— А с кем у нас встреча?
— С управляющей. Она смышленая женщина.
— Не сомневаюсь, сердце у нее из чистого золота.
Мы протолкались через орущие толпы, мимо слепых музыкантов, щипавших струны своих инструментов, хотя их никто не слушал, и проскользнули в тихий коридор, освещенный редкими светильниками.
От него отходили другие коридоры с изящными занавесками, за которыми скрывались комнатушки, где едва поместился бы достаточно большой матрас. Жирные старики сворачивали туда, чтобы не столкнуться с нами; маленькие девочки и хихикающие, мальчики проскальзывали мимо, словно глупые декоративные рыбки. Несмотря на курившиеся повсюду благовония, воздух был спертым и отдавал запахами человека: пахло потом, затхлым дыханием, вонючими ногами и подмышками. Где-то поблизости пыхтели и постанывали, из другой комнатушки слышался девичий щебет и смех, еще где-то пела женщина, голосом низким и страстным, словно придворная певица. Еще дальше я различил плеск воды и хохот.
В конце коридора обнаружилась дверь, а перед нею стояли двое громил, огромные, бесстрастные и уродливые, словно недоделанные статуи. Не говоря ни слова, они обыскали нас.
— Вроде бы луком запахло, — заметил я, когда меня обдало гнилым дыханием.
Головорез, который меня обхлопывал, на миг замер. Его лицо напомнило мне измятое днище котелка. Второй положил мясистую руку на широкое плечо сотоварища, безмолвным движением головы убеждая не обращать внимания на мой сарказм. Верзила фыркнул, словно буйвол, и коротким толстым пальцем ткнул меня между глаз. Я улыбнулся и отпихнул его руку. Второй громила постучал в дверь.
Мы вошли. Комната была низкой и маленькой, однако впечатление смягчала ваза со свежими лотосами на столе. Управляющая вежливо и сдержанно поздоровалась с нами. На ней был длинный золотисто-каштановый парик по последней моде, но ее красивое, изящно вылепленное лицо оставалось неподвижным, почти застывшим, словно она давно забыла, что такое улыбка. Жестом указав нам на табуреты и ложа, женщина грациозно опустилась напротив, подперла подбородок рукой и принялась ждать, что будет дальше.
— Пожалуйста, назовите свое имя.
— Тахерит, — ответила она ясным голосом.
Так, значит, она сирийка.
— Я Рахотеп.
Она кивнула и стала ждать дальше.
— Всего лишь несколько вопросов, больше ничего. У вас нет никаких причин для беспокойства.
— Я и не беспокоюсь, — холодно ответила она.
— Мы расследуем серию убийств.
Она слегка приподняла брови в насмешливо-взволнованной гримасе:
— Как захватывающе.
— Убийства были необычайно жестокими. Никто не заслуживает такой смерти, какой умерли эти молодые люди. Я хочу, чтобы больше никто не умер подобным же образом.
— В эти черные времена люди предпочитают отворачиваться от всего, чего не хотят видеть, — уклончиво отозвалась Тахерит. Ее тон был настолько бесстрастен, что я не понимал, говорит ли она с убийственной иронией или же искренне.
— Хочу, чтобы вы осознали, насколько все серьезно.
Я швырнул на стол перед ней мертвое лицо в тусклом ореоле черных волос.
Лицо управляющей осталось застывшим, но во взгляде что-то изменилось — наконец-то какая-то реакция на жестокие факты. Она тряхнула своими рыжими волосами:
— Только чудовище могло сделать такое с женщиной!
— То, что он сделал, ужасно, но почти наверняка не бессмысленно. Это не какой-нибудь непреднамеренный акт жестокости или страсти. Этот человек убивает, имея определенные причины, и убивает способами, имеющими значение если не для всех, то хотя бы для него. Задача в том, чтобы отыскать этот смысл.
— В таком случае чудовищ вообще не существует.
— Нет — только люди.
— Не знаю, стало мне от этого лучше или хуже, — сказала она.
— Сочувствую, — отозвался я. — Нам необходимо выяснить, кто эта девушка. Мы считаем, что она могла работать здесь.
— Может быть, и работала. У нас здесь много девушек.
— Но никто недавно не пропадал?
— Иногда эти дети просто куда-то деваются; так бывает постоянно. Никому нет дела, что с ними случается. Всегда появляются новые.
Я наклонился к Тахерит.
— Эта девочка умерла ужасной смертью. Самое меньшее, что мы можем сделать, — назвать ее по имени. У нее на плече была татуировка в виде змеи. Домовладелец сказал, что ее звали Нефрет.
Управляющая поглядела на лицо, потом на меня, затем кивнула.
— Тогда я ее помню. Она работала здесь. Я мало что о ней знаю. Никогда нельзя верить историям, что они о себе рассказывают. Но на меня она производила впечатление, наверное, самой невинной и доверчивой из девушек. У нее была странная, печальная улыбка, которая делала ее даже привлекательнее для некоторых клиентов. Казалось, будто она принадлежит к лучшему миру, чем этот. Она говорила, что ее выкрали у родителей, которые ее любили, и была уверена, что однажды они придут за ней…
— Она не упоминала, откуда она родом?
