Тут и там: русские инородные сказки - 8 — страница 29 из 34

ОДИН НАРОД

— Трамваи — самые робкие и беззащитные животные. Свою жизненную силу они получают от проводов. Кроме того, бегать они способны только по рельсам. И по этим рельсам ничего не стоит выследить трамвая. Это может сделать даже малый ребенок вроде тебя.

— Мы с ребятами нашего племени уже дважды устраивали засады на трамваев! — гордо сообщил Маленькая Отвертка. — Я стрелял в них из лука, и каждая моя стрела попадала в цель! Но я не смог пробить их шкуру.

— Ай-кью! — засмеялся старик. — У трамваев металлическая шкура. Ее невозможно пробить стрелой. Ты только зря испортил хорошие наконечники, глупый Маленькая Отвертка!

— А мой друг Смотрит Косо метнул камень из пращи и пробил трамваю прозрачный лоб!

— Вот это уже похоже на настоящую охоту. — Старик прищурился. — Этот Смотрит Косо, видать, толковый парнишка. Из него выйдет хороший добытчик.

— Из меня тоже выйдет хороший добытчик! — воскликнул Маленькая Отвертка.

— Конечно, не сомневаюсь, — успокоил его старик. — Но сначала тебе еще нужно многому научиться. Я расскажу тебе о троллейбусах. Эти звери сильнее и самостоятельнее трамваев. Они не привязаны к рельсам и на своих резиновых копытах могут бегать хоть по асфальту, хоть по земле. Но опытный охотник может без труда выследить и троллейбуса. Надо только почаще смотреть наверх. Увидишь над головой провода — знай: по этой тропе ходят троллейбусы. Без проводов они обойтись не могут и в этом подобны трамваям. Есть у них и еще одна общая повадка: поздним вечером и трамваи, и троллейбусы сбиваются в большие кучи и устраиваются на ночлег в местах, которые мы называем парками. Если устроить ночной налет на трамвайный или троллейбусный парк, можно уйти с богатой добычей!

— Расскажи мне про автобусов, мудрый Крылья-и-Цепи! — попросил мальчик.

— Об автобусах тебе еще думать рано, — строго сказал старик. — Эти звери опасны и неуловимы. Выследить их невозможно. Им не нужны ни рельсы, ни провода. И не дай тебе Солнце встретиться на улице с разъяренным автобусом!

— А чем они питаются?

— Автобусы сосут бензин. Лучший способ убить автобуса — застать его врасплох во время бензинопоя. Но это очень опасное дело. Ведь там, на бензинопое, обязательно будут и наши враги, чистые. А для чистых мы сами — добыча.

— Ай-кью! Когда я вырасту, я стану лучшим в племени охотником на автобусов!

— Если Солнцу будет угодно, станешь. А пока иди-ка проверь свои крысиные капканы. Время завтракать!

Мальчишка убежал. Крылья-и-Цепи ласково смотрел ему вслед, задумчиво поглаживая висящий на груди амулет — фигуру голубя, вырезанную из спутникового коммуникатора. В свои тридцать с небольшим лет старик Крылья-и-Цепи был очень уважаемым человеком. На его поясе из волоконно-оптического кабеля висело пять скальпов чистых.

Лучи солнца весело били сквозь бреши в стенах развалин высотного здания на площади Восстания. В воздух поднимался синий дым. Женщины племени развели костер и ожидали охотников со свежим мясом.


Вартанян с отвращением передернулся. Ему казалось, он физически чувствует запах паленого хлорвинила и вкус жареного крысиного мяса. Впрочем, каков этот вкус, он, конечно, не знал. И, бог даст, до конца дней своих не узнает. Но хотелось бы, чтобы и потомки его тоже лишены были удовольствия лакомиться этим деликатесом. А это, увы, было пока под большим вопросом. Сегодняшний прогноз показывал все ту же апокалиптическую картину: разруха, голод, анархия, тотальная деградация и первобытный образ существования тех немногих, кому удастся выжить. А ведь это прогноз на 2120 год! Всего лишь через каких-то сто лет. Эпоха правнуков… Кликнув мышкой, Вартанян закрыл программу отображения результатов прогнозирования будущего. С просмотра этого ужасного зрелища он начинал каждый свой рабочий день. Эмоции — хуже некуда, но без этого Вартанян не мог работать. Напоминание о катастрофическом будущем было ему необходимо как стимул, как неопровержимый аргумент того, что он находится на правильном пути. Что он действительно должен, просто обязан день за днем своими собственными руками портить и убивать великое и славное дело. То дело, которое он и все его коллеги так любили, в которое вложили в свое время столько труда, души и вдохновения!

Начинал Вартанян на эстраде. Был артистом разговорного жанра, исполнял юмористические монологи. Потом попал на телевидение и понял: вот его призвание! Какие люди вокруг! Какая техника! Какие художественные возможности! Для того же юмора. Разве на эстраде можно сделать то, что позволяет осуществить телевидение? Куда там! Это же небо и земля… И вот уже почти тридцать лет, как он работает, да что уж там — живет тут, в телецентре Останкино. Прошел путь от актера юмористической программы до, так сказать, крестного отца всего отечественного телевидения. Только вот цели его и задачи за эти тридцать лет сменились на прямо противоположные. Раньше он старался сделать как лучше, теперь же он должен делать… нет, не как всегда. Теперь он должен делать так плохо, как никогда не было. Ему нужно опустить отечественное телевидение ниже всяческих мыслимых «плинтусов», свести его на нет, убить. В этом его крест и священный долг перед отечеством. Перед будущими поколениями. Перед собственными правнуками.

Пискнул селектор, и голос секретарши промурлыкал:

— Геннадий Ашотович, к вам Пономарев.

Вартанян взглянул на часы. Десять ноль-ноль. Полковник, как обычно, по-военному пунктуален.

— Пусть заходит.

На пороге кабинета возник директор канала «Георгиевский крест».

— Здравия желаю, Геннадий Ашотович!

— Здравствуй, полковник, — улыбнулся Вартанян. — Вольно, садись.

Обменялись рукопожатием.

— Ну что, Геннадий Ашотович, какие нынче прогнозы будущего у вашей шайтан-машины?

— Прогнозы дрянь. А ты мне, полковник, вот что скажи… Что ж ты меня подводишь?

— Не понял…

— Не понял? А кто в пятницу дал в эфир «Офицеров», а в субботу «В бой идут одни старики»? А? Да еще и в прайм-тайм.

— Так вы ж, Геннадий Ашотович, сами мне разрешили хорошие фильмы про войну показывать. Мол, молодежи это все равно не интересно…

— А об условии ты забыл, что ли? Или прикидываешься?! Говорил же я тебе, что качество трансляции хреновое должно быть! Молодежи не интересно, а старики, которым интересно, должны смотреть и плеваться от мерзкого качества. Ты мне давай сигнал/шум завали так, чтоб постоянно помехи по всему экрану, понял?

— Понял. Есть помехи по всему экрану, — вздохнул полковник.

— То-то. И еще. Рекламу вставляй.

— Вы ж обещали… — вскинулся Пономарев.

— Ты мне тоже обещал! И что? Такие вчера «В бой идут одни старики» были, что хоть на видео записывай для домашней фильмотеки! Будешь теперь вставлять рекламу.

— Лучше тогда сразу «Георгиевский крест» закройте, — затосковал полковник.

Вартанян достал сигарету, протянул пачку Пономареву. Закурили.

— Ты пойми, — тихо сказал Вартанян, проникновенно глядя полковнику в глаза, — ведь общее дело делаем! Думаешь, мне легко? Я ведь не только все телевидение убиваю. Об этом-то хоть в народе не знают… Я же и собственную программу на канале «А» веду! И тебе ведь прекрасно известно, каким… извиняюсь, дал зарок не материться… каким чудаком я там выступаю! Ты мою последнюю шутку слышал? Нет, ты послушай, послушай! «Жила-была женщина по фамилии Шило. И вышла она за мужчину по фамилии Мыло. И получилось, что она сменила шило на мыло!» И тут же смех зрителей звучит. Думаешь, фонограмму смеха берем? Обижаешь, мы не халтурщики! В Концертной студии Останкино сидят настоящие зрители и реально смеются, понял? А почему смеются? Потому что публика эта из нашей подшефной организации. Малое предприятие по производству электрических выключателей. Все работники — альтернативно одаренные. Проще говоря, умственно отсталые. И они смеются, понимаешь? Тебе ведь мой имидж в народе известен! Знаешь ведь, что на мне клейма негде ставить! Что я для людей давно уже воплощение антиюмора! А ведь тебе известно, какого класса я автор на самом деле. Лучше меня в стране два-три человека только.

— Знаю, Геннадий Ашотович. Да и скромничаете вы. Нет никого лучше вас. И что «Саюз шутникофф» ваши вещи играет, это я тоже знаю.

— Вот именно. А ты мне тут нюни распустил! «Закройте канал…» Закрыть проще всего. А кто будет у народа привязанность к телевизору отбивать? Нет, полковник, ты давай работай, тяни лямку! В армии отечеству служил, послужи ему и в Останкине. Тут, брат, служба еще важней.

— Разрешите идти, Геннадий Ашотович?

— Ступай.


Опасность телевидения осознали поздно. Когда дело зашло уже очень, очень далеко… И винить в этом некого. Ну не было еще в многотысячелетней истории гомо сапиенс подобного средства массовой информации! Такого, мать его, массового! Не было опыта. Кто ж знал, к чему это может привести? Наоборот, молодцы, что все-таки прочухали, не дожидаясь собственно самой катастрофы! А как поначалу все радовались этому телевидению! Бизнесмены радовались эффективному средству рекламы. Политики радовались небывалым возможностям обработки электората. Артисты радовались массовости аудитории… А уж как радовалась сама телеаудитория! Не замечая, что впадает в страшную зависимость. К первым тревожным прогнозам футурологических служб отнеслись как к пророчествам Кассандры — без веры, с насмешками. Но когда расчеты специалистов стали подтверждаться данными компьютерной программы моделирования будущего, игнорировать предупреждения об опасности стало трудно. И хотя страшным прогнозам по-прежнему мало кто верил, в 2000 году, большей частью для очистки совести, решили на несколько дней оставить население без телевещания, сымитировав пожар на Останкинской башне. Результаты эксперимента ошарашили всех! Ситуация оказалась куда хуже, чем можно было предполагать. Волна самоубийств, преступлений, разводов, душевных расстройств, уходов в тоталитарные секты, резкое падение спроса на товары народного потребления — это была лишь вершина айсберга. Более глубокие социальные процессы, зафиксированные специалистами (над которыми теперь уже никто не смеялся), говорили о совершенно чудовищных тенденциях в жизни общества. Беда оказалась не в так называемой наркотической привязанности к привычным телепрограммам. Главная катастрофа заключалась в стремительной атрофии самостоятельного мышления. Телевизор говорил все: что покупать, за кого голосовать, какая будет погода, чему надо радоваться, чему огорчаться, к какого типа людям испытывать сексуальное влечение — словом, как жить! А дальше — строго по суровым канонам диалектического материализма: переход количества в качество. Прогнозировалось, что где-то в середине 2030-х годов в обществе начнется лавинообразный рост спроса на прямые телеинструкции на все случаи жизни. И телевидение окажется неспособно насытить эту лавину. И всё! Коллапс. Конец света.

