Внезапно на меня накатило праздничное настроение, и я сделал то, чего не совершал много лет, подошел к ларьку и попросил:
– Дайте мне мороженое.
– Какое? – гаркнули из окошка.
Справедливый вопрос.
– Ну, самое вкусное.
– И откуда мне знать, чего вы любите? – злилась продавщица. – Вона их сколько! Выбирай сам.
Я начал изучать ассортимент. Однако я не покупал это лакомство лет пятнадцать, может, и все двадцать, а на улице не ел его со школьной поры. И какое выбрать? Названия мне ни о чем не говорят.
– Когда-то торговали плодово-ягодным, в картонных стаканчиках, по семь копеек. Такое есть?
– Я тогда еще не родилась, – объяснила торговка, – про копейки не помню!
Действительно, столько лет прошло.
– Найдите что-нибудь кислое.
– Прокисшим не торгуем, все свежее.
– Кислое по вкусу, ну, фруктовое.
– Вы, мужчина, мне надоели, – донеслось из будки, – мороженое сладкое! Хотите кислого, берите фруктовый лед.
– Давайте.
– Какой? Клубничный, вишневый, ананасовый, апельсиновый, манговый, яблочный, мультивитаминный, черная смородина…
Иногда мне кажется, что при дефиците товаров жить было легче. Да, конечно, ничего нельзя было купить, но зато какая радость охватывала от приобретения польских лезвий для бритья!
– Эй, заснул, что ли?
– Клубничное, – быстро сказал я.
– С сюрпризом?
Я удивился:
– С чем?
– Мужчина, вы еще долго? – спросила дама, стоявшая сзади. – Можно подумать, что жениться на эскимо собрались! Съедите и забудете.
– Давайте любое, – сказал я.
В ответ из окошка высунулась трубочка на палочке, завернутая в ярко-красную глянцевую бумажку. Я быстро разодрал упаковку и, ощущая себя пятилетним Ванечкой, гуляющим с папой в парке, сунул в рот холодную массу и испытал разочарование. Совершенно безвкусный продукт. В детстве маленький Ваня, не слыша предостережения няни, отламывал сосульку и потихоньку лакомился замерзшей водой. Вот и сейчас я ем нечто похожее на ту сосульку. Внезапно на языке появился какой-то предмет, довольно плотный, упругий… Я выплюнул его на ладонь: машинка, маленькая, сделанная из резины. Вот что такое мороженое с сюрпризом! Внутри брикета спрятана игрушка. Да уж, крошечный Ваня пришел бы в неописуемый восторг от такого лакомства, только в годы моего детства ни о чем подобном даже и не слыхивали.
Держа в руке автомобильчик, я оглянулся по сторонам. Вот незадача, по всей Москве пропали урны для мусора, и одновременно с их тотальным исчезновением появились плакаты с ярким лозунгом: «Сделаем наш город чистым». Однако чиновники из мэрии странные люди, как же можно сохранить улицы чистыми, если некуда выбросить обертку от мороженого? Впрочем, может, это мера против терроризма? В урну легко сунуть бомбу.
Я вздохнул и положил игрушку вместе с оберткой в карман. Тогда уж надо закрыть на замок все магазины, прекратить работу общественного транспорта и запретить людям ходить по улицам, потому что взрывчатку можно подложить куда угодно!
Я сел в машину и тут же прилип руками к рулю. Ну с какой стати я решил съесть мороженое? Было не слишком вкусно, я измазал пальцы и теперь еще и машину.
У Веты в квартире не оказалось никого. Я позвонил в дверь, постучал, опять нажал на кнопку, подержал на ней палец и расстроился. Следовало узнать у Лены, в каком институте учится Вета, и поехать туда, скорей всего, девушка находится на занятиях. Пришлось спускаться вниз несолоно хлебавши.
Когда я открыл дверцу машины, то чуть не скончался от горячего воздуха, вырвавшегося из салона. «Жигули» простояли на солнце минут десять, и теперь на сиденьях можно жарить яичницу. Кондиционера в моей «лошадке» нет, поэтому в пекло надо ездить с опущенными стеклами, но, честно говоря, то, что проникает сквозь открытые окна, мало похоже на свежий воздух. Оставив дверь нараспашку, я вытащил сигареты.
– Дядя, дай закурить, – пропищали сбоку.
Я прищурился, солнце слепило глаза.
– Дядя, угости сигареткой!
Из яркого пятна света выступила щуплая фигурка то ли подростка, то ли взрослой девушки. Коротко стриженные волосы торчат дыбом, личико размалевано во все цвета радуги, в носу сережка, в ушах масса колечек.
– Курить вредно, – укоризненно покачал я головой.
– А сам-то чего делаешь? – ухмыльнулась девица.
– Мне можно, я уже взрослый.
– Сигаретку жаль?
– Нет, просто я забочусь о вашем здоровье.
– Оно мое, чего хочу, то с ним и делаю. Так дашь закурить или нудить будешь?
– В столь юном возрасте… – начал было я и осекся, потому что от группы маленьких детей, самозабвенно копавшихся в песочнице, отделился мальчик лет четырех, с криком: «Мама, Сашка меня опять бьет» – он подлетел к девушке и прижался к ее грязным джинсам.
– Пойди дай ему кулаком в нос, – посоветовала юная мамаша.
Я молча вынул пачку сигарет. Если эта Лолита имеет уже хорошо разговаривающего сына, мои нотации на тему о недопустимости курения звучат по-идиотски.
– Можно две? – спросила девушка.
