К нам бежал Али. Я достал для него яблоко из авоськи.
17. Я выбираю жизнь
«У моей бабушки Марьям в саду вдоль забора росли кусты дамасской розы. В сезон они распускались некрупными розовыми цветами. Бабушка надевала фартук-карман, собирала бутоны. Мы с сестрой ей помогали, заодно вплетая самые красивые стебли в косы».
Хати достает из мешков лепестки, слегка их встряхивает (на них могут быть букашки) и складывает в чаши, где бабушка бережно, чтобы не помять, их промывает – будет варить розовое варенье.
Сегодня на веранде хорошо, ветра нет, цветочный запах не рассеивается, обволакивая дачу ароматным облаком. Гоша принюхивается и чихает, распугивая приставучих мух.
Дедушка носит из колодца воду, колет дрова. По мнению бабушки, вкусное варенье лучше готовить на костре.
Я взобрался на Кормильца, сверху наблюдая за взрослыми. Захватил блокнот с ручкой: все чаще хочется записывать то, что вижу, слышу. Так ничего не затеряется во времени.
Перечитывая истории, вижу, как время в них замирает. Делаю очередную запись: «На самом деле, не надо спешить, нужно просто быть: сидеть на веранде, смотреть на мир, попивать чай с вареньем. Почему людям, чтобы понять очевидное, требуется так много времени?»
Слышу бабушкин голос. «Гали-и-и-иб, дорогой, принеси, пожалуйста, сахарный песок и разожги огонь». Дедушка идет в погреб, Гоша увязывается за ним, я спускаюсь с дерева помочь. «Амирчик, захвати лимон из холодильника. В синей миске, нарезанный. Добавим в варенье, чтобы не засахарилось».
Спешу к дому и слышу, как бабушка делится с Хати рецептом. «Розовое любит много сахара – единственный его минус. На килограмм лепестков целых пять кило. Так готовила моя бабушка, теперь и я. Чем всякие конфеты лопать, черт знает из чего приготовленные, лучше домашнее варенье, одна розетка в день никому не навредит. Хотя моя дочь, и по совместительству твоя подруга, против всякого варенья, она на зиму только малину и смородину с сахаром перетирает».
Первые дни июня. Мы с дедушкой и бабушкой приехали на дачу варить варенье, брат с родителями отправились в гости к тете Нубар, двоюродной сестре папы. Она живет в пятиэтажке у метро «Аврора» и готовит фантастически вкусные пирожки с картошкой, обожаю. Но если выбирать между дачей или пирожками, выберу дачу.
В этот приезд тут даже лучше, чем в прошлый: деревья густо зазеленели, Гошина линька почти закончилась (я его еще разок вычесал), одеяла из овечьей шерсти вернулись в дальнюю комнату. В доме стало светлее, солнечные блики заигрывают со стоящим на тумбочке фарфоровым зайцем (бабушкино приданое).
Пока варенье варится, бабушка достает из шкафа банки. «Смотри, какие листья с наших виноградников. Завернем долму к обеду». Она распрямляет листья в эмалированной желтой миске, на которой нарисованы розы и странный дом, не похожий ни на один апшеронский. Заливает их кипятком, чтобы смягчить и смыть лишнюю соль.
Фарш в холодильнике, дедушка с утра прокрутил в мясорубке говядину и баранину с курдюком и луком. «Хати, нарежь мелко кинзу и мяту, а я займусь рисом», – бабушка промывает в дуршлаге горсть круглого риса, закидывает в мясо.
Сижу на полу, листаю выпуски «Кругозора», их когда-то выписывала мама; они пожелтели, гибкие пластинки-вкладыши истрепались. Помню, как мы с мамой аккуратно вырезали их из журнала и, перед тем как запустить на проигрывателе, подкладывали под них винил, чтобы пластинка стала жестче и с нее не спрыгивала игла.
Cо временем вырезать перестали – то ли забывали, то ли потеряли интерес, – но проигрыватель в доме не умолкал. Мама любила слушать композитора Караева – три его сочинения на двух пластинках. Я запомнил название одного – «Тропою грома». Меня волновала эта музыка, особенно часть, которая называлась «Танец девушек». Я слышал в ней сильный и страстный голос северного ветра, частенько наведывающегося в Апшерон.
Помню, в день сильного урагана мы с дедом возвращались на электричке в город. На открытой местности ветер раскачивал состав, поезд замедлился. Я смотрел в окно на бушующее зимнее море, оно завораживало. «Правда, красиво? И совсем не страшно», – сказал я дедушке. Он кивнул: «Красиво». Я придвигаюсь ближе к окну. «Столько мощи в таком море, деда». Он тоже не отрывает взгляда. «Человек так же противостоит бурям трудностей и несчастий, прорывается сквозь них, порою с потухшим факелом. Но, насколько бы сильна ни была его боль, он продолжает выбирать жизнь».
…Долма завернута, бабушка накрывает пухлые конвертики тяжелой тарелкой. «Все, Хати, мы молодцы. С вареньем разобрались, обед приготовили». Бабушка заливает долму мясным бульоном, закрывает крышкой. Хати ставит кастрюлю на средний огонь.