После эксперимента с пожаром в Останкино огромные средства были выделены на развитие компьютерной программы моделирования будущего. И не без успеха. Сейчас, программа уже показывала, можно сказать, настоящие репортажи из будущего — в цвете, со звуком и в реальном времени. Конечно, это были не репортажи, а лишь демонстрации возможных ситуаций на фоне наиболее вероятных обстоятельств будущего. Картины грядущего были ужасны практически по всей стране, за исключением глухих малонаселенных окраин, где исторически никогда не было телевизионных ретрансляторов. По прогнозам компьютера выходило, что в таких глубинках цивилизация пострадает меньше, хотя по образу жизни и откатится столетия на два-три назад.

Разумеется, необходимо было предпринимать экстренные меры по ссаживанию общества с телевизионной иглы. Но делать это надо было плавно и постепенно. Любое необдуманное резкое движение могло спровоцировать досрочное наступление апокалипсиса. Направление же действий было очевидным: требовалось постепенно сделать так, чтобы содержание телевизионного вещания стало вызывать у людей стойкое отвращение. Чтобы люди сами, добровольно, по собственному выбору все реже и реже включали телевизоры. Если это получится — спасемся…

Снова булькнул селектор.

— Геннадий Ашотович, президент в приемной.

— Проси!

Президент страны, как и предыдущий визитер, оказался пунктуален. Назначено ему на десять тридцать — ровно в десять тридцать и прибыл. Что ж, президент ведь тоже бывший служивый человек, к дисциплине привык. Приятно иметь дело с такими людьми, особенно среди всей этой богемной телевизионной вольницы, необязательности и, прямо скажем, раздолбайства…

Вошел президент.

— Добрый день, Геннадий Ашотович.

— Здравствуй, Леша. Садись. Как поживаешь? Как собачки, лошадки, пчелки?

— Издеваться изволите, Геннадий Ашотович?

— Бог с тобой, Леша! Искренне интересуюсь. Знаю любовь твою к нашим братьям меньшим… Я иногда думаю: может, дружба с ними и спасет нас? Для них-то ведь как не было никакого телевидения тысячу лет назад, так и сейчас нет и в будущем не будет. И с головой у них все в порядке. Может, нам их общества надо побольше держаться? Как думаешь?

— Право, не склонен я ныне, Геннадий Ашотович, к лирическим сентенциям подобного рода. Не покажете ли, что век грядущий готовит нам, по информации на сегодняшний день?

— Покажу, если угодно. Сам уж смотрел сегодня. Все пока по-прежнему. Москва в руинах. Дикие племена с холодным оружием охотятся на все живое, включая собратьев по разуму. Если можно назвать разумом то, что у них там в головах. Давай-ка, Леша, чтоб не так грустно было, на провинцию поглядим. Покажу тебе мое любимое местечко. Это на побережье Чукотского моря. Замечательные там есть районы в плане телевидения. В смысле его отсутствия. А народ разный живет: и рыбаки, и оленеводы, и моряки, и охотники. И зэки бывшие. То есть, с одной стороны, публика самостоятельная, привыкшая жить своим умом. А с другой — телевидения почти нет! Так что они там тоже деградируют, конечно, но куда меньше, чем в центральных районах. В общем, в 2120 году я более цивилизованного места не видел. Причем они знаешь молодцы какие! Не просто в своих рыбацких поселках на побережье отсиделись. Они и ближайший портовый город заняли. Дикарей тамошних, какие в стычках не погибли, приручили, окультурили помаленьку. Вредную технику уничтожили. Безвредной учатся пользоваться. И кое-что у них получается.

Вартанян развернул монитор так, чтобы президенту тоже было видно, и вызвал программу прогнозирования будущего. Набрал что-то в поисковой строке, и вот уже на экране закрутился земной шарик, стремительно приближая к зрителям район побережья Чукотского моря. Вартанян кликнул мышкой на строке меню «Бытовые сцены». Началась демонстрация.


Стриптиз-бар «Конвейер». Расположен в помещении бывшего цеха. Между столиками змеится действующая конвейерная лента. Она движется медленно, с остановками. На ленте стоят девушки. Здесь дают настоящий стриптиз, для взрослых. То есть девушки раздеваются не сами, их раздевают посетители. Сидящие за столиками у начала конвейера снимают с девушек шапки, перчатки, телогрейки, валенки. Гости за следующими столиками раздевают девушек дальше. Ну а возможность снять нижнее белье достается посетителям, расположившимся у самого конца конвейера. Само собой, места в баре стоят тем дороже, чем они ближе к концу конвейера. Посреди помещения играют в рулетку. Рулетка необычная — на базе токарного станка. На шпинделе трехкулачковый патрон, в котором зажата Г-образная металлическая загогулина. Крупье — беззубый тощий старик с руками, синими от татуировок, — нажимает на черную кнопку «пуск» и тут же на красную кнопку «стоп». По окончании вращения шпинделя конец загогулины показывает влево, вправо, вверх или вниз (границы секторов обозначены линиями, нарисованными на щите, стоящем позади станка). Так и делаются ставки — на «верх», «низ», «лево» или «право». Ставят тут все, что имеет ценность: оружие, патроны, одежду, спиртное, табак. Золото. Бумажные деньги хождения не имеют.

— Эй, Нерпа, что теперь ставить будешь? — строго спрашивает крупье молодую девицу в тюленьей шкуре. Этой особе сегодня решительно не везет в рулетку. Она уже проиграла несколько ставок и только что отдала свои валенки. Стоит теперь босиком, но от токарного станка не отходит.

— Шкуру ставишь?

— Что я, дура, мерзнуть? — усмехается Нерпа. — Себя ставлю.

— Принимается.

Крупье нажимает черную кнопку, потом красную. (Получается, эта версия рулетки имеет полное право именоваться на французский манер «красное и черное».) Шпиндель останавливается. Нерпа опять проиграла. Стоящий рядом морячок выиграл. Он обхватывает девушку за талию, и они удаляются в соседнее помещение.

— Веселая девчонка эта Нерпа! — со смехом говорит своей подруге почтенная дама за столиком возле стриптиз-конвейера. Матроны сидят к конвейеру спиной. Они не извращенки какие-нибудь, и женский стриптиз их не интересует. Им веселее наблюдать за игроками в рулетку. Дамы одеты в меха. Они занимают высокое положение в местном обществе. Одна из них, Вдова Медведица, владеет рыболовецкой артелью. Другая, Матушка Инга, замужем за самым знаменитым головорезом здешних краев — Злым Яном.

— Твоя правда, Нерпа — славная девушка, — соглашается Матушка Инга. — Мне б такую дочь!

— А мне б такую невестку! — подхватывает Вдова Медведица.

— Ну, твоей мечте легче осуществиться! Разве твой сынок не заглядывается на Нерпу? Да и он, по-моему, этой чертовке не противен!

— Все так. Только сынишка мой больно робок. Повалит женщину на оленьи шкуры, только если она ему скажет, сколько надо за это заплатить. А любить просто так стесняется.

— Какой еще ребенок. Какая чистая душа!

Робкий сынишка, чистая душа, — детина ростом под два метра — располагался в это время за самым последним столиком у конвейера и был, соответственно, занят весьма важными делами.

— А что твой Злой Ян? Все в Москве?

— В Москве проклятой… Обещал в следующем году к осени воротиться. С золотишком.

— Ну раз обещал, стало быть, вернется.

— А то как же. Он слов на ветер не бросает. Но как по мне, уж перестал бы он на эти территории ездить! Золота нам хватает. Оружием весь дом забит. Жил бы себе тут да охотился. Детишек завели бы наконец. Так нет же, как медом ему там намазано! Москва, Питер… Так и тянет его на этот Дикий Запад!

— Не боишься, что он там… того… На Западе-то… К дурману пристрастится? Там же притонов, говорят, видимо-невидимо!

— Типун тебе на язык, конечно, но не боюсь. Он дурман пуще Сатаны ненавидит. Как найдет где, сей же час уничтожает. Притоны сжигает. Одурманенного встретит — всю душу из него вытрясет и задушить грозится, да и задушит, ежели тот ему не поклянется, что больше никогда в жизни — ни-ни! Ну а хозяина притона если изловит — убивает без жалости.

У конвейера вспыхнула ссора. Дамы обернулись. Скандал затеял какой-то незнакомый охотник, впервые зашедший в это заведение, изрядно пьяный и наглый. Он не удовлетворился положенным ему по расположению столика снятием валенок с красавицы эскимоски, проезжавшей по конвейеру, и полез к концу ленты, на ходу опрокидывая стулья. Возмущенный сын Вдовы Медведицы схватил наглеца за плечо. Но тот, несмотря на опьянение, оказался ловок и через секунду уже держал у горла незадачливого «сынишки» здоровенный нож. Быстрым, практически незаметным движением Матушка Инга вскинула правую руку. Прогремел выстрел. Кровь охотника забрызгала полуобнаженную эскимоску на конвейере, а тело его мешком упало на пол.

— Спасибо, подруга, — сказала Вдова, доставая табакерку с белым порошком.

— Не за что.

— Спасибо, тетя Инга! — крикнул сын Медведицы.

— Спасибо… Пора уже научиться не попадать в такие ситуации, — проворчала Матушка Инга. — Взрослый ведь парень уже!

— Иди-ка сюда. — Вдова Медведица поманила сына пальцем. — Эй, Нерпа, хочешь угоститься? — крикнула она девушке, возвращающейся в общий зал после выплаты рулеточного долга «натурой».

Увидев горку порошка на столе, Нерпа охотно поспешила на приглашение. Подошел и сын. Выстроив на столе четыре дорожки, Медведица сделала приглашающий жест:

— Прошу!