– Берите.
От детей снова отделилась фигурка, на этот раз девочка.
– Ляля, – прохныкала она, – твой Мишка дерется.
– Врежь ему сама по шее.
– Не могу-у-у!
– Тогда он будет тебя лупить.
– Ну скажи ему-у-у!
– С какой стати? – меланхолично протянула Ляля. – Чего ты мне жалуешься? Разве я тебя бью?
– Нет, Мишка.
– Вот с ним и разбирайся.
– Ну, Ляля… он дерется…
– Отвали, а то хуже будет, – пригрозила Ляля.
Малышка, хныча, пошла назад к песочнице. Ляля навалилась на мою машину.
– Дети, блин, офигеешь с ними, – проговорила она, с наслаждением затягиваясь, – во, докука! Ни поспать, ни погулять, ни отдохнуть. А денег сколько уходит! Мишка прямо прет вверх! Только штаны купила – малы. Может, какие таблетки есть от роста?
– Зачем вы рожали? – не утерпел я. – Или не знали, что ребенка следует одевать и кормить?
– Так дура была, – осудила себя Ляля, – разве ж предполагала, что так получится? Целый год потом ревела. Все девчонки гулять, а я с Мишкой дома. Мать моя ни за что не захотела с ним сидеть. Бабушка, блин. Другим помогают, а мне хренашечки.
– Сколько лет вашей маме? – от скуки поинтересовался я.
– Тридцать восемь.
– Она еще очень молодая.
– Во, и вы туда же! Да я после тридцати застрелюсь, чтобы старухой не доживать!
– А ваш возраст каков?
– Двадцать мне.
– Малышу четыре?
– В мае исполнится.
Я вздохнул. Ну что тут сказать? В шестнадцать лет не стоит начинать процесс размножения.
– Вы не из наших, – констатировала Ляля, – ждете кого? Или квартиру снять хотите? Если Райка из тридцатой однушку сдать предложила, даже задаром не соглашайтесь, у нее там третий жилец помер, кто ни въедет – вмиг убираются, плохая квартирка.
– Спасибо за предупреждение, но я жду Вету.
Ляля оторвалась от крыла машины.
– Кого?
– Одну свою знакомую, Вету, она вон в том подъезде живет, на третьем этаже.
– Охренеть, – взвизгнула Ляля, – долго прождете.
– Она поздно возвращается?
– Ветка померла.
Несмотря на ужасающую жару, меня пробрал озноб.
– Вета скончалась?
– Точняк.
– Давно?
– Ну… не помню.
– А ребенок?
– Какой?
– Ветин.
– Не было у нее никаких детей, – покачала головой Ляля.
– Что же с ней случилось? – растерянно спросил я.
Ляля пожала плечами:
– Мне неинтересно. Видела, гроб сюда привезли, вроде как попрощаться с домом. Ветка в больнице померла.
– В какой?
– Да откуда мне знать! У Риммы спросите, она с Ветой дружила. Эй, Римка!
Сидевшая на скамейке в компании парней девица недовольно крикнула:
– Че надо?
– Поди сюда!
– За фигом?
– Тут про Ветку интересуются.
Лениво шаркая кроссовками, Римма доплелась до нас, окинула меня оценивающим взглядом и поморщилась.
– Ну че?
– Вы дружили с Ветой?
– Ну.
– Она умерла?
– Ну.
– Не знаете, по какой причине?
Римма не ответила, ее хитрые, сильно накрашенные глазки заморгали, частокол слипшихся ресниц задвигался, носик, покрытый темным тональным кремом, сморщился, ярко-красные губы надулись.
– Ляля, – завизжало сразу несколько голосов из песочницы, – а-а-а… Ляля!
– Блин, – молодая мамаша выплюнула окурок прямо на землю, – чтоб вас разорвало, приподняло и об стенку шмякнуло. Ща дождетесь…
Продолжая браниться, Ляля пошла к ревущим малышам.
Римма вдруг гадко усмехнулась:
– Значит, тебе интересно, что с Веткой стало? Явился, пидор, посмотреть? Че, совесть замучила или про ребенка подумал? Поздно спохватился, все убрались.
Глава 23
– Вы меня с кем-то перепутали, – твердо ответил я, – думаю, с Павлом, скорей всего.
Римма снова заморгала:
– Хочешь сказать, что ты не он?
– Нет, конечно, вот мое удостоверение, кстати, в нем вовсе неплохая фотография.
Девушка сосредоточенно изучила документ.
– Что вы от меня хотите? – совершенно другим тоном спросила она.
– Вы дружили с Ветой?
– Сильно сказано. Скорее мы просто общались, в соседних квартирах жили.
– Отчего она скончалась?
– Аборт решила сделать, ей отказали в больнице, срок уже большой был, – мрачно сказала Римма, – пришла ко мне, плакать стала, ну я ее к Насте и отправила. Настя многим помогает в такой ситуации, уколы какие-то делает, ну и выкидыш получается. Но у Ветки оказалась аллергия на препарат. Кто ж знал? Там вся клиника на уши встала, однако ее не спасли.
– Клиника? Вы же только что сказали, будто ее выгнали, не стали аборт делать.
– Это официально, – кивнула Римма, – только со мной в медучилище, в одной группе Настя Лаптева училась. Она теперь в центре «Восход» работает. Настька уколы ставит, и проблемы нет. Всем помогало, наши к ней по многу раз ходили, а Ветке не повезло. Настька испугалась, врачей кликнула, да все равно кирдык вышел.