Толкай науку вбок!
Кто-то поставил на проигрыватель старую пластинку «Брызги шампанского». Мартын Иванович пригласил Марину Валентиновну.
— Вы танцуете по-гамбургски?
— Да.
Мартын Иванович перехватил Марину Валентиновну под спину левой рукой и, часто-часто семеня, побежал на нее, наклонив голову так, словно собирался боднуть. Марина Валентиновна, так же семеня, быстро побежала, отступая. Таким образом они добежали до двери в кухню, замерли на мгновение, акцентировав эту паузу, а затем Мартын Иванович побежал обратно, увлекая Марину Валентиновну за собой. Она бежала, заглядывая ему через голову на мелькающие каблуки его ботинок, потому что ростом Мартын Иванович был ей до плеча. Остановившись у другой стены комнаты, сделали какой-то замысловатый прыг-скок.
— Фу, жарко!
— Можно открыть форточку.
— Нет, спасибо. — И тут же подошла к Полуянову: — У меня к вам большая просьба. Надо хорошо подготовиться и сделать обзорный доклад о новых элементах «чибисах», ознакомить с ними ведущих специалистов.
— Когда?
— Когда, я вам сообщу. На одном из технических советов института.
— А я думал — сейчас, — пошутил Полуянов. Марина Валентиновна улыбнулась.
— Идемте танцевать? — протянула она Полуянову руку. Включили магнитофон, и начались современные танцы.
— Танцы — моя стихия. Мы иногда танцуем с внуком. Вы не видели его, какой он у меня прелесть, — говорила Марина Валентиновна, оказавшись у Полуянова за плечом. Она не была уверена, что он слышит, о чем она говорит. Да это и не имело равно никакого значения.
Непонятно было, кто и с кем танцует. Каждый выделывал, что мог, в силу своих способностей и фантазии. Митя просто подпрыгивал, поочередно высоко поднимая то одну, то другую согнутую в колене ногу. «Эх, яблочко, куда катишься? Если к Нинке попадешь, не воротишься…»
Все заметно устали. И снова поставили танго.
Нина Кондратьевна пригласила Полуянова. Закинула руки ему за шею. Он попытался высвободиться, но гражданка Волкова крепко держала его.
— Ну как, попало вам? — спросила она, явно имея в виду свой недавний разговор с Татьяной. — Пусть. Так и надо.
— Что вы сказали ей?
— Чтобы она берегла вас.
— От кого?
— Да хотя бы от меня.
Пригнув Полуянова к себе, она неожиданно поцеловала его в губы. Да так, что он чуть не задохнулся. Вырвавшись, испуганно оглянулся: не видел ли кто? Ведь здесь же где-то ходил муж Нины Кондратьевны, Женька.
Видел только Митя Мазуров. Когда Волкова повернулась к нему, он закрылся рукавом: мол, ничего не вижу. Гражданка Волкова подошла к столу, взяла фужер.
— А-а! — трахнула об пол так, что осколки брызнули в стороны.
— Нина Кондратьевна, что вы? — схватил со за руку Мартын Иванович.
Она чуть отстранила его, взяла второй фужер и тоже — трах!
— Что вы делаете?
— Пусть!.. Вот сейчас возьму скатерть и все — на пол!
На помощь Мартыну Ивановичу подбежал Антон Васильевич, девушки. Только Митя стоял улыбаясь, кивал Нине Кондратьевне.
— Карамба!
— Нам надо расходиться, — шепнул Мартын Иванович Полуянову. — Следите, пожалуйста, за ней, — сказал он вышедшему в коридор Женьке.
А Нина Кондратьевна сделала вид, что вовсе и не заметила ухода Полуянова. Пошли — и фиг с ними, пусть отчаливают. Наше вам с кисточкой!
Когда все разошлись и Нина Кондратьевна с Женькой остались одни, она подкралась к нему, подпрыгнула и повисла на шее.
— Женька! Ах, какой ты, Женька!
— Подожди. Дай я вымою посуду!
— Зачем ты женился на мне! Я — стерва!
— Ладно, потом поговорим.
— Нет! Я хочу сейчас говорить! У тебя до нашей свадьбы никогда не было женщины?
— Нет, — помолчав ответил Женька.
— Я тогда так и поняла.
— Почему?
— У меня ведь тоже не было мужчин. А ты и не понял. Эх ты!
— То есть… А как же… дочь? — растерялся Женька.
— Это не моя. Моей погибшей подруги. А я взяла из детдома. Потому что ох как трудно ребенку без матери. Иногда так хочется, чтоб тебя приласкали, подули на ушибленный палец. Если угостили конфеткой, то не какие-то добрые тети и дяди, а люди, которым не надо говорить «спасибо». Ты не представляешь, как я всегда завидовала и ненавидела тех, кто катался на велосипеде, а за ними следом ходили родители или бабушка. Как я колотила таких! Поэтому меня в детдоме всегда считали дерзкой. Даже когда наказывали других детей, мне было завидно. Ведь меня не наказывал никто. И я взяла ребенка, захотела, чтобы еще на одного человека в мире стало больше, кому хорошо. — Она говорила правду.
И вот случилось несчастье. Она полюбила. Так, как не любила прежде. Это похоже было не на любовь, а скорее на стихийное бедствие, что обрушивается сразу и не знаешь, как справиться.
Да, Полуянов женат, скоро будет отцом, но когда любишь, разве это имеет значение! Когда любят — не думают. А когда думают — не любят.