Ее сын, Нерпа и Матушка Инга приняли угощение. Благословясь, вдохнула полоску и сама Вдова Медведица.

— Шли бы вы, дети, потанцевали! — предложила она молодым людям.

Ее сын зарделся. Нерпа взглянула на него с ободряющей улыбкой.

— Хорошая у нас молодежь! — с чувством произнесла Матушка Инга. — Шалит, конечно. Не без этого. Зато в притоны не ходит и к дурману не притрагивается!


— Довольно, батюшка, Геннадий Ашотович, прошу вас! — взмолился президент. — Мочи нет смотреть! И это, стало быть, наиболее цивилизованная часть будущих наших граждан?

— Боюсь, что так, Леша. Если дурака валять не перестанешь и работать на совесть не начнешь.

Президент побледнел.

— Объяснитесь, сударь! Что вы имеете в виду?!

— А то и имею! Мы с тобой как договаривались? Что ты будешь деспотом и самодуром! Что будет культ личности! И где культ? Где он? Ау! Культ, где ты? Нету культа. Личность только твоя есть, интеллигентская…


Отбивать у народа любовь к телевидению — это дело тонкое. И ко всякому каналу тут свой подход нужен. «Георгиевский крест» портили плохим качеством передачи и рекламой, к которой аудитория канала была нетерпима. Канал «4», в недавнем прошлом лучший из отечественных, умышленно сделали наихудшим при помощи репертуара: по этому каналу шел сейчас только отборный пошлейший трэш. С некоторыми программами изначально не было проблем, они словно и были созданы для того, чтобы отпугивать телезрителей (это касалось почему-то прежде всего главных музыкальных каналов, один из которых имел американское происхождение, другой — отечественное). Угрозу представлял канал «Искусство», но здесь нашлось решение простое и не новое, как, собственно, ничто не ново на поприще идеологической борьбы: по «Искусству» показывали лишь наискучнейшие из произведений этого самого искусства. Таким образом, передачи эти не смотрел никто вообще. Огромную проблему представляли, вне зависимости от каналов, программы популярных жанров. Чего стоили одни только спортивные трансляции! Впрочем, и здесь проблема решалась легко: следовало лишь организовывать регулярные поражения отечественных футболистов, хоккеистов и т. д., и волна отрицательных ассоциаций в связи со спортивными репортажами была обеспечена.

Или вот, опять же, любимый конек Вартаняна — юмористические программы. Попадались, попадались в этой области весьма опасные ребята. Взять хотя бы «КСВ-редакцию», которая воссияла на юмористическом небосклоне в середине девяностых. Это был юмор, так уж юмор! Слава богу, сейчас этих террористов удалось маленько нейтрализовать. Часть из них занялась относительно безобидным проектом «Знаешь ты куда пошел?» на столь же безобидном канале, специализирующемся в основном на ситкомах типа «Не родись няниной дочкой». Другие тоже в большей или меньшей степени воздерживались от опасных телепроектов. У Вартаняна была своя передача на канале «А», где он честно принимал на себя свою долю народного отвращения. Но позволял себе Геннадий Ашотович и маленькую вольность. Не мог гениальный юморист полностью задушить свою песню. Ну не мог! Помимо антишуток для собственного проекта на канале «А» Вартанян продолжал сочинять настоящий хороший юмор и отдавал это в программу «Саюз шутникофф» на канале «ПНМ». Делал он это не из земляческой солидарности, как можно было бы подумать (один из лидеров «Саюза», Фрунзик Арутюнян, тоже был уроженцем Еревана), — нет, просто именно с этими «шутниками» легче всего было договориться о правильной подаче материала. Ведь хороший юмор надо было чем-то компенсировать, не пускать же его в эфир просто так! Компенсировать решено было обилием шуток «ниже пояса» и регулярным употреблением матерных слов. Ребята из «Саюза» были молодые, смелые, так что мудрому и дипломатичному Вартаняну без особого труда удалось уговорить их отбросить неуместную сдержанность в употреблении табуированной лексики. И все это в целом укладывалось в общую концепцию канала «ПНМ», само название которого расшифровывалось: «Пощупай нашу морковь».

Однако как ни крути, а никуда не уйдешь от самой серьезной темы. Наиглавнейшим вопросом являлись новостные программы. И уж если добиваться у телеаудитории отвращения к ним, следовательно, нужно, чтоб новости были плохими. А здесь уже требуется работа с ньюсмейкерами. А кто главный ньюсмейкер в стране? Правильно, президент. Вот поэтому Вартанян и вызвал сегодня президента в свой кабинет. С президентом работать было тяжелее всего. Питерский интеллигент бог знает в каком поколении, этот человек, казалось, органически был не способен создавать негативный образ. Он был из тех самых людей, которые вместо «…твою мать!» говорят: «Я вам в отцы гожусь!» А Вартаняну-то нужен был совсем другой имидж президента. Специально для него он выдумал некий симбиоз приблатненно-детсадовского лексикона. Типа: «Харэ не по делу хвататься за пестики! А тех, кто не догнал, кошмарить будем по понятиям. Так что не фиг ныкаться в тубзики!» После каждого подобного телевыступления бедного президента приходилось отпаивать коньяком.


— Где культ личности, спрашиваю?

— А что, мало?!

— Да мало — не то слово! Совсем нет!

— Да бог с вами, Геннадий Ашотович, какой же еще вам нужен культ?

— А ты объяви, что продлеваешь президентский срок до десяти лет, например.

— Батюшки светы, ужас какой!

— Вот этакий-то ужас мне и нужен! Пусть люди подумают, что ты царем стать хочешь и править до самой смерти.

— Помилуйте, а как же Конституция?

— А что тебе Конституция? Как ты скажешь, так ее и изменят!

— Я знаете чего опасаюсь, Геннадий Ашотович, — помолчав, сказал президент, — что зря это все. Впустую все наши усилия. Я уж каких только кошмаров людям не предъявлял, а мой рейтинг все растет и растет! Уж и друзья у меня, по вашей милости, одни только политические фрики. Корея Северная, Америка Южная… Нет бы наоборот! А то диктаторы сплошные. Спасибо, хоть колумбийских наркобаронов в друзья мне не сватаете.

— Надо будет, и с колумбийцами станешь дружить, Леша.

— Да понимаю… Но я, собственно, о чем: рейтинг-то растет! Вот я какую-нибудь пакость сделаю, а он снова подскочит. Продлю я президентский срок, а все закричат: «Правильное решение!»

— Ну что делать, Леша! Другого народа у меня для тебя нет. У нас один народ. Один народ. Вот этот. А насчет рейтинга ты особо не переживай. Не бывает гор без вершин. Он растет, растет, но рано или поздно через пик перевалит и уж тогда так обрушится, что во всем мире грохот будет слышен!

— Скорей бы уж. Сил моих уж нету боле.

— А ты крепись, Алексей! Бери пример хотя бы с дочери своего бывшего шефа питерского, с Клавдии Мурзик. Она-то какую ношу держит на своих хрупких девичьих плечах! И не жалуется, между прочим.

Клавдия Мурзик, помимо основной своей деятельности, тоже вела пару телевизионных проектов. Один — круглосуточное реалити-шоу «Вторая квартира» на канале «ПНМ». Шоу было организовано в рамках национального проекта повышения рождаемости. Между участниками шло соревнование: за каждый половой акт начислялось по два очка, за беременность — участнице пятьдесят очков, участнику двадцать пять. За благополучные роды матери двести очков, отцу сто. Шоу было рассчитано на двенадцать лет. У кого из участников по окончании этого срока окажется на счету больше очков, тот получит трехкомнатную квартиру. Другой проект Клавдии Мурзик шел на канале «А» и был затеян в качестве подготовки к худшему варианту развития событий на случай, если избежать катастрофы все же не получится. Программа учила выживанию в первобытных условиях и называлась «Лузеры на острове».

— Да. Вы правы, Геннадий Ашотович, — сказал президент. — Что-то не ко времени я расклеился.

— Отдохнуть тебе надо… Ну ладно, бывай. На этом прощаюсь, а то мне еще к совещанию у Самой готовиться. В час дня всех собирает.

— Меня не приглашала?

— Да ты-то ей к чему?

Президент направился было к двери, но кое-что вспомнил и снова присел к столу.

— Что еще у тебя? — устало поинтересовался Вартанян.

— Да это… — Президент замялся. — Мне тут патриарх говорит, мол, чем черт не шутит, спроси, вдруг Геннадий Ашотович дозволит?

— Мне уже нравится это начало, — ухмыльнулся Вартанян. — Ну не тяни, выкладывай, чем там у нашего патриарха «черт не шутит»?

— Да хотим концертик один устроить в храме Христа Спасителя… Можно?

— Смотря что за концертик.

— «King Crimson» хотим пригласить, — потупился президент.

Вартанян аж крякнул.

— Леша! Ну ё-моё! Ты хоть сам понимаешь, о чем просишь? Ну какой может быть у тебя «King Crimson»? Ты б еще Пола Маккартни на Красную площадь пригласил! Или, прости господи, «Deep Purple» каких-нибудь. Пойми: не должен народ знать, что ты хорошую музыку ценишь! Тебе полагается перед лицом народа что-нибудь незамысловатое любить. Какой-нибудь типа ансамбль «Буэ» из Мытищ.

— Боже, это еще кто такие?

— А ты даже и не знаешь? Как же, неужели не слыхал?

Медбрат, братишка, братишка медбрат,

Ты спирта, братан, не жалел для солдат…

Ну а эту, про корову, уж наверняка слышал:

Я с коровой в поле хожу.

Руку ей на вымя ложу.

Ах, Буренушка, попасись ишшо.

Отчего в России так хорошо?

Что, и этого не слышал? Ну как же так, Леша? Надо тебе ближе быть к такому искусству. Глядишь, люди от тебя и отвернутся. Сначала интеллигенция, а за ней, со временем, и весь народ… Ну ладно, ступай.

— До свидания. А Самой от меня прошу нижайший поклон передать.

— Непременно.


Распрощавшись с президентом, Вартанян потребовал большую чашку черного кофе и погрузился в бумаги. От которых его через час с небольшим оторвал телефонный звонок. На проводе был старый приятель, тоже юморист, Васька Веселовский.

— Слушай, Гена, какой я эстрадный номер придумал! Это феерия! Это революция в разговорном жанре! Рассказать?

— Давай, только если быстро. А то мне скоро к Самой на совещание выезжать.