— Кажется, какая-то деревня к северу от Мемфиса. Не помню, как она называлась.
— Возможно, она встретила убийцу здесь. В таком случае это один из клиентов. Это немолодой человек, из элиты. Образованный. Возможно, врач.
Она воззрилась на меня:
— Да вы хоть знаете, сколько такие люди платят за тайные посещения заведений, подобных нашему? И в любом случае, те, кто здесь работает, обучены не задавать вопросов о частной жизни клиентов.
Я попробовал зайти с другой стороны.
— Кто-то из клиентов или работников заведения употребляет наркотики?
— Какие именно наркотики? — спросила Тахерит невинным тоном.
— Снотворные средства. Например, опийный мак.
Она притворилась, будто задумалась над вопросом.
— Мы не взяли бы человека на работу, будь о нем такая слава. Я изо всех сил стараюсь предотвратить подобное. У меня чистое дело.
— Но такие снадобья сейчас повсюду…
— Я не могу нести ответственность за поведение и личные пристрастия моих клиентов, — твердо ответила она.
— Но должны же они где-то это приобретать! — настаивал я.
Она пожала плечами, избегая моего взгляда.
— Всегда можно найти торговцев, посредников, поставщиков. Как и в любом деле, особенно если платят золотом.
Я взглянул на Хети.
— Меня давно удивляет, как удается удовлетворять настолько широкий спрос. Я имею в виду, что при переходе через границу задерживают довольно мало молодых людей, а значит, многим, очевидно, удается благополучно добраться до таких мест, как это, которые есть в любом городе. Прямой и удобный путь снабжения, и риск невелик. Мы знаем, что подростки, которые приходят сюда работать, проносят наркотики. И тем не менее, даже будь их тысячи, они все равно не смогли бы доставить столько высоко ценимого продукта, чтобы удовлетворить запросы. Это загадка для меня.
Управляющая опустила взгляд.
— Я уже сказала, что не впутываюсь в такие дела.
Я внимательно посмотрел на нее. И тут я заметил, что ее зрачки расширены. Она заметила мой взгляд.
— Для меня не составит труда привести сюда отряд меджаев и все тут обыскать, — сказал я. — Сомневаюсь, что ваши клиенты будут довольны, если их имена получат огласку.
— А я сомневаюсь, что вы понимаете, насколько они будут недовольны, если вы сделаете подобную глупость. Как вы думаете, кто сюда ходит? Наши клиенты принадлежат к высшим слоям общества! Они ни за что не допустят, чтобы какая-то мелкая сошка вроде вас доставлял им неприятности.
Тахерит покачала головой, поднялась и позвонила в маленький колокольчик. Дверь открылась; за ней стояли двое головорезов, и они не улыбались.
— Эти господа уже уходят, — сказала она.
Мы вышли достаточно быстро, но едва мы оказались снаружи, как громилы переглянулись, кивнули друг другу, после чего тот, которого я поддразнивал, ударил меня — один раз, очень сильно. Должен признать, удар был точный и весьма болезненный. Второй врезал Хети — без особой злобы, а просто справедливости ради.
— Нельзя быть такими обидчивыми, — сказал я, потирая челюсть, но громилы уже захлопнули дверь. Мы стояли посреди мрачной и неожиданно тихой улицы.
— И не смей говорить, что я это заслужил, — сказал я Хети.
— Хорошо, не буду, — отозвался он.
Мы зашагали в темноту.
— Итак, — сказал Хети, — как же все это добро попадает в Обе Земли? Не может быть, чтобы все доставлялось только через детей!
Я покачал головой.
— Думаю, эти дети-курьеры служат прикрытием. Они не имеют значения. Перевозка и перегрузка должны проходить с гораздо большим размахом. Но если товар прибывает на кораблях, это значит, что портовые чиновники подкуплены, а если он идет наземными маршрутами, то взятки получают стражники на границе.
— Кто-то где-то сколачивает себе состояние. Но кто бы это ни был, он должен быть очень могущественным и иметь хорошие связи.
Я вздохнул.
— Порой работа, которую мы с тобой делаем, кажется мне попыткой удержать воды Великой Реки голыми руками.
— Я думаю об этом чуть ли не каждое утро, — отозвался Хети. — Но потом все равно встаю и иду на работу. Ну и конечно, мне приходится проводить свое время с тобой, что является некоторой компенсацией.
— Ты просто счастливчик, Хети, — сказал я. — Но давай подумаем: по меньшей мере некоторые связи теперь становятся яснее. Каждое убийство включало в себя обездвиживание жертвы, скорее всего, с помощью наркотика. Девушка работала здесь. Вероятнее всего, курьеры доставляют наркотики сюда же. Возможно, из мест, подобных этому, они потом распространяются по всему городу. Это уже что-то.
— И не забудь также, что убийца заставляет тебя постоянно танцевать между двумя мирами, — ответил Хети с кривой улыбкой.
Если мы были правы и в обоих преступлениях виновен один и тот же человек, то значит, все, что я до сих пор делал, — это скакал от одной зацепки к другой, словно собака за куском еды, не отрывая глаз от земли, не видя ничего другого.
Я пожелал Хети спокойной ночи и устало повернул в сторону дома — в кои-то веки.