«Как же мне с вами хорошо, тетя Гюля. За вашим столом. Смотрю на вас и думаю, как же вам подходит этот дом и Апшерон. Вы тут родились и здесь нашли свое место – это счастье. У меня все по-другому. Я родилась и выросла в деревне недалеко от Товуза. С детства хотела жить в столице. Мне было тесно в деревне, хотя родители меня любили, а я любила божественную природу вокруг. С шести лет знала, что уеду, что меня ждет другая жизнь. Мечтала стать актрисой».
У Хати дрожит голос. Она разливает чай, садится напротив бабули. Она будто не замечает окружающего, будто вернулась в то время, в юность; будто рассказывает не бабушке, а себе.
Бабушка кладет в стакан кусочек лимона, делает глоток. Над садом свистят стрижи, Гоша на них лает.
«Я приехала сюда, молоденькая и беспокойная, поступать в Театральный институт и очень стеснялась своих корней. Стеснялась мамы в хиджабе, папы, который окончил девять классов, работал трактористом и никогда не носил костюмов. Я отрекалась от своего начала во имя нового и, как тогда казалось, современного. Сейчас стыдно за боль, которую причинила родителям и себе… Тяжело идти по жизни, когда отказываешься от своих истоков, – будто не за что удержаться.
Недавно съездила в свою деревню и впервые почувствовала там свою цельность. Я зажгла потухшие свечи, тетя Гюля».
Бабушка берет Хати за руку. «Ох, как же хорошо, что ты вернулась домой, теперь в нем горит свет. Пусть к его порогу приходят те, кто проникся красотой твоего сердца и готов своей любовью сделать его еще красивее… Кстати, я давно хотела побывать в Товузе. Когда поедем?»
Хати улыбнулась. И заплакала.
18. Будь, пожалуйста
На Апшероне принято есть инжир натощак, сразу после пробуждения – так полезнее. Плоды за ночь дозревают, набухают сочной мякотью. Срываешь согретый первыми лучами солнца инжир, обдуваешь на случай муравьев и мошкары, отправляешь в рот. Мед!
На каникулах на Апшероне мало кто просыпается ранним утром, потому что вечерние посиделки на веранде за чаем и семечками заканчиваются за полночь.
В нашей семье инжирный завтрак не пропускали только дедушка, я и Гоша. Иногда присоединялся Али, но его хватало на два-три раза. Он возмущался: «Деда, обязательно вставать в полседьмого? Инжир никуда не убегает, его можно и в девять утра покушать. Тем более в саду Кормилец, кроме нас с него никто не ест».
Мы с дедушкой ходили за инжиром за пределы дачи, так интереснее. В шесть утра он проводил тяжелой рукой по моим волосам. «Амир, просыпайся». Я открывал глаза и резко вставал с постели – если долго раскачиваться, высока вероятность заснуть.
Чистил зубы, надевал плавки, сверху шорты (после завтрака на пляж!), натягивал панаму и на цыпочках выскальзывал из дома. Дедушка у калитки, на шее – ведерко на веревке, в руке пакет с полотенцем. Гоша смирно сидит рядом – к приключению готов!
Вокруг нашей дачи – выжженные солнцем земли с дикими инжирными деревьями. Плоды таких инжирников самые сладкие. «Сынок, мы любим Кормильца, он для нас не просто дерево, он друг. Поливаем его, подрезаем засохшие ветки, ставим подпорки, следим, чтобы он не заболел. Но это непривычная для инжирника жизнь. Посмотри на эти деревья, противостоящие беспощадному солнцепеку и безжалостным ветрам, это их природа».
Они не похожи друг на друга – высокие и сильные, низкие и расползающиеся по земле, с густой кроной и полуголые. Иду за дедушкой, он палкой раздвигает засохшие сорняки, насвистывая веселый мотив. «Амир, смотри под ноги, могут быть змеи».
На первом же дереве столько спелого инжира, что хватит и нам с дедушкой наесться, и с собой насобирать. «Ешь, а остальное в ведерко. Еще полчасика, и появятся собиратели инжира, они увозят урожай в город, продавать».
Инжирники для меня – магические создания. Дедушка согласен. «Если верить легенде, Будда достиг просветления под инжирником. Поэтому в буддизме это дерево – символ просветления. А сколько людей в войну спас от голода сушеный инжир!»
Я наелся, собираю плоды. «Сынок, давай сегодняшнее ведерко отнесем Сахибе и Рафиге, поставим у их порога, пусть им будет вкусно. И бабушка обрадуется, они в одном классе учились. Сахиба и Рафига красиво пели, выступали на республиканских фестивалях. Однажды зимой они с родителями попали в аварию на Ахсуинском перевале, машина перевернулась, девочки очень испугались и тяжело заболели».
Продолжаю набирать ведерко. Теперь понятно, почему бабушка плакала.
Сегодня двенадцатое августа, бабушкин день рождения. Традиционно празднуем на даче с друзьями и родственниками. Дедушка с папой попросили у соседей столы со стульями (обязательно угостим каждого тарелкой шашлыка), выстраивают их цепочкой в тенистой части сада, под виноградным навесом.
Дедушка просит нас прибрать часть сада, где будет застолье: смести сухие листья, полить землю водой, чтобы осела пыль, протереть столы и стулья. Али залезает под стол, к нему на помощь бежит Гоша. «Деда, одна сторона раскачивается, что будем делать?» Дедушка обматывает щепку плотной тканью, подкладывает под ножку.
Папа у колодца натирает песком шампуры, промывает водой, заворачивает в полотенце и относит на кухню. Будем нанизывать на них куски марин