— Я быстро! Слушай. Значит, представь, выхожу я к микрофону и начинаю: «Идет урок арифметики в американской школе». Публика, естественно, начинает хохотать. А я им, прикинь, строго так говорю: «Стоп! Пока не смейтесь!» Ну, тут они вообще ржать начинают в полный рост. Круто, а? Ну а я дальше: «Учитель спрашивает: „Джон, сколько будет дважды два?“» Представляешь, как тут публика уже животики надрывает! А я подливаю масла в огонь: «Цыц! Пока еще не смейтесь! Еще рано!» У публики уже слезы на глазах. А я продолжаю: «Ученик Джон отвечает: „Дважды два будет пять!“» Публика близка к истерике. Я кричу: «Цыц! Цыть!» Зал натурально бьется в истерике. И тут я выдаю соль шутки: «А учитель говорит: „Правильно, Джон. Садись, пять!“» И публике: «Вот теперь — смейтесь!» И всех в зале накрывает уже не по-детски, до потери пульса, на несколько минут!

— Слушай, Вась, давно хотел тебя спросить… Ты вот этот свой вечный бред про Америку — от души или как?

— Да окстись, Гена! Какое там от души! Я Америку уважаю. Давно б туда уехал, да визы не дают, гады. И главное, из-за чего? Из-за этих вот моих шуток! Какие же они все-таки тупые!

— Шутки?

— Что? Нет, не шутки. То есть шутки тупые по долгу службы. А американцы — просто тупые… А от души. Гена, я, знаешь ли, лингвистическим анализом занялся… Вот смотри, что я понял: в слове «Русь» корень «р-р!». Происходит от рычания грозного медведя. А «усь» — это суффикс. Происходит от «у-у, боюсь!». То есть это получается лингвистическое доказательство того, что Русь издревле наводила ужас на своих врагов! Как думаешь, можно эту телегу в какой-нибудь программе прогнать?

— А что, смешная галиматья, душевная. Попробую куда-нибудь пристроить.

— Спасибо, старик!


Пришло время выдвигаться на встречу к Самой. Ехать было в принципе недалеко. Сама облюбовала себе в качестве офиса роскошное помещение в павильоне «Узбекистан» на ВВЦ. Но опоздать было немыслимо, поэтому Вартанян выехал с большим запасом и явился в «Узбекистан» за полчаса до назначенного времени. Там уже собрались почти все участники предстоящего совещания. На этот раз пред светлы очи приглашены были почти все ключевые фигуры: куратор интернета, куратор театра и кино, куратор анекдотов, куратор религии (не патриарх Акакий, а тот парень, что «вел» все религии, дозволенные на территории отечества). В углу за маленьким столиком куратор литературы сквозь толстенные стекла очков пялился в экран ноутбука. Вартанян подошел, поздоровался. От ноутбука тянулся кабель к сетевой розетке. По сети с центрального процессора на экран транслировались видеообразы результатов моделирования будущего. Место действия — Москва, как сразу определил Вартанян, увидев руины знакомых зданий.

— Что, не налюбовался еще сегодня?

— Душа не на месте, — мрачно ответил литературный куратор. — Боюсь, крупный нагоняй меня ждет. Похоже, литературная тема обострилась…


Литература была, конечно, темой серьезной. До распространения телевидения — вообще самой серьезной. Ведь и книги предлагают людям чужие мысли вместо своих!

Прежние хозяева отечества, коммунисты, опасность литературы осознали еще в тридцатые годы прошлого века. Хотя и не в полной мере. Зато меры приняли самые что ни на есть полные! Талантливых писателей оптом и в розницу принялись отправлять за полярный круг. Потом стали сдержанней в расправах, зато все меньше печатали что-либо стоящее и все больше — никому не нужную макулатуру за авторством членов Союза писателей. Члены Союза, сознательные и мужественные люди, были в курсе грозной опасности литературы и посему талантливо творили такие произведения, читать которые население было не способно. И весь этот дискурс удавалось более-менее держать в секрете. (Только Великий Кормчий братского народа Мао Цзэдун как-то раз, со свойственной китайским товарищам прямотой, рубанул: «Чем больше человек читает, тем он становится глупее!» Но это дело удалось замять.) В общем, до поры до времени все было у коммунистов в порядке, но они, увлекшись борьбой с литературой, проворонили телевидение. Оно-то их и похоронило.


Во весь экран ноутбука крупным планом демонстрировался автобус. Он неторопливо ехал по ночной улице, нащупывая путь единственной уцелевшей фарой. За баранкой сидел Ванька Руль, московский чистый. За его спиной на пассажирском сиденье расположились двое гастролеров-золотоискателей: Злой Ян с Чукотки и Веревочник из Приморского края. Ванька Руль славился талантом находить в столице еще не разграбленные ювелирные магазины. И сейчас эта небольшая команда охотников за желтым металлом направлялась к месту предполагаемого расположения одного из них. По пути завернули на заправку: бензин заканчивался. Остановились, вылезли из автобуса. Ванька принялся колдовать над заправочным автоматом, а Ян с Веревочником решили оглядеть ближайшие окрестности.

— Господа кураторы! — гулко прозвучал в тишине павильона «Узбекистан» голос секретаря-референта.

Господа кураторы вздрогнули. Кто сидел — вскочили. Некоторые инстинктивно вытянулись по стойке «смирно». Литературный куратор захлопнул крышку своего лаптопа.

Растворились тяжелые двери, инкрустированные драгоценными камнями, и в зал ступила величественная и прекрасная Сама — Клавдия Александровна Мурзик.


А программа моделирования событий будущего продолжала свое функционирование. Она работала постоянно, вне зависимости от того, вызывал ли кто-нибудь на монитор визуализацию ее результатов.

Первым в салон автобуса вернулся Злой Ян. Откуда-то из темноты прозвенел вдруг тоненький, срывающийся вопль: «Ай-кью!» — и через секунду в правое плечо Яна вонзилась стрела с наконечником из ржавого гвоздя, выпущенная из лука юного дикаря — Маленькой Отвертки! Пока происходила заправка, мальчишка прошмыгнул в автобус и устроил засаду в задней части салона. Но отчаянный дикарь не успел вытащить из колчана вторую стрелу. Ванька Руль, появившийся в салоне следом за Злым Яном, мгновенно оценил обстановку и уже держал мальчишку на мушке своего ПМ.

Кучеряво выматерившись, Злой Ян выдернул стрелу из руки, переломил пополам и бросил на пол.

— Пристрелить щенка? — спросил Ванька.

— Оставь. Малый еще, дурной. Сам не понимает, что творит.

Маленькая Отвертка вдруг дернулся, захрипел, выронил лук и упал на сиденье. Это бесшумно вошедший через заднюю дверь Веревочник накинул на его шею петлю.

— Оставьте его, я сказал! — повысил голос Злой Ян.

Веревочник поднял лук мальчишки, приставил его к сиденью и ударил ногой. Раздался треск. Дикарь был обезоружен. Лишь после этого, нехорошо улыбаясь, Веревочник снял с его горла петлю.

— Ладно, — прошипел он, — мы этого героя по-другому отблагодарим.

Веревочник полез в свою заплечную торбу, вытащил оттуда книгу в яркой обложке с надписью «Фантастика-2020» и протянул ее дикарю.

— Держи, пацан! Это тебе наш подгон босяцкий, за храбрость.

И тут произошло нечто совершенно неожиданное. Яростно зарычав, Злой Ян метнулся к Ваньке, левой рукой выхватил у него «Макарова» и, почти не целясь, пальнул в Веревочника.

— Не понял… — успел пробормотать тот, удивленно глядя на дырку в своей груди, и замертво свалился на грязный пол автобуса.

Мальчишка-дикарь забился в угол сиденья и взирал на оставшихся двух чистых глазами, полными ужаса.

— Ян… Я сейчас тоже не понял, — сказал Ванька Руль.

Он произнес эти слова спокойным тоном, и лишь смертельная бледность лица выдавала его крайнее волнение.

— Ты что сейчас сделал? Дикаря-убийцу пожалел, а своего собрата убил!

— Он не собрат мне, — ответил Злой Ян, тоже спокойным голосом. — Я всегда говорил и буду говорить: кто распространяет дурман, тот не человек. Тот — хищная крыса и враг всех людей! Я притоны-библиотеки жег и буду жечь! А распространителей этой дряни убивал и буду убивать! Ведь из-за нее же все это… — Ян повел вокруг себя дулом пистолета.

— Да что он дал-то ему! Ведь это ж шутка просто! Подумаешь, «Фантастика-2020»! Тоже мне дурман!

— Хороши шутки! — вновь взъярился Злой Ян. — Или ты не видел, как от дурмана пацаны в считанные месяцы деградируют?! Сначала он фантастику почитает, потом «Войну и мир», а там — отрастит хвост и на дерево полезет! Обезьяной станет… И вот что запомни. Сука тот, кто делит людей на дикарей и чистых. Мы — один народ! Один народ.

ПЕРЕХОД ЗАКРЫВАЕТСЯ В ЧАС НОЧИ

— За одним не гонка, поймаешь поросенка! — прозвучал голос совсем близко.

Сергей поднял глаза. Перед ним, с дурацкой улыбкой во весь клюв, балансируя на хвосте, стоял дельфин в красной шерстяной шапочке. Плавниками дельфин неловко прижимал к своим бокам лыжные палки.

— Надо же… — хмыкнул Сергей. — На это у них деньги есть!


Воскресный день 15 декабря 2013 года выдался драматическим. С утра обнаружилось, что исчез Витька. То, что он именно исчез, а не ушел, было ясно, в общем, сразу. Нет, разумеется, Сергей выскочил из квартиры в подъезд, на улицу, обогнул дом… Безрезультатно. Да и не мог пятилетний мальчишка никуда выйти из квартиры. Хотя бы потому, что дверь заперта изнутри на ключ, а своего ключа у Витьки уже года два как не было. В возрасте лет семи Витька его где-то потерял, и новый ключ ему давать не стали. Пацан становился все младше и без взрослых все равно на улицу уже не выходил.

Исчезновение Витьки, конечно, не было таким уж неожиданным. Мальчик все хуже ориентировался в окружающей обстановке, и чувствовалось, что с каждым днем они становятся все меньше знакомы. Можно было догадаться, что приближается день их первой встречи. А в последнее время Витька вообще мало что помнил. И вот исчез…

Что с ним сейчас? По идее, у Витьки где-то должны быть родители, с которыми он жил до… вернее, будет жить после сегодняшнего дня. По всей видимости, сегодня он у них потеряется. Но если заглянуть еще чуть дальше в будущее, в завтрашний день, — там уже все получается нормально: Витька живет в своей семье, и нет никаких проблем. Если, правда, не считать проблемой то, что время делает мальчика все младше и младше и в конце концов превратит его в грудного младенца. А потом день появления на свет станет днем окончания жизни этого фантастического человека.

