Солнце между тем спускалось за сосны на мысу, врезающемся в залив. Они там росли тонкие, гладкоствольные, словно пальмы. Лучи пробивались между стволов, как между штакетником забора, отгораживающего поселок от воды.
Наступал тот час, когда поселок на некоторое время оживал перед сном. Громче делался каждый звук. Голоса слышались издалека так, словно разговаривают на соседнем участке. Шаркала по листве вода: вернувшиеся с работы хозяева поливали из шлангов фруктовые деревья.
Сокращая путь, Антон Васильевич повел Виталия через пионерлагерь. В это время обычно все мальчишки собирались на спортплощадке. И сейчас они были здесь. Некоторые гоняли мяч, другие сидели на скамейках вокруг, смотрели, как их приятель, пытаясь выполнить какое-то упражнение, болтался на турнике. Виталий подошел к турнику.
— Дяденька, подтянитесь десять раз! — закричали мальчишки. — Попробуйте.
Они, очевидно, решили, что он мешкает потому, что не решается. Однако Виталий не заставил себя уговаривать, подпрыгнул, ухватился за стальную перекладину, приноровился поудобнее и подтянулся на одной левой руке. Десять раз. Мальчишки начали было считать, но затем уважительно приумолкли, только смотрели восхищенно.
— Ух ты!..
Когда Виталий спрыгнул на песок, мальчишки побежали к перекладине, и теперь уже несколько из них повисли под ней.
Вернувшись о купания, Антон Васильевич увидел, что у них гостья. На веранде вместе с Екатериной Степановной сидела Эльвира, пила чай.
— Ну, я пошла! — тотчас поднялась она, увидев Антона Васильевича.
— Не торопись! Вот тебе попутчик, — остановила ее Екатерина Степановна. — Вы проводите, Виталий?
— Непременно! И с большим удовольствием!
— Это, наверное, с вами едет Тяпа? — повернулась к нему Эльвира.
Екатерина Степановна ей уже все сообщила.
— Не волнуйся, голубушка! С Тяпой будет все в порядке! — лишь мельком взглянув на Виталия, сказала Екатерине Степановне Эльвира. — Теперь молодежь в стройотрядах забирается во всякую глушь. Я и сама отправилась бы с большим удовольствием, но меня осенью опять непременно вытолкнут куда-нибудь в Карловы Вары или на Золотые Пески.
«Кокетка от старых штанов», — усмехнулся Антон Васильевич.
Поздним вечером, когда легли спать, Екатерина Степановна сказала ему:
— А что, отец, может быть, действительно съездишь с ребятами и ты? Дни отгульные у тебя есть. Все равно без дела будешь шататься. Заработаешь внуку «на зубок», не надломишься.
— Откуда ты знаешь, что будет внук?
— У нас, женщин, на этот счет интуитивное чутье, которое не объясняют никакие ваши интегралы. Поможешь дочери. Неужели и ей жить, как мы с тобой начинали? Пять лет ходил в лыжном костюме, брючины сардельками.
— Дались тебе эти сардельки!
— Да уж стыд один.
Деревня Поречице, куда привез Антона Васильевича и Тяпу Виталий, называлась так, наверное, потому, что располагалась по крутому берегу речки Уза, такому высокому в этом месте, что во всей деревне — ни одного колодца. За водой ходили на реку. Противоположный берег низкий, луга. Через реку напротив деревни, под кручей, — наплавной пешеходный мост, доски его прогибались под ногами.
Шабашников поселили в читальне совхозного клуба. На столах лежали подшивки старых газет. В простенках между окон висели портреты писателей-классиков.
В читальне шабашники появлялись, лишь чтобы оставить здесь или взять какие-то вещи. Работали от зари до зари, строили коровник.
Обязанности у них распределились так, как и предлагал Виталий. Любые переговоры с кем бы то ни было он вел сам. Хотя все, кому доводилось обращаться в бригаду, начинали обычно с Антона Васильевича. А он указывал на Виталия: «К нему». Уж очень ловко у Виталия получалось то, что Антон Васильевич просто не умел делать.
К примеру, требовался бригаде грузовик, чтобы привезти из карьера щебень.
— Придется подождать, — отвечал Антону Васильевичу начальник, с которым он вел беседу.
— Не хотелось бы ждать.
— У нас нет свободной машины.
— И не надо! — выступая вперед, авторитетно заявлял Виталий. — Но вы отлично понимаете…
Тут Антон Васильевич отступал Виталию за спину, и тот один вел с начальником переговоры. Начальник все понимал.
После этого шабашники выходили на шоссе. Виталий всматривался в проносящиеся мимо машины.
— Эту берем! — говорил он, руководствуясь неизвестно каким признаком. Не «голосовал», а со спокойствием представителя ГАИ кивком головы указывал шоферу машины остановиться. Машина останавливалась.
— Что надо, батя? — обращался шофер к Антону Васильевичу.
Антон Васильевич бежал к машине. Тем временем туда подходил и Виталий. Молча залезал в кабину, садился рядом с шофером. Антон Васильевич отходил в сторону. Все заканчивалось так, как Виталию было надо.
— Как у тебя ловко получается! — удивлялся Антон Васильевич.
Нет, он так не умел.
Антона Васильевича вообще смущала их роль. Кто они такие? Не рабочие, присланные с завода помочь совхозу, что Антон Васильевич хорошо понимал, — самому не раз приходились ездить. А — шабашники! Слово-то какое!
Когда он поделился своими мыслями с Виталием, тот посмотрел на него со спокойствием человека, творящего благое дело.
