Тушканчик в бигудях — страница 41 из 58

Вера схватила безделушку, сжала ее в кулаке, потом раскрыла ладонь. Я удивился. От лягушки осталась кучка крошек.

– Это песок, – сообщила астролог, – такой обычно в почках скапливается. Все болячки от порчи. Но Николетта выпила мандрагору, и энергетическая сущность трансформировалась…

Слушать маразм далее у меня не хватило сил. Я дунул на ладонь Веры, крошки мигом просыпались на пол.

– Виноват, я ошибся. Просто мне попалась машинка из резины, а у Николетты в мороженом было печенье, покрытое глазурью, в форме лягушонка, сувенир для детей, наверное, малышам он по вкусу.

– Что ты наделал, – в обморочном состоянии прошептал Николай, – теперь все!

Вера закрыла глаза и занудила:

– От ворот поворот, уйди на вечерней звезде, укатись на ночной лошади…

Мне стало не по себе, парочка выглядела очень странно. Может, у них болит желудок? Едят какую-то дрянь, спят на мочалках, вдруг фруктовый лед «ударил» по их отвыкшим от нормальной пищи организмам? Тот же Женька Милославский рассказывал мне, что диета – это огромный стресс. К нему в клинику частенько привозят женщин, свихнувшихся на почве бесконечного подсчета калорий. Дурочки отказываются от всякой пищи, превращаются почти в кроликов, питаясь только салатом и капустой, а потом, когда заболевают от истощения, пытаются вернуться к нормальному режиму еды. Ан нет, вот тут-то их и подстерегает опасность. Организм не хочет принимать «человеческую» еду: суп, кашу, мясо. Долгое время уходит на адаптацию. Результат диеты: выкрошившиеся зубы, слоящиеся ногти, редкие волосы, кожа в прыщах, запах изо рта и вес… тридцать кило. Считается, что скелет, обтянутый пергаментной бумагой вместо кожи, с зияющими дырками во рту, тощими руками, полулысый, покрытый красно-синими пятнами, издающий смрад, вызывает особый интерес у большинства лиц мужского пола. Значит, я принадлежу к меньшинству, мне по вкусу женщины, похожие на наливное яблочко. Конечно, вес в сто пятьдесят кило является излишним, но есть же золотая середина. К тому же девица, жеманничающая над тарелкой, всегда вызывает у меня сомнение: небось она и по жизни такая кривляка. А та, что с аппетитом уплетает обед, скорей всего, веселый человек, без лишних комплексов.

– Вера, пошли, – вскочил Николай, – может на нас перейти.

– Да что случилось? – сердито спросил я.

И тут Николетта вынула изо рта еще одну лягушку.

– Вот, – подскочил Николай, – сколько порчи!

Я выхватил у маменьки кусок печенья:

– Посмотрите! Это всего лишь сухой бисквит!

Николай шарахнулся в сторону.

– О… о… о, ужасно! Ты взял все чужое на себя! Теперь… Николетта, что у тебя болит?

– Ну… ноги, – пролепетала маменька, – туфли узкие, жмут!

– А из внутренних органов? – перебила ее Вера.

– Желудок, печень, сердце, легкие, – стала перечислять обожающая изображать из себя смертельно больную маменька.

– С этой секунды все твои хвори перейдут на Ваню, – отчеканил Николай. – Ужасно!

Наверное, он думал, что испугал Николетту, но та выглядела очень довольной. Маменька с удовольствием отдаст мне свои болячки. Одно хорошо – она здорова, как первый космонавт.

Я встал:

– Извините, господа, мне пора, хочу приятно провести вечер.

– Ваня, ты куда? – в голос закричали Николай и Вера.

– По делам.

– Не ходи!

Но я уже вышел за дверь. Ей-богу, мое терпение лопнуло. Подобное случается крайне редко, но сегодня именно такой день. Интересно, сколько на свете дураков, верящих целителям и астрологам вроде Николая и Веры? Оторопь берет, когда начинаешь понимать, до чего глупы некоторые люди!

Я сел в машину, завел мотор, поехал к арке, повернул… и тут прямо под колеса мне метнулась черная тень. Кошка! Нога немедленно нажала на педаль, но сразу остановить «Жигули» сложно, даже если скорость небольшая, их протащит чуть-чуть вперед. Но именно этого чуть-чуть и будет достаточно, чтобы убить глупое животное. Только не следует думать, что, пообщавшись с Николаем и Верой, я превратился в дурака, который опасается черных кошек. Вовсе нет, просто я не способен нанести вред никому живому.

Поняв, что машина все еще движется вперед, я крутанул руль и въехал в стену дома. Послышался неприятный звук. С ужасающим мяуканьем мурка улепетнула в окно подвала. Я вышел и стал обозревать «морду» своей «коняшки». Слава богу, ничего особенного, всего лишь разбитая фара.

Не успел я сесть за руль, как затрезвонил телефон.

– Послушай, Ваняша, – зашептала Тася, – может, ты вернешься?

– Что-то случилось?

– Ну… нет.

– Тогда с какой стати я должен возвращаться обратно?

– Эта Вера…

– Говори быстрей.

– В общем, она тут гадать села и сообщила, что у тебя сегодня будут сплошные неприятности от кошки, пустого ведра, священника и трубочиста. Лучше возвращайся домой!

– Спасибо, Тася, – каменным голосом ответил я, – очень мило, что ты сочла нужным предупредить меня.