Подумать только! Без малого тридцать лет они дружили. Один по ходу времени взрослел, другой становился моложе. И вот сегодня должна состояться их первая встреча. То есть первая для Витьки, а для Сергея последняя. При этом Сергей понимал, что специально разыскивать мальчишку бессмысленно. Если встреча должна произойти, она произойдет. Весь многолетний опыт общения с Витькой показывал, что время — штука жесткая и ход событий менять не дает. А встретиться сегодня они, очевидно, должны, ведь эту ночь Витька уже провел здесь, в этой квартире! Но сидеть сложа руки тоже было невозможно. Пошататься по городу? Лена еще спала. Для нее пропажа Витьки тоже будет потрясением…

На улицах было тихо. Только время от времени проносились скутеры и мотоциклы, реже — автомобили. Цены на бензин теперь такие, что проблема дорожных пробок решилась сама собой. Температура, несмотря на середину декабря, плюс семь. Зимы в последнее время теплые. Бывает, что и снег-то первый появляется только в январе.

Час за часом Сергей бесцельно бродил по городу. Звонил Лене, друзьям, знакомым — всем, кто знал Витьку. Без толку. Когда стали сгущаться ранние ноябрьские сумерки, спустился в метро. Не зная, чем себя занять, решил съездить на какую-нибудь станцию, где еще ни разу не бывал. Выбрал Одинцовскую. Там снова вышел в город и прогулялся по Одинцово, сонной московской окраине… Наконец решил, что пора домой. Ведь там Ленка, бедная, тоже места себе не находит! Вернулся в метро. На платформе в этот час он оказался один. Присел на скамейку. Теперь еще поезд неизвестно когда приедет. Энергетический кризис ударил и по метрополитену — поезда ходили значительно реже, чем раньше, а в выходной день можно было прождать и полчаса. Сергей стал листать журнал «Кино», купленный днем от нечего делать в киоске на Тверском бульваре. Первые страницы посвящались предстоящей премьере фильма по роману Роулинг «Альбус Северус Поттер и отцовские очки». На развороте был постер нового голливудского блокбастера «Не пойман — не нужен» режиссера Рената Будгунбекова с Лизой Дворецкой и Брэдом Питтом в главных ролях. Отложив журнал, Сергей взялся за свое привычное развлечение — «Ну, погоди!», электронную игрушку родом из прошлого века. Эту древнюю реликвию из поколения первых советских электронных игр он всегда носил с собой. По жидкокристаллическому экрану забегал волк с корзиной в руках, стараясь угнаться за падающими слева и справа куриными яйцами.

— За одним не гонка, поймаешь поросенка! — прозвучало вдруг рядом.

Перед скамейкой стоял дельфин в шапочке и с лыжными палками. Сергей покачал головой:

— Надо же… На это у них деньги есть!

Нет, в самом деле! Работу метро наладить, улицы нормально освещать, цены на электричество не задирать — этого они не могут. Тут у них энергетический кризис. А вот говорящую голографическую символику этой долбаной Олимпиады по метро пускать — на это средства находятся!

— Здравствуй, голограмма… — буркнул Сергей.

— Кто первый обзывается, тот сам так называется! — бодро ответил дельфин.

Сергей осмотрелся по сторонам. Рядом никого не было. Интересно, откуда идет звук? Дельфин протянул ему лыжную палку:

— Кому дать, кому дать, кому голову сломать?

— Спасибо, — усмехнулся Сергей. — Не надо.

Указав плавником на игру «Ну, погоди!», дельфин поинтересовался:

— Кто возьмет без спроса — останется без носа?

— Точно.

— Дай!

— Не дам.

— Жадина-говядина, соленый огурец! — Дурацкая улыбка на клюве дельфина стала еще шире. — На полу валяется, никто его не ест. Дай!

— Не дам.

— Повторюшка — дядя хрюшка, а по имени индюшка. Дай!

— Сказал же, не дам! — ответил Сергей, убирая «Ну, погоди!» в карман.

— Дам. Дам. Дам по башке и уедешь на горшке, — сообщил дельфин. Помолчал и добавил: — Переход закрывается в час ночи!

Произнеся эти слова, олимпийский символ внезапно исчез. А через секунду на его месте появился веснушчатый мальчик в синей курточке. И это был Витька!


Кавалер-мастер дальней разведки сделал все строго по Процедуре. Обнаружив на обследуемой планете разумную жизнь, он в первую очередь взял образец — случайного представителя цивилизации. (Пятилетний мальчишка исчез прямо с детской площадки, где гулял с родителями.) Просканировав его сознание, разведчик определил основные догмы местной морали. Следующий шаг Процедуры — осуществить контакт со вторым случайным представителем разумной расы. (Им посчастливилось оказаться Сергею.) В качестве визуальной оболочки для контакта следовало выбрать образ, популярный среди местных жителей. (Изображения дельфина с лыжами бросались в глаза на каждом шагу.) Если в ходе контакта собеседник вел себя в полном соответствии с установленными моральными догмами, принималось решение о гармоничности местной цивилизации и целесообразности ее существования. Если же контакт выявлял нарушение гармонии — цивилизация уничтожалась. Мудрость Процедуры очевидна: когда даже между двумя представителями одной расы есть разногласия — чего же хорошего могут ждать от этой цивилизации другие жители Вселенной? В данном случае собеседник в ходе контакта проявил вопиющее неуважение к такой догме, как: «если просят, надо дать поиграть». Таким образом, участь разумного населения планеты была однозначно определена. Однако Процедура не только мудра, но и гуманна: она предписывает в любом случае сохранить жизнь образцу. Эвакуировать образец с планеты разведчик посчитал нецелесообразным. А поскольку будущего у местного населения не было, он перенаправил жизненный вектор мальчика по времени в обратную сторону. И удалил из его памяти лишнюю информацию.


— Витька! — Сергей схватил мальчишку за плечи. — Черт побери! Витька! Где ты был? Откуда тут взялся?

Пацан лишь хлопал глазами.

— Витя… Ты меня узнаешь?

— Нет.

— Ты помнишь, где живешь? Кто твои родители? Какой-нибудь телефон?

— Нет.

— Ну ничего. Не волнуйся. Все будет хорошо. Сейчас поедем ко мне. А завтра будем искать твоих родителей.

На следующий день сообщения о потерянном мальчике появились бы повсюду, и уже к вечеру он был бы возвращен родителям. Вот только следующий день длился для людей недолго. Всего один час. В час ночи время человеческой расы было остановлено и люди исчезли с лица Земли.


2009 год. Витьке десять лет. Он живет у Сергея с Леной как сын. Сергею в этом году двадцать восемь. Лене — тридцать три. Они женаты уже несколько лет.

— Когда мы пойдем кататься на велосипедах? Ты обещал!

— Что еще за новости, Витька? Ничего я не обещал. И вообще, похоже, дождь собирается.

— Обещал! Ты мне завтра будешь рассказывать, что сегодня мы катались на велосипедах. И кстати, скажешь, что погода была хорошая.

— Да? Ну ладно, раз катались, значит, пойдем.

Витька живет по времени в обратную сторону. Он не помнит того, что было вчера, позавчера, несколько лет назад. Вернее, не знает. Ведь для Витьки это — будущее, еще не наступившее. Зато он знает, что будет завтра, послезавтра и так далее — эти дни он уже прожил.

— Лен, ты эту чашку не мой… Все равно я ее завтра нечаянно разобью.

— Ну и свинья же ты после этого! Моя любимая чашка!

— Не ругайся. А то скажу тебе, кто вылетит в воскресенье из «Керлинга со звездами»!

— Ой, ты смотрел! Кто?

— А, хочешь узнать! Тогда не скажу, если будешь ругаться.

— Наглец неисправимый, — ворчит Лена. — Каким взрослый был, таким и мальчишкой остался.

— Слушайте, а кем я работал, когда был взрослым?

— Работал ты, Витя, дворником! Кем еще ты мог работать, если сейчас учиться не хочешь?

В течение дня у Витьки все как у других людей. Просыпается он утром, засыпает вечером. То будущее, которое через минуту, через час, оно и для Витьки будущее. И оно ему не известно. Но каждые сутки ровно в час ночи Витька перескакивает в прошлое. Так он и движется туда, день за днем, сам каждый раз становясь при этом на день старше.

— Сереж, а то, что банк разорился, — это и есть финансовый кризис?

— Ну, в общем, да.

— Я тебе в прошлом скажу, чтоб ты деньги оттуда забрал.

— Спасибо, Вить. Ты мне говорил пару недель назад. А я тебе не поверил. Решил, что ты просто напутал что-то, по юности лет… Увы, Витька, не получается это — использовать информацию из будущего. Мы с тобой в прошлом знаешь сколько пытались! Ни разу ничего не вышло. Видно, такой закон природы. Время менять ничего не дает… Ладно, денег-то у меня там немного лежало.

Они выкатили велосипеды на улицу.

— Опа… — Сергей похлопал себя по карману. — «Ну, погоди!» в другой куртке оставил! Подожди, я сейчас.

— Может, не надо возвращаться? — взмолился Витька. — Зачем она тебе на велосипеде?

— Ты же знаешь, я без нее — никуда. Я мигом!

И Сергей исчез в подъезде. Жили они в старом доме на Песчаной площади. Витька в ожидании стал рассматривать непонятную вывеску над соседней с подъездом дверью: «SPA-САЛОН».

Появился Сергей. Сели на велосипеды, понеслись по двору.

— Эй, герой, я тебе сколько раз говорил, без рук не гонять! Знаешь, как ты вчера из-за этого навернулся? Всю коленку разодрал!

— А мы вчера, значит, тоже будем на великах кататься? Ура!