— Начнем с обратного. Вопрос первый: приношу ли я кому-нибудь вред?.. Вопрос второй. Я шабашничаю в свой законный, положенный мне по трудовому законодательству отпуск. Было бы кому-нибудь лучше, если бы я по восемь часов лежал где-то на южном берегу Крыма? Этаким розовым кабанчиком хрюкал с какой-нибудь свинюшкой?
А я в свой отпуск выезжаю во чисто поле, чтобы, поиграть силушкой. Есть ли здесь от меня польза? Наверняка.
Я работаю отпускное время за деньги. Зачем они мне? Я не занимаюсь накопительством. Хочу объездить страну, увидеть как можно больше, и не по телевизору, в передаче «Клуб кинопутешественников», а собственными глазами. Для этого я купил «Жигуленка». Теперь мне нужен гараж. И еще на некоторые, связанные с машиной, расходы. Вот и все. Я пошел таким путем. И не вижу, что бы в нем было плохого.
Да, вроде бы все логично. И все же что-то смущало Антона Васильевича. Так — и вроде бы что-то не так.
Они ставили коровник на пустыре. Напротив через дорогу — изба. На вид еще крепкая. Но по каким-то почти не передаваемым признакам угадывалось, что она стара.
Тот день выдался на редкость жарким. Виталий и Тяпа работали раздетые до пояса. Виталий — в пляжных очках, которые, как зеркала, отражали все, а через них не было видно глаз, в полотняной шапочке с зеленым прозрачным пластмассовым козырьком. Хоть и было жарко, но Антон Васильевич не мог себе позволить разоблачиться, как мальчишка. Увидев старушку, которая вышла из избы и стала манить кур: «Цып, цып, цып!» — Антон Васильевич, ткнув в кучу песка лопату, которой «гарцевал» щебень с цементом, направился к старушке. Поздоровавшись, попросил напиться. Увидев на крыльце ведро с водой, подошел к нему.
— Подожди, чего ж ты! — сказала старушка. — Сейчас кваску принесу. У меня квас свежий, сейчас нацежу.
Она ушла в сени.
Во дворе, напротив крыльца, были свалены дрова. Толстые березовые чурки. Раскатились по всему двору.
Старушка вышла на крыльцо, вынесла ковш с квасом и стакан. Вытряхнула из стакана мусоринки. Вытерла его полотенцем.
— Пробуй-ка.
Квас был отменный. С кислинкой, прохладный. Антон Васильевич выпил с удовольствием.
— Наливай-ка еще, — предложила старушка.
— Не откажусь.
Он выпил еще стакан и огляделся, отдыхая.
— Что это у вас так раскиданы чурки?
— Да вот в прошлое воскресенье привезли шаромыжники, свалили, сказали: «В понедельник придем, уложим. Бабка, дай рубль». Рубль дала, а они так и не появились. Теперь, наверное, уже и не зайдут, забыли.
Лицо у старушки было темное и морщинистое. Какими-то уж очень добрыми, приветливыми казались эти морщинки.
— Ладно, мы к вечеру зайдем к вам с ребятами, уберем, — пообещал Антон Васильевич. — Вы дома будете?
— Буду, буду. Да спасибо, не надо, — сразу засуетилась старушка.
— Придем. Как вас зовут-то?
— Параскева.
— А по отчеству?
— Велико начальство! Меня и сроду так никто не называл. Бабка Параскева, и тольки.
— А все же?
— Параскева Ивановна. А тебя-то как?
Перейдя дорогу, Антон Васильевич оглянулся. Старушка стояла о чем-то задумавшись, скрестив руки на переднике.
К вечеру, когда солнце стало садиться за силосные башни по другую сторону реки, Антон Васильевич сказал ребятам:
— Ладно, давайте на сегодня закругляться. Да зайдем поможем тут одной старушке.
— Кончаем, — поддержал Виталий. — Сегодня в клубе новый фильм. Мы с Тяпой сходим посмотрим. Ему будет полезно взглянуть, как народ принимает их продукцию. Так сказать, окунемся в жизнь. Верно, Тяпа?
Параскева Ивановна их ждала. Обрадовалась. Очевидно, и не надеялась, что они придут.
— Кыш, кыш! — погнала она со двора кур, хотя те никому и не мешали.
— Надо расколоть да убрать, — указал Антон Васильевич ребятам.
— И это все? — спросил Виталий, осматривая раскиданные чурки. — Бабушка, у вас найдется колун?
— Был, раньше был. Куда-то заложила. Погодите, сейчас поищу.
— Ладно, обойдемся.
— Раньше все было.
— Не беспокойтесь.
Они сразу же принялись за дело. Глянув на Виталия и на Тяпу, Антон Васильевич понял, что у тех еще маловато опыта. Но у Виталия хоть была силища, действительно как у былинного богатыря Ильи Муромца. Он размахивался, словно палицей, и, ухнув, всаживал топор в чурку так, что тот не колол ее, а пропарывал навылет.
А вот у Тяпы не было ни того ни другого. Топор отскакивал от чурки, или его заклинивало, и Тяпа долго возился, чтобы его вытащить.
— Делай вот так!
Антон Васильевич прицеливался в самую сердцевину установленной «на попа» чурки и, не очень сильно, с потягом на себя, — тюк! Чурка разлеталась на половинки. Он брал половинку, придерживая левой рукой, и теперь от краев к середине — щелк! Щелк! — раскалывал на поленья, которые держались на толстой бересте, словно дольки апельсина на его кожуре. Все одинаково равные.