А он даже не замечал ничего, занятый своим делом. Работа являлась для него — главным. Но продолжаться так больше не может.
— Женька, но я не могу так больше! Женька! Ты живешь и ничего не знаешь!.. Ведь я могу тебя сделать несчастным, Женька! Да он не хочет. А я, ох как я его хочу!
На выходные дни Екатерина Степановна купила две туристские путевки в Ригу.
— Поедем посмотрим, хоть в этом будем как порядочные люди, — сказала она Антону Васильевичу.
— Чего там, каких-то два дня. Галопом по Европам, — заметил Антон Васильевич.
— Я же не ты, не могу семью бросить на полгода. У меня обязанности. И так сколько времени никуда не вылезала, как старуха, даже не помню, когда в последний раз в кино была. Впрочем, можешь не ездить.
Антон Васильевич хотел сказать, что она его не так поняла, но решил промолчать, чтоб не раздражать еще больше. Действительно, истосковалась тут одна, издергалась во всяких заботах, и ей хочется хоть немного побыть вместе.
В Ригу Антон Васильевич ехал впервые, и город ему сразу же понравился. Чувствовалось — Прибалтика. Даже не в том дело, что все кругом говорили на своем незнакомом, мягком, вкрадчивом языке. А проявлялось это во всех, казалось бы, мелочах, которые и не перечислишь. Было много зелени. На прудах плавали лебеди, которые никого не боялись. По бульварам проходили девушки-студентки в разноцветных кепочках, бегали ребятишки в белых гольфах. Антон Васильевич и Екатерина Степановна почти весь день гуляли по улицам.
На вечер экскурсионное бюро предложило желающим билеты в Домский собор на концерт органной музыки. Екатерина Степановна восприняла это как счастье, свалившееся с неба.
— Обязательно пойдем! Такие концерты и здесь не каждый вечер. Кроме того, играет органист, известный на всю Европу.
На этот раз Антон Васильевич ничего не сказал Екатерине Степановне, пошел на концерт.
В первом отделении исполнялась органная музыка современных композиторов. Зал молчал. Екатерина Степановна сидела отрешенная от всего. Лицо у нее было молитвенно-торжественным. А Антону Васильевичу казалось, что он находится на аэродроме у взлетной полосы.
— Я тебя подожду на улице, — шепнул он Екатерине Степановне, дождавшись перерыва, и торопясь, стал пробираться к двери.
Но ему не повезло. Он так спешил, что перепутал дверь. И оказался в каком-то замкнутом внутреннем дворике, где вдоль стен стояли статуи святых. Когда вернулся, слушатели уже рассаживались по местам и на него зашикали: «Садитесь!» Пришлось сесть.
Во втором отделении исполнялись произведения Баха. И это было несравнимо лучше, хотя и несколько старомодно, как стихи Гавриила Державина. Улучив паузу между двумя произведениями, Антон Васильевич вышел.
Екатерину Степановну он дожидался в кафе напротив собора, маленьком, уютном, в пять столиков. Здесь было всего несколько человек. Пили черный кофе. На столах в вазах стояли многочисленные выпечные изделия. Антон Васильевич приметил, что никто из присутствующих здесь не расплачивался с буфетчицей, а, подсчитав в уме, оставляли требуемую сумму на столе. Буфетчица собирала деньги, не пересчитывая, ссыпала в карман.
Через большое витринное окно Антон Васильевич смотрел на площадь, на здание собора.
На столике возле прилавка лежала кипа газет. Кое-кто из присутствующих брал газету, положив в блюдце денежную мелочь. Антон Васильевич тоже взял, и то, что он прочитал, сразу же заинтересовало его.
«Мужчина, сорока одного года, рост 178 сантиметров, не был женат, ищет спутницу жизни.
Голубоглазая блондинка двадцати девяти лет, рост 170 сантиметров, ищет спутника жизни.
Мужчина сорока семи лет, рост 180 сантиметров, ищет женщину, умеющую хоть немножко готовить».
Дочитать объявления не удалось: через окно Антон Васильевич увидел, что двери собора отворились, оттуда на площадь хлынула толпа. Сунув газету в карман, Антон Васильевич направился навстречу шедшей в задумчивости Екатерине Степановне.
Из Риги они уезжали в воскресенье вечером. Их попутчиком по купе оказался мужчина лет тридцати, четвертое место оставалось свободным. Мужчина спокойно вошел и этак небрежно швырнул свои вещи на верхнюю полку. Угадывалось, что ему часто и много приходится ездить. Достал книжку, отыскал нужную страницу и принялся читать, не обращая внимания на суету в вагоне.
Антон Васильевич долго стоял в коридоре, смотрел на отступающие пригороды, на дальние шпили соборов, на мелькавшие за окном сосновые боры, тоже какие-то очень чистые, светлые, прибалтийские. Стволы сосен были желтыми и ровными, словно свечи в канделябрах. Когда вернулся в купе, Екатерина Степановна и мужчина оживленно беседовали, словно давно знали друг друга.
— Познакомьтесь, пожалуйста, — предложила Екатерина Степановна Антону Васильевичу. — Рекордсмен страны в беге на средние дистанции Сергей Скоков.
Антон Васильевич не очень-то интересовался спортом, особенно легкой атлетикой. Но эту фамилию и он слышал. Скоков был известным спортсменом.