2003 год, 24 мая. Сергею двадцать два года, он заканчивает институт. В студгородке сегодня турнир по мини-футболу. Сергей — защитник команды «Бульдозер». Шестнадцатилетний Витька тоже здесь. Но он явился не для того, чтобы поболеть за друга. Точнее, не только для этого. При турнире студенты устроили тотализатор: разыгрывается билет на сегодняшний концерт Пола Маккартни на Красной площади. Когда определится чемпион турнира, билет достанется тому, кто первым сделал ставку на выигрыш этой команды. Витька очень хочет пойти на концерт. Завтра Серега ему расскажет, что он, Витька, поставил на победу команды второкурсников под названием «Паранормальный лещ». И не угадал. «Лещи» заняли только третье место. После чего весь завтрашний день Витька будет приставать к Сергею, чтоб тот назвал ему чемпиона турнира. Серега будет долго отказываться, отнекиваться, петь свою любимую песенку о том, что время не позволяет менять события и информацию о будущем все равно невозможно использовать… Но в конце концов признается, что турнир выиграли «Жертвы ревматизма». И вот сегодня Витька явился сюда с твердым намерением ставить на «Ревматиков». Хорошо, у него хватило ума не торопиться и посмотреть сначала разминку футболистов… Тут-то и обнаружилось Серегино коварство! Достаточно было несколько минут понаблюдать за разминкой, чтобы понять: «Жертвы ревматизма» — говорящее название. Эти смешные калеки однозначно вылетят после первой же встречи. А вот «Паранормальный лещ» уберет всех, даже не запыхавшись. То есть оказывается, вредный Серега специально скажет ему завтра все наоборот! Ну и дурак. Вот, кстати, и он, легок на помине!

— Привет участникам соревнований!

— Здоров! А мы форму себе сделали! — похвастался Сергей. — Смотри.

Он достал из пакета и развернул синюю майку с надписью «Бульдозер», выполненной готическим шрифтом.

— Ну так себе форма, — сказал Витька. — Но это ничего. Вы, главное, тренируйтесь, тренируйтесь. Повышайте класс игры. Когда вас Абрамович купит, он вам и форму нормальную сделает.

— При чем тут Абрамович?

— А я тебе еще не рассказывал? Это ж прикол: он скоро «Челси» купит.

— Абрамович? «Челси»? Английский клуб?

— Ага. Лондонский.

— Врешь, как обычно?

— Обычно врешь ты. А я реально тебе говорю.

— Ладно, пора на разминку.

Серега стал переодеваться. Стащил рубашку. На шее у него болтался на веревочке прямоугольный кожаный мешочек.

— Серый, сними ты свою «Ну, погоди!». Мешает же. Давай она у меня побудет во время игры.

— Смеешься! Как я без «Ну, погоди!» на поле выйду?! Это ж мой талисман!

— Мешочек еще какой-то идиотский себе завел…

— Идиотский? А ты знаешь, что сам мне его подарил? Да-да! Несколько лет назад, на Новый год.

Сергей побежал разминаться. А Витька дождался момента, когда начнет работать тотализатор, и поспешил сделать ставку на «Паранормального леща».

Турнир выиграли «Жертвы ревматизма».

— Черт! Черт! — ругался Витька по дороге на Песчаную площадь. (Сергей после футбола предложил зайти к нему.) — Почему я тебя не послушал?! Ты же мне завтра скажешь прямым текстом, что победили «Ревматики»!

— А я не скажу тебе при этом в очередной раз, что время не позволяет менять ход событий? Когда ж ты наконец поймешь…

На углу дома висел рекламный плакат с изображением пылесоса и слоганом «Сосу за копейки!». А по соседству с Серегиным подъездом расположился магазинчик «Охота, рыбалка, самооборона», в витрине которого были почему-то выставлены бейсбольные биты.

— Серег, ты не знаешь, что означает на битах надпись «Бригада»?

— Сериал такой недавно был. Про бандитов.

— А, точно, слышал что-то. Самый рейтинговый сериал?

— Сейчас уже нет. Сейчас самый рейтинговый — «Идиот» по Достоевскому.

— Ну не знаю… Бейсбольных бит с надписью «Идиот» я в будущем не видел!


В 2000 году обоим приятелям было по девятнадцать. Новый год встречали дома у Сергея. Родители уехали, так что грех было не воспользоваться ситуацией. Серега пригласил к себе институтских одногруппников. Но компания должна была подъехать после часу ночи, из общаги. Так что начали праздничное застолье Сергей с Витькой вдвоем. К полуночи успели обсудить все обязательные темы: что по-русски значит «миллениум», опасна ли компьютерная «проблема 2000 года» и когда на самом деле наступает следующее тысячелетие. И вот уже часы пробили двенадцать. Витька достал из кармана прямоугольный кожаный мешочек на молнии, с веревочкой.

— Вот, Серега, поздравляю тебя с Новым годом! Можешь теперь свою «Ну, погоди!» на шее носить. Теперь тебе с ней даже в ванной расставаться не надо — завернул в целлофановый пакетик, убрал в мешочек, молнию застегнул — и вперед, под душ!

— Ай спасибо, дружище! Под душ не под душ, но летом купаться я теперь спокойно буду! А то вечно — оставлю с кем-нибудь на берегу и потом каждую секунду оглядываюсь…

Игру «Ну, погоди!» Сергею в детстве подарил отец. Ее тогда только-только начали выпускать, и папа приобрел ее по счастливой случайности. Игрушка показалась Сереже настоящим чудом! Он мгновенно увлекся ею, фанатично полюбил и повсюду стал таскать с собой. И естественно, в результате где-то однажды потерял… Ощущение горечи утраты, которое он тогда испытал, Сергей помнил до сих пор. А тогда, в детстве, он даже заболел, причем тяжело и надолго. Как сказали врачи, на нервной почве. Отец разбился в лепешку, но в конце концов раздобыл еще один экземпляр игры (пришлось съездить аж в Калугу, на радиозавод, где эта игрушка производилась). После чего Сережа быстро пошел на поправку и вскоре уже был совершенно здоров. Игру, как и раньше, он всегда носил с собой, только теперь уже берег ее как зеницу ока. Родители думали, со временем это пройдет. Когда не прошло, сводили сына к психологу. Тот только развел руками: всякое бывает! Мальчик нормальный, адекватный. Оставьте его в покое.

— Порадовал так порадовал! — Довольный Серега убрал «Ну, погоди!» в мешочек и повесил подарок на шею. — У меня для тебя тоже кое-что есть! — Он выскочил в соседнюю комнату и, вернувшись, вручил Витьке новенькую теннисную ракетку: — С Новым годом!

— Вау, класс!

Выпили еще по одной.

— Серег…

— Чего?

— А у нас с Ленкой, значит, серьезный роман был?

— Не то слово.

— Звонила мне вечером… Говорит: «Знаешь, я так больше не могу. Я устала. Нам лучше расстаться».

— Ну а ты чего?

— Ну а я ей говорю: ты прямо как Ельцин. Тот тоже сегодня: «Я устал, дорогие россияне. Я ухожу».

— А она чего?

— Обиделась, повесила трубку.

— Да… Ну ты даешь…

— Ну а что я, убиваться должен? Кто она мне? Я ее даже не знаю толком. Ну в детстве, когда я у вас буду жить, она мне как мать будет. Это да. Но это другое. А так, ближайшие пару лет я с Ленкой и общаться-то почти не буду. Как раз когда у вас с ней шуры-муры начнутся…

Выпили еще. Витька посмотрел на часы.

— Так, Серега, внимание! Времени — почти час. Пока у меня перескок не случился, слушай: скоро твои чуваки позвонят. Они на тачке подъедут, а дом найти не смогут. Надо будет выйти встретить. А ты обнаружишь, что не помнишь, куда дел ключи от квартиры. И будешь долго разыскивать. Так что не теряй время, начинай искать прямо сейчас. И предупреждаю: этот ваш рыжий… как его… очкастый…

— Травкин?

— Да. Этот Травкин тебе сигаретой занавеску прожжет.

Часы на руке пропищали час. Витька уронил голову на стол. Серега потормошил товарища. Тот пришел в себя, приподнялся, поморгал глазами.

— Со старым годом тебя, чудо! — поздравил его Сергей.

— А… а тебя, значит, уже с новым?

— А меня с новым.

— Это… Серег, я тебе подарок вчера подарил?

Сергей постучал рукой по кожаному мешочку, висящему на шее.

— Вот, — кивнул Витька. — Поздравляю с Новым годом.

— Спасибо! Я тебе тоже кое-что подарил. Но сейчас это уже сюрприз. Вчера сам узнаешь, что это.

Зазвонил телефон. Сергей взял трубку.

— Алло, Серый! С Новым годом! Слушай, мы тут как бы на Песчаной площади. А дом шесть, корпус пятьдесят семь — это ты так прикололся?

— Нет, такой адрес. Кроме шуток!

— Зашибись! И как нам тут искать корпус пятьдесят семь?! Может, выйдешь встретишь?

— О’кей. Вы где сейчас?

— У троллейбусной остановки…

— Вить, одевайся, пойдем чуваков встретим.

— А что с ними такое?

— Да дом найти не могут.

— Серег, я лучше здесь посижу. Гитару пока настрою. А то устал я сегодня, замотался.

— И ты как Ельцин! «Я устал, дорогие россияне».

— А что, Ельцин так говорил?

— Ага. Ладно, посиди. Тем более я не помню, куда ключи от квартиры задевал.

Серега вышел на улицу. Там все сияло и искрилось: луна, фейерверки, праздничная иллюминация, кристаллы снежинок в свете уличных фонарей… Над соседней с подъездом дверью светилась вывеска местного отделения партии «Отечество — вся Россия». На углу здания с рекламы улыбалась длинноногая красавица. Внизу на плакате было написано: «От Парижа до Находки…» Далее поверх надписи шло альтернативное продолжение, красной краской из баллончика: «…не меняла я колготки!»


Лето 1995-го. Четырнадцатилетний Сережка с компанией вечерами тусуется на стадионе ЦСКА. Подростков влекут сюда не спортивные занятия. Скорее наоборот. Здесь, на берегу речки Ходынки, что течет вдоль тренировочного футбольного поля, укрываясь за полосой кустарника, парни любят посидеть с сигаретами, иногда с пивом и непременно с гитарами. Поют Чижа, «Гражданскую оборону», «Агату Кристи». Иногда к компании присоединяется Виктор — хипповый мужик, работник стадиона, где-то тут же и проживающий. Сережка этого Виктора уже несколько лет знает. Здесь, же на стадионе и познакомились. Виктор тоже бренчит на гитаре, и неплохо, но главное, песни сочиняет в стиле Чижа! Причем настоящие хиты у него получаются: «То измена, то засада», «Урал-байкер-блюз», «Эрогенная зона», — такими вещами сам Чиж бы гордился! Виктор, правда, говорит, что это и есть песни Чижа, просто еще неизвестные. Ребята понимают: врет. Стесняется признаться, что сам сочиняет.