Швырнув трубку на заднее сиденье, я выехал на проспект и поспешил в сторону Кольцевой дороги. Встретить в Москве черную кошку неудивительно, намного реже попадаются бабы с пустыми ведрами, священников я видел на улицах столицы всего пару раз за всю жизнь. А вот трубочист! Да, я слышал, что столкновение с ним сулит несчастье, только скажите мне на милость, где эти специалисты? Я уже не мальчик и никогда не видел трубочистов, так сказать, живьем, нечего даже думать об идиотских выдумках.


Меня всегда интересовало, кто посещает огромные торговые дома ночью? Но сейчас в пустом зале площадью в несколько тысяч метров я был далеко не один. От стеллажей зарябило в глазах. Десятки кастрюль, сотни чашек, тысячи кухонных принадлежностей, миллионы безделушек… Голова начала кружиться. Нет, мне никогда не понять женщин, обожающих бегать по лавкам, на мой взгляд, нет более утомительного занятия, чем покупка всякого ненужного барахла типа сто сороковой статуэтки свиньи. Вон их сколько стоит, керамических поросят всех видов и размеров.

Вспомнив, что дочь Юли говорила про посуду, я пошел сквозь строй стеклянных, чугунных, эмалированных и стальных емкостей, предназначенных для приготовления пищи. В самом конце длинного ряда стоял стол, а за ним сидела хрупкая женщина, самозабвенно читавшая книгу. Продавщица была настолько увлечена сюжетом, что, когда я спросил: «Простите, вы Юля?», она взвизгнула:

– Ой! Кто здесь!

– Вы Юля? – повторил я вопрос.

– Ну, в общем, да, – осторожно ответила продавщица, – ну и напугали же вы меня! Думала, собака подкралась! Меня в детстве укусила овчарка, так теперь я всех псов до одури боюсь!

Я тяжело вздохнул. Интересно, где она встречала говорящую псину, способную рявкнуть: «Вы Юля?»

Но я не стал ехидничать.

– Очень приятно, меня зовут Иван Павлович Подушкин.

Юля отложила книгу.

– И что? Кастрюли купить хотите?

Я развел руками.

– Вон те не советую, – Юля приступила к выполнению профессиональных обязанностей, – дорогие, а бестолковые. Пойдемте, покажу хорошие.

– Извините, но я не собираюсь заниматься утварью, – остановил я ее порыв.

Юля заморгала.

– Меня прислал Паша, – быстро сказал я.

– Какой? – совершенно искренне удивилась продавщица.

– Неужели не помните?

– Не-ет, – протянула Юля, – а… а… а, наверное, тот, что в субботу набор брал! Пришла его сковородка, только сегодня днем получили! Уж извините, я знаю, что задержали заказ, только это не моя вина, на фирме…

– Юля, я приехал по поручению Павла Николаевича Бурцева. Вы ведь хорошо его знаете, – строго сказал я.

– Павла? – медленно повторила Юля. – Павла? Он же погиб!

– Нет, – отрезал я, – нет. И вы…

Но докончить фразу не успел. Юля странно всхлипнула, вытянула руки вперед, шагнула вбок, наткнулась на стеллаж, забитый пластмассовыми изделиями, и обвалилась на пол. На нее хлынул дождь разноцветных емкостей из пластика. Я кинулся к Юле, отшвырнул миски, коробочки, крышки и понял, что она не притворяется, а на самом деле потеряла сознание. Слегка испугавшись, я попытался привести продавщицу в чувство, похлопал ее по щекам, расстегнул пояс у брюк, подул на лицо. Наконец Юля открыла глаза.

– Где? – спросила она.

– Все нормально, – быстро ответил я, – вы на работе, просто упали.

Если честно, то я надеялся, что Юля забыла, по какой причине она лишилась чувств, но продавщица внезапно вскрикнула:

– Где? Он где?

– Кто?

– Павел. Неужели жив? Господи, не может быть!

Я помог Юле встать, усадил ее на стул, а сам устроился на табурете, стоявшем рядом. Нет, ни одной актрисе в мире не сыграть столь ярко и убедительно, а если все же Юля притворяется, то театр потерял гениальную лицедейку, которой Сара Бернар и в подметки не годится.

– Павел, – бормотала Юля, – просто невероятно. Неужели из-за той ссоры он так поступил! Нет! Невозможно! Я чуть не умерла тогда.

Тяжело вздохнув, я вытащил удостоверение.

– Юлечка, бога ради, простите дурака!

– Вы кто? – прошептала женщина, снова серея.

Испугавшись, что она опять обвалится без чувств, я быстро добавил:

– Выслушайте меня.

– Да, – кивнула Юля, – хорошо.

Глава 26

Узнав, что я подозревал ее в нечестности, Юля воскликнула:

– Вы даже не представляете, что я пережила, услыхав о катастрофе. Мы ведь очень плохо расстались. Меня потом долго мучило, что я крикнула ему вслед: «Ну и пошел вон, надеюсь, мы больше никогда не увидимся!» Так и вышло! Не встретились!

Я кивнул. Некоторые слова никогда не следует произносить вслух. Я в силу воспитания являюсь атеистом, как, наверное, подавляющее число людей, чье детство пришлось на годы советской власти. Сначала мы были октябрятами, потом пионерами, затем комсомольцами. Ни о каких религиозных праздниках не знали, поста не держали, Библии не читали. Кое-кто, правда, начинал задумываться о смысле жизни, доставал с огромным трудом работы, к примеру, Флоренского, но я жил с незамутненным разумом, искренне считая, что религия – это «опиум для народа». И лишь в зрелые годы узнал, что коммунисты охотно цитировали первую часть бессмертного высказывания классика, целиком оно звучит так: «Религия – это опиум для народа, она облегчает ему его страдания». Согласитесь, эта фраза имеет совсем иной смысл.