащил оттуда шелуху семечки.
– Шелуха попала в голосовую щель и перекрыло дыхание, – заключил он.
Оказалось, в сарае лежал прошлогодний урожай семечек. Алишер хотел их продать, но так как оставалась всего половина мешка, он не сделал этого, а потом и вовсе забыл о них.
Юнуса похоронили на следующий день утром. После похорон единственного долгожданного сына Юсуф совсем занемог. Он пролежал целый день и целую ночь, не сомкнув глаз. Утром, кое-как встав с постели, он пошёл на могилу сына. Сев на колени, он прочитал молитву. Здесь без посторонних глаз он мог позволить себе заплакать во весь голос. Он просидел там часа два, рыдая и проклиная Турсун: «Вот чего ты добилась, паршивая шлюха! Ты лишила меня моей единственной опоры на старости лет!» Успокоился он, когда к то-то положил руку на его плечо. Он не сразу понял, кто это. Человек присел рядом и тоже прочитал молитву. По голосу он узнал Адыла.
– Юсуф, вставай, пойдём домой. Смирись. Так было угодно Аллаху, – утешал Адыл друга.
По дороге Адыл сказал, что он приехал навестить их и про смерть Юнуса узнал недавно от Алишера.
– Адыл, помоги мне собраться. Я хочу выехать сегодня. Мне нестерпимо больно находиться здесь. У меня к тебе просьба. Проведи положенные по вашему обычаю мероприятия по случаю смерти… в честь Юнуса. Не забудь навестить его в семь и сорок дней. Он будет ждать.
– Я приехал уговорить тебя вернуться, но вижу, не получится. По поводу Юнуса не беспокойся. Мы всё сделаем, как положено, – обещал он, обнимая друга.
У Адыла защемило сердце, когда на повозке сидящими в ряд увидел осунувшегося и посеревшего от горя Юсуфа, и заплаканных несчастных внучек.
Свекровь показалась Турсун немногословной, но суровой женщиной с мужским характером. Она была худощавая, высокого роста. В первый день, когда Бейше привёл новую жену, свекровь сидела на полу и пряла пряжу. Взглянув на них, она отвернулась и как ни в чём не бывало продолжила свою работу.
– Эне, я привёл невестку, встречай, – сказал Бейше матери. – Прошу, надень на её голову платок.
– Не буду надевать платок на женщину, которая бросила своих детей и заставила уйти из дома мать моих внуков. Это грех, – после большой паузы ответила она.
Бейше умолял её несколько раз, но мать была непреклонна. Он взял Турсун за руку, пошёл к ближайшей тётушке по отцу и попросил её надеть платок Турсун, как это положено по обычаю кыргызов. Та ответила: «Капырай[35], я, что ли, в нашем доме буду надевать платок… надо в доме, где новая сноха будет жить». Она открыла сундук и достала оттуда большой белый платок и пошла с ними в дом Бейше.
– Седеп, ты что делаешь? Сын привёл невестку, а ты отказываешься выполнять святой долг матери?
Седеп ничего не ответила и продолжала сидеть на том же месте.
– Будь счастлива, милая! Живи долго со своим суженым, – с этими словами тётушка накинула платок на голову Турсун, затем взяла пиалу, набрала туда воды, покрутила три раза над головой, заставила выпить и вынесла пиалу за дверь. Постелила тёшок в углу комнаты и усадила туда Турсун.
– А ты почему никому не сказал, что сегодня приведёшь её? – спросила она Бейше. – Собирай родню. Надеюсь, барашек найдётся?
– А ты чего раскомандовалась тут? Обойдётся без барашка. Много чести для неё, – ответила свекровь.
– Эне, я приглашу родню, зарежу барашка! Давай на сей раз будет, как я скажу.
Ей ничего не оставалось, как подчиниться сыну и встречать гостей.
Пока Бейше резал барана, собрались родственники. Все были в курсе планов Бейше, как только он отделил Жибек и детей.