Елене было девятнадцать. Виктору — двадцать четыре, и для него их отношения длились уже четыре года. Это были счастливые годы. Но теперь, в 1995-м, началось вообще нечто волшебное! Декабрь, ноябрь, октябрь, сентябрь — с каждым месяцем их роман становился все моложе и страсти пылали все горячее. В этом любовном безумии Виктор как-то незаметно для себя проскочил момент, когда они с Леной стали по-настоящему близки. И вот теперь на дворе август. Елена встречается с ним на свиданиях, и не более того. И она уже не знает о том, что он за человек, как живет и что их будет связывать в будущем. Виктор понимал, что приближается день, когда они окажутся вообще незнакомы, и, значит, он потеряет Лену. Потеряет навсегда! Думать об этом не хотелось. И вот что самое дурацкое: в будущем, когда еще можно будет, он не спросит у Лены, где и при каких обстоятельствах они познакомились. А сейчас уже — как спросишь? Что она подумает? Дни меж тем неудержимо скакали от конца августа к началу, и в один из этих дней Виктор, поговорив с Ленкой по телефону, понял, что познакомились они накануне. Делать было нечего, он набрался смелости и спросил напрямую: как это произошло? Лена подумала, что он шутит. Добиться ответа не удалось.

Вечером Виктор зашел на Ходынку, к Сереге с компанией. (Сережка уже знает про него всё. Но, похоже, узнал совсем-совсем недавно, буквально вот когда-то на днях.) Не успел Виктор поздороваться с ребятами, как Серега утащил его в сторону. На приятеле лица не было.

— Что стряслось?

— Я… вчера… твою могилу видел.

Серега был с родителями на Кунцевском кладбище, где похоронен его дед. И когда они уже шли к выходу, в глаза вдруг бросилось знакомое лицо на фото на одной из могил. Лицо Виктора! И надпись: «Васильев Виктор Сергеевич. 25.06.1986».

Вот и дата смерти… Получалось, что жить остается восемь лет… По фамилии Васильев, по отчеству Сергеевич — так Виктор числился на стадионе в списке сотрудников.

— Серег… а я тебе про себя уже рассказывал?

— Что рассказывал?! — пробормотал Сережка, делая страшные глаза.

— Про то, как я живу.

— На стадионе?

— Хм. Ясно… Не рассказывал. Ну… Тогда есть серьезный разговор!

В этот вечер Виктор и поведал приятелю историю своей фантастической жизни и их долгой дружбы, ожидавшей Сергея в будущем. Они брели со стадиона в сторону Песчаной площади. Вдруг Серега остановился как вкопанный.

— Самое главное чуть не забыл! На твоей могиле женщина была.

— Что за женщина?!

— Пожилая какая-то. Листья с газона собирала.

— Во сколько это было?

— Где-то в начале первого… Ё-моё! Ты же можешь… вчера туда поехать! И поговорить с ней!

— Ну так а я о чем!

— Расскажешь потом, что узнал?

— Хороший вопрос… Ведь я вчера тебе не рассказывал?

— Нет. Вчера мы с тобой вообще не встречались.

— Значит, получается… Ох, блин! Ведь завтра ты меня будешь спрашивать об этом! Я только сейчас понял… Ты меня спросишь: «Ну как, узнал что-нибудь у той женщины?» А я-то подумаю, что это ты про Ленку! В смысле, как мы с ней познакомились. И отвечу: «Нет, не узнал». Выходит, я так ничего тебе и не расскажу…

— Да бог с ним. Ты, главное, сам узнай.

— Да уж это можешь не сомневаться!

Подошли к Серегиному дому.

— Вот тут я живу, — сказал Сергей, указывая на подъезд по соседству с салоном продажи пейджеров.

— Я знаю.

— Ну да… Черт, никак в голове не уложится!

— Ладно, давай! До завтра.

— До завтра. Удачи тебе… вчера.


Вчерашний день оказался облачным и хмурым. В подсобном помещении под северной трибуной, где стадионное начальство предоставило Виктору жилье, имелся телевизор «Рубин». Виктор включил его в надежде дождаться прогноза погоды — брать зонт или нет? Телевизор снабдил его информацией о том, что Мария принимает «Панадол», у тети Аси белоснежное белье, а Маргарита Павловна из «Покровских ворот» лучше всех умеет чистить раковины и унитазы. Переключившись на другой канал, Виктор узнал новое слово на букву «X» — «Херши-кола». Новостей дождаться не удалось. Пора было ехать на кладбище.

Добраться туда можно было автобусом от станции Кунцевская. На остановке висело расписание. Оказалось, что автобусы ходят нечасто. Не опоздать бы! Начал накрапывать мелкий дождик. Хорошо, что зонт Виктор все-таки захватил… Невдалеке, прикрывая голову от дождя пакетом, по тротуару шла девушка. Это была Лена! Она скользнула по Виктору безразличным взглядом и проследовала мимо. Они еще не были знакомы! И тут к остановке подъехал автобус. Что делать? Не поехать на кладбище нельзя, ведь это шанс узнать обстоятельства смерти! Двери открылись. Виктор вошел в салон. Автобус тронулся. Лена осталась позади. Дождь стал сильнее и забарабанил по оконным стеклам крупными каплями.

— Извините… Извините, пожалуйста!

— Куда лезешь?!

— Простите, ради бога!

— Безобразие какое! Проспят остановку, а потом прутся напролом!

Протолкавшись к кабине, Виктор уговорил водителя остановиться.

«Надо было все-таки сесть в автобус, — подумала Лена, когда дождь ударил не на шутку. — Хоть пару остановок проехала бы». И тут автобус, обогнавший ее, вдруг затормозил. Из передней двери выскочил молодой человек и поспешил ей навстречу.

— Добрый день, девушка! Позвольте предложить вам зонт!

— Вы специально для этого остановили автобус?

— Именно так! Дело в том, что вы сегодня стали объектом программы социальной помощи населению! Пожалуйста, улыбайтесь, вас снимает скрытая камера. Такая скрытая, что я сам не знаю, где она. Но это не важно. Я вручаю вам зонт. И это только начало! Сейчас вон из того магазинчика выйдет хорошая женщина и подарит вам… пятновыводитель!

— Послушайте…

— Понимаю вашу озабоченность! Разумеется, для пятновыводителя нужны пятна. Эту проблему легко поможет решить кетчуп, который вам подарит… вон тот благородный старик на лавочке! Продолжайте улыбаться, потому что потом из-за угла выскочит противный рыжий мальчик и сообщит вам новое слово на букву «X»!

— Тогда я сообщу ему старое, — рассмеялась Лена.

— Ваше право. Но предупреждаю, из эфира это будет вырезано. Нашу программу смотрят дети. Противные рыжие дети. Так… Я не понял! По сценарию сейчас должна появиться хорошая женщина с пятновыводителем. Режиссер! Где эта нехорошая хорошая женщина?

Прохожие оборачивались. Лена смеялась. Виктор нес над ее головой зонт и был счастлив. На кладбище в этот день он так и не попал.

— А вон тот противный белый мальчик что мне подарит?

— Ну это же очевидно! Разумеется, отбеливатель. Ведь это переодетая тетя Ася!

У входа в метро, закутанный в простыню, стоял проповедник из «Белого братства». Он агитировал за Марию Дэви Христос и возвещал о предстоящем конце света.


1990 год. Почему он Васильев? Вероятно, просто выбрал первую пришедшую в голову непримечательную фамилию. А Сергеевич — это наверняка в честь Сереги, который в далеком будущем будет ему вместо отца. Паспорта у него нет и, очевидно, никогда не было. К счастью, на стадион дворником можно было устроиться и без паспорта. Как Виктору удалось выяснить, работал он тут с 1986 года. То есть с года своей смерти. Обстоятельств которой узнать так и не удалось.

Сережке сейчас было девять. Он порой появлялся на стадионе. Пацаны лазали по кустам возле теннисных кортов, собирали мячики, улетевшие за ограждение и не найденные хозяевами. Иногда мальчишки пробовали свои силы на Детской гимнастической площадке. Можно было видеть, как Сережка, рассевшись на брусьях или забравшись на козла, рубится в свою «Ну, погоди!». Убираясь возле кортов, Виктор тоже часто находил теннисные мячики — и отдавал их пацанам.

Лене было четырнадцать. Их встреча под дождем на автобусной остановке в Кунцеве стала для Виктора последней. Он знал, где Лена живет. Изредка позволял себе подойти утром к ее подъезду и посмотреть, как она выходит из дома и направляется в школу…

В этом году Виктор начал курить. И как нельзя не вовремя! С табаком в городе начались большие проблемы. Нормальных сигарет не было в принципе. Продавались (теоретически) только «Астра» или «Беломор», но их еще надо было поискать. Эх, а ведь уже в ближайшем будущем везде можно будет купить «Бонд», «Магну»… Но будущего не вернешь.

Сантехник Борька рассказал, что вчера, в субботу, на Песчаной площади у табачного киоска собралась огромная куча народу. С утра обещали, что привезут товар, но так и не привезли. В середине дня возмущенная толпа вышла на проезжую часть и перекрыла движение. Часа в четыре пришла машина с «Беломором». Народ ликовал. Но все продать не успели. Так что сегодня имело смысл нанести туда визит.

Очередь выстроилась нешуточная. Но она двигалась. Киоск работал, папиросы продавались. Перед Виктором стояли двое студентов-старшекурсников. Молодые люди обсуждали планы на будущее — чем заняться по окончании института. Один собирался паять декодеры PAL-SECAM и продавать их владельцам видаков, желающим смотреть фильмы в цвете. Второй считал, что это мелко и несерьезно, а у мужчины должна быть настоящая профессия: надо возить вареные джинсы из Польши. Беседа женщин, стоявших позади, была посвящена искусству кино: обсуждались драматические коллизии сюжета «Рабыни Изауры». Потом дамы коснулись вопросов здравоохранения, и разговор пошел о сеансах Кашпировского и Чумака. В целом, заслуги обоих медицинских светил не подвергались сомнениям, но по отдельным вопросам у собеседниц не было полной ясности. Возможно ли лечение по фотографии? Еврей ли Чумак? Могут ли экстрасенсы разговаривать с мертвыми? «Да что экстрасенсы! Мне вчера мороженщица рассказывала. Которая у „Дружбы“ сидит. У нее несколько лет назад муж на машине разбился и прохожего сбил. Похоронили обоих. А вчера, говорит, тот прохожий к ее киоску пришел и стал спрашивать, как он погиб. Номер машины узнавал. Не лежится покойничку в земле! Она говорит, буду теперь за его могилой ухаживать, может, успокоится…»


В середине предыдущего дня Виктор отправился к кинотеатру «Дружба». Миновав толпу любителей никотина, застопорившую движение по Песчаной площади, он вышел на улицу Сальвадора Альенде и по ней добрался до кинотеатра. Неподалеку от входа стоял киоск «Мороженое». Виктор подошел, заглянул в окошко. Попросил эскимо. Продавщица взяла деньги, отсчитала сдачу, вручила Виктору мороженое… побледнела и схватилась за сердце.

