— Я имею честь привезти и огласить послание Великому совету Карнака от полководца Хоремхеба, командующего армиями Обеих Земель, — горделиво провозгласил воин.
— Мы выслушаем послание при закрытых дверях, — сказал Эйе, быстро делая шаг вперед.
— Мне дан приказ донести послание военачальника до сведения всех собравшихся на Совет Карнака, — возразил гонец настойчиво и громко, так, чтобы его слышали все.
— Я — Эйе! — рявкнул старик. — Я выше по положению и тебя, и твоего полководца. Ты не смеешь оспаривать мои приказы!
Солдат заколебался. Однако тут заговорил Тутанхамон, тихим, ясным голосом:
— Мы желаем выслушать то, что сообщает нам наш великий главнокомандующий.
Анхесенамон согласно кивнула со всей невинностью, однако я видел по ее глазам, что она наслаждается двусмысленным положением, в которое попал Эйе, — поскольку у того не было иного выбора, кроме как уступить, прилюдно, воле царя. Регент помешкал, потом демонстративно поклонился.
— В таком случае говори скорее, — сказал он, отворачиваясь, и в его голосе отчетливо слышалась угроза.
Гонец отсалютовал, развернул папирусный свиток и принялся читать записанные слова своего командира:
Тутанхамону, Живому образу Амона, владыке Обеих Земель, и его царственной супруге Анхесенамон, а также вельможам, входящим в Совет Карнака. Когда говорит молва, из миллиона ее ртов слышен шепот страха, бормотание догадок и ропот подозрения. Истина же говорит обо всем так, как оно есть, и ничто не меняется в ее устах. Поэтому когда я, ведя кампанию на равнинах Кадеша, слышу о прилюдном нападении на царя в великом городе Фивах, чему я должен верить? Конечно же, всё это слухи? Или же, хоть этому и трудно поверить, правда?
Гонец замешкался. Он чувствовал себя неловко, нервничал. Я не мог его винить за волнение.
Обеими Землями безраздельно управляет Эйе, от имени нашего господина, Тутанхамона. Так почему же я должен чувствовать беспокойство? Однако что, молва или истина, говорит мне и о других заговорах против царской особы, там, где он должен быть в безопасности, — в самом дворце?
Потрясенные новым в открытую высказанным обвинением, все уставились на Эйе и царскую чету. Эйе начал было что-то отвечать, но Тутанхамон с неожиданной властностью поднял руку и заставил регента умолкнуть. Теперь внимание зрителей было полностью поглощено этой удивительной переменой в их отношениях. Затем царь кивнул гонцу Хоремхеба, который, осознавая опасности и угрозы, таящиеся в том, что ему поручено было передать, неумолимо продолжал читать, убыстряя темп:
Итак, наши враги и снаружи, и внутри. В последнее время хетты возобновили свои атаки на богатые порты и города конфедерации Амурру, включая Кадеш, Сумур и Библ, и мы с трудом можем лишь защитить их. Почему? Потому что у нас не хватает ресурсов. У нас не хватает войск. У нас не хватает годного к бою оружия. Мы оказались в незавидном положении, будучи не способны поддерживать и вдохновлять наших наиважнейших союзников в этом регионе. Мне стыдно в этом сознаваться, однако истина требует, чтобы я не молчал. Говорят, что нынче интересами нашего царства в иных землях пренебрегают ради строительства грандиозных сооружений во имя богов. Тем не менее я обращаюсь к царю и совету с предложением принять мое присутствие и мою помощь в Фивах в эти критические времена. Если необходимо, чтобы я вернулся, я вернусь. Мы противостоим врагу на границах, однако враги внутри страны — угроза гораздо большая. Ибо, возможно, они обманом проникли в самое сердце нашего правительства. А чем иным могут быть угрозы нашему царю, великому символу нашего единства? Как мы могли оказаться настолько слабы, что стали возможны столь беспрецедентные нападения? Мой гонец, чью безопасность на обратном пути я передаю в ваши руки, доставит мне ваш ответ.
Все взгляды обратились к Эйе, на чьем аристократическом лице не отразилось никаких эмоций. Он повелительно махнул рукой одному из писцов, который поспешил вперед с табличкой из слоновой кости и тростниковыми перьями. Эйе заговорил, а писец принялся записывать:
Мы рады возможности обменяться посланиями с достойным полководцем. Выслушай наш ответ от имени Тутанхамона, владыки Обеих Земель. Во-первых. Все затребованные войска и оружие были направлены для участия в кампании. Почему их оказалось недостаточно? Почему ты до сих пор не вернулся с победой? Где процессия закованных пленников, колесницы с грудами отрубленных рук мертвых врагов, клетки с побежденными вражескими военачальниками, вывешенные на носах наших кораблей, — военные дары нашему царю? Во-вторых. Военачальник позволяет себе необоснованные заявления, сомневаясь в способности нашего города и дворца справляться со своими делами. Он наслушался людской молвы и поверил заключенной в ней лжи. Но пусть даже так — опираясь на ложные доводы, он собирается пренебречь своей первейшей обязанностью и покинуть свое место в битве за Кадеш. Это глупое, безответственное и никому не нужное намерение. Его можно расценивать — хотя я и не уверен в таком определении — как отказ от взятых на себя обязательств и, по сути, как измену. Главное сейчас — это победа, и как раз в этом ты, очевидно, не можешь добиться успеха. Не потому ли твое предложение дошло до нас именно сейчас? Тебе приказано, именем Тутанхамона, владыки Обеих Земель, оставаться на своих боевых позициях, сражаться и победить. Не подведи нас!