Турсун сидела в углу комнаты, чуть отвернувшись к стене и низко опустив платок. По обычаю, свекровь должна была натянуть кёшого[36], за которым должна сидеть новая невестка, но кёшого не было. Дасторкон был накрыт в обеих комнатах. В одной комнате расположились мужчины, а в комнате, где была Турсун, сели женщины и дети. Подали лепёшки, бульон и мясо жирного барана. За едой мужчины громко, перебивая друг друга, разговаривали. Женщины вели себя тише. Задали несколько вопросов Турсун. Хотя все знали её историю, за разговором никто не коснулся темы брошенных ею детей и Юсуфа. После трапезы молодые снохи помыли посуду, подмели комнаты, а затем, постелив постель для молодожёнов, разошлись по своим домам.
На следующий день пришла какая-то родственница и что-то долго шептала свекрови. Турсун слышала, как свекровь сказала: «Нечего сплетни разводить! И не ходи сюда больше с такими разговорами!»
Турсун приходилось рано вставать, готовить завтрак и заниматься домашними делами. Свекровь была очень чистоплотной женщиной, и Турсун без конца приходилось стирать или отмывать что-то. Много времени также отнимало чаепитие свекрови. Она говорила, что без чая болит голова, поэтому несколько раз в день пила крепкий чёрный чай из самовара, который каждый раз кипятили и натирали до блеска.
Бейше был очень внимателен и ласков с Турсун, чем раздражал свою маму. «Постыдился бы… как будто первый раз в жизни увидел женщину», – ворчала она.
Однажды они только сели ужинать, как в дверь кто-то постучался. Бейше открыл дверь и испугался, увидев за порогом отца и брата Турсун, затем пришёл в себя и пригласил их зайти в дом. «Садитесь за стол, поужинайте с нами», – сказала Седеп, уступая свое место и пересаживаясь ниже. Гости заняли указанные места, Турсун принесла горячее блюдо.
– Мы пришли с плохой вестью, – сказал Адыл, обращаясь к дочери. – Крепись, дочка, Юнуса не стало.
Турсун посмотрела на отца и подумала, что отец, возможно, перепутал имя… может, Юсуфа не стало, он болел часто в последнее время.
Седеп удивилась реакции снохи. Ни один мускул не дрогнул на её лице.
– Примите соболезнования… когда это случилось? – спросила Седеп Адыла.
– Два дня назад похоронили в Караколе. Бедный мальчик. Подавился шелухой от семечек.
Только теперь Турсун поняла, что не стало её Юнуса. Она обхватила колени руками и горько завопила, уткнувшись в них. Бейше обнял её за плечи и пытался успокоить.
– Это я виновата во всём! Всевышний решил покарать меня сразу. Если ты решил наказать, забрал бы меня, грешную… зачем тебе невинный ребёнок? Как я буду с этим жить?! – рыдала она во всё горло.
Вместе с ней плакали Адыл и Садыр.
Долго Турсун не могла успокоиться. Когда она, наконец, была в состоянии что-то сказать, спросила про девочек. Отец рассказал, что Юсуф с девочками уехал в Ташкент на следующий день после похорон. Эта новость усилила боль Турсун. Ей стало плохо, и она потеряла сознание. Бейше быстро уложил её на одеяло, распахнул ворот платья, вытер холодный пот на лице и долго делал массаж ледяных рук, пытаясь согреть и привести её в чувство.
– Вы уж простите мою дочь, не судите её строго. Во всём виноват я. Испортил ей жизнь, отдав своему другу в совсем юном возрасте. Когда она убежала с Бейше, я проклял её. Сказал, чтобы ноги её не было в моём доме, даже, когда умру, а получилось, сам пришёл сообщить о смерти моего внука, её сына.
– Говорят, всё случается по воле Аллаха, но, возможно, ребёнок не умер бы, если бы мама была рядом. Что за любовь такая, которая толкает бросить не одного, а троих детей?! Разве любовь к мужчине может быть сильнее любви к детям? И мой дурак тоже хорош, увёл чужую жену. Стыдно людям в глаза смотреть.
– Мы пойдём… засиделись долго, – сказал Адыл после нависшей паузы. – Дорогая кудагый