Выяснить удалось многое. Оказалось, что в злополучный день 25 июня 1986 года муж мороженщицы, летя на своем «москвиче» по улице Куусинена в левом ряду, решил, не останавливаясь, проскочить светофор, на котором только-только загорелся красный. В правом ряду шел троллейбус, который на красный свет остановился. За троллейбусом по «зебре» через проезжую часть двинулся пешеход. Водитель «москвича» заметил его в последнюю секунду, уже выскочив на переход. Пытался свернуть, но было поздно. Человека он сбил, сам вылетел на встречную и лоб в лоб столкнулся с грузовиком… Водительский стаж у мужа мороженщицы был еще совсем небольшой. Машину купили недавно. А ведь хотели отложить покупку, накопить побольше денег, взять сразу и гараж. Чтоб не оставлять автомобиль во дворе без присмотра. Но мужу не терпелось… Рассказывая все это, мороженщица рыдала и была близка к обмороку, ей казалось, что она разговаривает с покойником. Виктор назвался братом-близнецом погибшего. Но было видно, что женщина не поверила. К счастью, она помнила и смогла назвать номер «москвича».

Что ж, теперь у Виктора была информация. Казалось бы, смерти можно теперь избежать. Всего лишь не ходить в известный день на улицу Куусинена. Если бы только не одно «но». Весь опыт предыдущей жизни говорил: владение информацией о предстоящих событиях не позволяет на них влиять! Время течет только по одному руслу…

На обратном пути Виктор прошел мимо Серегиного дома. Рядом с его подъездом теперь располагался кооператив «Магистраль перестройки». Из открытого окна квартиры на первом этаже доносились звуки «Ламбады».


1986 год. 25 июня. Два часа ночи. Виктор с канистрой бензина в руках и пакетом, набитым ветошью, крадется к дому своего потенциального убийцы — владельца «москвича». Из рассказа продавщицы мороженого выходило, что автомобиль должен стоять где-то во дворе. Дом он определил давно, проследив несколько раз за мороженщицей. Все тот же квартал на Песчаной площади, совсем недалеко от Сережкиного дома. Номер автомобиля известен. Виктор хочет сжечь этот «москвич». Пусть время не позволяет ничего изменить, но сдаваться времени без боя он не намерен. Тем более дело касается не только его жизни, но и жизни владельца автомобиля.

Пока все складывалось удачно. Синий «москвич» с нужным номером стоял во дворе. Внимательно оглядевшись и убедившись, что вокруг никого нет, Виктор приступил к реализации своего плана. Под днище машины он накидал тряпок. Плеснул на них бензина из канистры. Чиркнул спичкой. На ветоши выросли языки синего пламени. Виктор умышленно не стал поливать бензином весь автомобиль, не желая мгновенного яркого открытого огня. Хотелось выиграть лишнюю минуту, чтобы успеть скрыться и чтобы пожар заметили как можно позже и, соответственно, позже начали тушить. Бросив канистру с остатками бензина, он поспешил прочь. Ему везло: вокруг по-прежнему никого не было.

Вот он уже в соседнем дворе. А вот и дом, где живет Сережа. Странно, в два часа ночи в его квартире почему-то горит свет. И, кажется, слышен детский плач! Виктор подбежал и встал под окном. Да, плакал Сережка. В душную июньскую ночь окна квартиры были открыты, и Виктору хорошо был слышны голоса:

— Да не расстраивайся, найдется.

— Не найдется!

— Ну плакать-то не надо. Ты же мужчина!

— Потрогай его. По-моему, он горяченный! Может, врача вызвать?

— Да какого врача! Сейчас успокоится, заснет…

— Не успокоюсь!

— А если вспомнить, где ты мог оставить эту «Ну, погоди!»?

— Не знаю!

— В цирке мог потерять?

— Не знаю! Не мог. Я в машине играл.

— В машине мог оставить?

— Не знаю!

— Дома хорошо искал? Может, она здесь?

— Нет! Хорошо искал!

— Да в машине он ее забыл.

— Машину-то мы найдем! Мужик же сказал, что в пятьдесят третьем корпусе живет. «Какое совпадение, нам по пути». Синий «москвич»…


Виктор осознал картину событий. Этот самый «москвич» подвез их до дома. Сережка забыл «Ну, погоди!» в машине… А сегодня днем должна была бы произойти роковая авария. После которой вопросов об игре, разумеется, никто не задавать не станет. А она, наверное, так и осталась там, в автомобиле… А теперь, получается, аварии не будет, но «москвич»-то сгорит вместе с «Ну, погоди!»! Из окна доносились Сережкины рыдания. Бедняга! Свалится теперь с нервной горячкой. И останется на всю жизнь «со сдвигом» на почве этой дурацкой игрушки. А что, если… Нет, это безумие… Но почему же безумие?

Можно вернуться и посмотреть. А чем черт не шутит? Может, игру еще можно спасти. А чего ему, собственно, бояться? Застигнут на месте преступления? Какого преступления? Шел по двору, увидел горящий автомобиль, бросился тушить…

Вернувшись к «москвичу» Виктор понял, что хреновый из него поджигатель. Машина стояла как ни в чем не бывало. Огня не было, только из-под днища шел жиденький дымок. Не рассчитал! Ничего, в канистре есть еще бензин. Теперь уж польем все как следует! Но сперва надо поискать «Ну, погоди!». Виктор прильнул к окну задней двери. Темно, ничего не видно… И в этот момент рванул бензобак.


Воскресный день 15 декабря 2013 года выдался для Сергея нелегким. Один друг попросил помочь ему на даче сложить дрова в сарай. Возвращаться пришлось поздно вечером. Сергей доехал на электричке до Одинцовской, вошел в метро. На платформе в этот час он оказался один. Присел на скамейку. Чем бы заняться в ожидании поезда? Вспомнил, что в кармане у него валяется «Ну, погоди!» — электронная игрушка из детства, которую он взял на прошлой неделе у родителей. У тех недавно дошли руки разобраться со всяким старым барахлом. Не прошло и десяти лег после переезда! (Когда умерла бабушка, родители перебрались в ее квартиру на Щукинской, оставив двухкомнатную на Песчаной площади Сергею с Леной.) И вот среди прочего хлама была обнаружена эта игра. Родители предложили Сергею взять ее на память. Как-никак исторический сувенир! С ним даже было связано одно приключение. Однажды Сергей (ему было тогда лет пять) забыл это «Ну, погоди!» в машине какого-то соседа, подвозившего их до дома. Обнаружив пропажу, устроил форменную истерику. И надо же такому случиться, что в ту же самую ночь машину, которая их подвозила, во дворе подожгли и она взорвалась! При этом погиб и сам поджигатель — какой-то бродяга, личность которого установить не удалось. Услышав взрыв, отец вышел на улицу. Направился в сторону, откуда валил дым, и, подойдя к взорвавшемуся автомобилю, встретился с его владельцем. Тот пребывал в состоянии аффекта. Увидев отца, с безумной улыбкой воскликнул: «О! А ваш мальчик у меня кое-что забыл!» И вынул из кармана «Ну, погоди!». Так что пропажа была возвращена Сереже той же ночью. Да, в детстве был период, когда он здорово увлекался этой игрушкой. Потом забросил. Отец, обнаружив на антресолях эту древность, не поленился купить для нее подходящую батарейку. Оказалось, игра до сих пор работает!

Сергей стал нажимать на кнопки. По маленькому жидкокристаллическому экрану забегал волк с корзиной в руках, стараясь угнаться за куриными яйцами.

— За одним не гонка, поймаешь поросенка! — прозвучало рядом.

Перед скамейкой стоял дельфин в шапочке и с лыжными палками. Сергей усмехнулся:

— На это у них деньги есть!

Нет, ну нормально?! Вместо того чтобы поезда почаще пускать, они пустили по метро голографический символ Олимпиады!

— Здравствуй, голограмма!

— Кто первый обзывается, тот сам так называется! — бодро ответил дельфин. И протянул Сергею лыжную палку:

— Кому дать, кому дать, кому голову сломать?

— Спасибо, не надо.

Дельфин указал плавником на игру «Ну, погоди!»:

— Дай!

— На.

Протягивая игрушку, Сергей коснулся рукой дельфиньего плавника, и пальцы ощутимо ужалила электрическая искра.

— Ничего не больно, курица довольна! — заявил дельфин, улыбаясь еще шире. И, помолчав, добавил уважительно: — Умный, по горшкам дежурный!

После чего внезапно исчез. А через секунду на его месте появился веснушчатый мальчик лет пяти в синей курточке.


Кавалер-мастер дальней разведки, обнаружив на обследуемой планете разумную жизнь, сделал все строго по Процедуре. Взял образец, изучил догмы местной морали и осуществил контакт. В ходе которого выявилась гармоничность местной цивилизации и ее дальнейшее существование было признано целесообразным. Образец был возвращен в свою среду без каких-либо изменений жизненного вектора, и время продолжило свой обычный ход.

— Кто ты такой? Откуда взялся?! — спросил мальчишку пораженный Сергей.

— Я Витя.

— А где твои родители, Витя?

— Мы гуляли… Потом я не помню.

— Телефон мамы или папы знаешь?

— Да.

Той же ночью мальчик был возвращен родителям. Его загадочное исчезновение с детской площадки так и не нашло объяснений.


До дома Сергей добрался уже совсем поздно, вконец измотавшись. Рядом с подъездом тускло светилось окно компьютерного магазинчика. У входа висела реклама процессоров нового поколения с девизом: «Даже время зависит от нас!» (Модная разновидность современного вирусного маркетинга — провокация. Расчет на то, что в народе начнут шутить: «Даже время зависнет от нас!» И тема в результате будет оставаться на слуху.)

«Время… — подумал Сергей, заходя в подъезд. — Зависло бы оно в самом деле когда-нибудь! Хоть выспаться…»

Но колеса времени с положенной скоростью катились вперед, высекая искры из небесных булыжников, а на землю сыпался снег, первый за эту зиму.

Александр Шакилов