В зале слышался только лишь шорох тростникового пера, скользящего по папирусному свитку. Закончив, писец подошел к Эйе, чтобы тот запечатал послание. Эйе пробежал его взглядом, свернул, завязал и скрепил шнур своей печатью, затем передал его гонцу, который принял послание со склоненной головой, отдав взамен привезенное им письмо.
И затем Эйе наклонился вперед и что-то тихо произнес солдату на ухо. Никто не слышал его слов, но впечатление, которое они произвели, ясно отразилось на лице вестника. У него был такой вид, будто он услышал слова наложенного на него смертельного проклятия. К тому моменту я уже начал испытывать к бедняге неподдельное сочувствие. Отсалютовав, гонец вышел из зала. Я засомневался, останется ли он в живых, чтобы доставить ответ.
Однако слова Эйе, какими бы могущественными они ни были, не могли вновь соединить то, что оказалось разбито. Ибо послание Хоремхеба разрушило иллюзию политической устойчивости — и тихий гул возбужденных и испуганных голосов, поднявшийся сразу же, едва только гонец покинул зал, звучал грохотом, с каким рушатся и раскалываются ее строительные блоки. Я заметил, как Анхесенамон незаметно дотронулась до руки мужа, и Тутанхамон неожиданно поднялся на ноги. Какое-то мгновение он, казалось, сам не мог взять в толк, зачем это сделал, но затем овладел собой и сделал знак трубачам. Загремели фанфары, в зале вновь воцарилась тишина, и царь заговорил.
— Мы выслушали все, что хотел нам сказать великий полководец. Он неправ. Великое Имение твердо и уверенно стоит на ногах. Государство столь исключительное, столь возвышенное и вечное, как Обе Земли, неизбежно навлекает на себя зависть и вражду. Однако с любыми нападениями будет покончено быстро и наверняка. Мы не потерпим никакого инакомыслия! Что же до «заговора», о котором упомянул военачальник, то это всего лишь мелкие беспорядки, не более. Уже назначено расследование, и виновные будут наказаны. Тут мы полагаемся вот на этого человека.
Внезапно все до единого повернулись, уставившись на меня, незнакомца в их среде.
— Это Рахотеп, главный сыщик городской Меджаи. Мы назначаем его расследовать обвинения великого полководца, касающиеся нашей личной безопасности. Он уже получил соответствующее распоряжение. Мы облекаем его полномочиями продолжать свое расследование, независимо от того, куда оно может его привести.
В зале повисла звенящая тишина. Тутанхамон улыбнулся и продолжил:
— Нас ждет много незавершенных государственных дел. Работа на сегодняшний день еще только началась. Надеюсь увидеть вас всех на освящении Колонного зала.
Во второй раз за этот день Эйе был выбит из седла. Анхесенамон бросила на него быстрый взгляд. По-видимому, что-то в ней черпало вдохновение в таких мгновениях, и глаза выдавали ее. Теперь в них зажглась искорка решимости, так долго еле тлевшая. Торжественно ступая к выходу, царица взглянула на меня с незаметной улыбкой в уголках губ. Затем процессия стражников подхватила ее и унесла прочь, обратно во дворец, исполненный теней.
Не теряя ни минуты, Небамон тут же наскочил на меня. Он истекал потом. Его льняная одежда промокла, маленькие красные жилки под замутненными глазами еле заметно подрагивали. Задыхаясь, он поднес к моему лицу жирный мизинец.
— Что бы вы там ни затевали, Рахотеп, запомните одно: держите меня в курсе! Я хочу знать обо всем, что происходит. Какими бы полномочиями ни наделил вас царь, лучше сделайте, как сказано. А иначе, поверьте мне, когда все закончится и порученное вам маленькое дельце придет к завершению — если предположить, что вы вообще чего-нибудь добьетесь, в чем я сомневаюсь, — вам поневоле придется прийти ко мне. И тогда вы увидите, какая работа осталась для вас в городской Меджаи!
— Любая слава быстротечна, а обратно к подножию кучи катиться далеко, — ответил я с улыбкой и поклоном. — Меня ждут дела. Я напишу вам отчет.
Я повернулся и быстро пошел прочь, зная, что этими словами, ради возможности выразить свое презрение, поставил под удар свое будущее; однако я ненавидел Небамона слишком сильно, чтобы беспокоиться об этом.
Глава 17
Когда я выходил из ворот храма, из толпы, собравшейся позади шеренги стражников, внезапно вынырнул Хети.
— Пойдем скорее, — проговорил он, задыхаясь.
— Еще одна жертва?
Он кивнул.
— Но на этот раз убийцу потревожили за работой. Поспешим.
Я заколебался. Вообще-то, сейчас Симут собирался допрашивать всех, кто имел доступ в царские покои, а я должен был при этом присутствовать. Но я понимал, что выбора у меня нет.