Все погрузились в молчание, и каждый обдумывал, что необходимо сделать за то драгоценное время, что у нас еще оставалось.
— Я поговорю с народом, — внезапно произнесла Анхесенамон.
— И что вы скажете? — отозвался Эйе. Его глаза теперь блеснули мрачным любопытством.
— Скажу им правду. Скажу, что события на небесах — это знак возрождающегося порядка на земле. Объясню, что во время тьмы царь воссоединился с богом и теперь переродился в Ином мире. Я же остаюсь здесь как его преемница, с его одобрения. Если я так поступлю, то Хоремхебовы претензии на власть будут аннулированы.
Они уставились друг на друга: противники, объединенные общей необходимостью.
— Вы умная девочка. Это хорошая история. Но у многих она вызовет подозрение.
— Такая тьма — великое и редкое событие. Это зрелище не имеет себе равных, и народу необходимо получить какое-то объяснение произошедшего. Мои слова несомненно их убедят.
Эйе быстро прикинул возможные последствия ее предложения.
— Я поддержу вас, но слова обладают силой, и их следует выбирать с осторожностью. Когда вы будете говорить о себе, я бы предпочел услышать слово «представительница», а не «преемница».
Царица, подумав, ответила:
— Мы снова возвращаемся к нашим изначальным разногласиям. Времени мало, и я не вижу другого решения. Почему я не должна именовать себя его преемницей? Ведь именно ею я и являюсь!
— В вас течет кровь вашей семьи. Однако помните об одном: вы не сможете осуществлять свою власть, не имея возможности управлять государственным аппаратом. А дать такую возможность могу лишь я один.
— От моего имени, — быстро вставила она.
— Воистину. И вот поэтому мы и должны выработать стратегию, которая ведет к нашей обоюдной выгоде.
Анхесенамон задумалась. Она должна была сделать свой выбор быстро.
— Ну хорошо, — произнесла она.
— И содержание речи будет согласовано со мной? — спросил Эйе.
Она взглянула на Хаи, который кивнул ей.
— Разумеется.
— В таком случае подготовьтесь как следует, ибо более важного, чем это выступление, в вашей жизни еще не было.
Как только Эйе вышел, царица вскочила с места.
— Где ты был? — спросила она нетерпеливо и с ноткой гнева. — Я беспокоилась, не случилось ли что-то с тобой.
— Я ходил в город, чтобы встретиться со своим другом Нахтом. А на обратном пути меня настигло приглашение, от которого я не мог отказаться, — на аудиенцию у Хоремхеба.
Царица была потрясена.
— И ты пошел?
— Выбирать не приходилось — меня увели силой.
— И что он тебе сказал?
Мы присели рядом, и я рассказал о том, что мне удалось выяснить про Себека и что теперь я доказал, благодаря свидетельству мальчика, что он виновен и в убийствах в городе. Под конец я пересказал царице все, что сказал мне Хоремхеб. Она встревожилась.
— Мы должны защитить твою семью от его посягательств.
— Да, но прежде надо подумать. Пока что он лишь высказывал угрозы в их адрес; он не станет их выполнять до тех пор, пока вы не сообщите ему о своем решении. А значит, нам надо держать его в неведении как можно дольше. И у меня есть план, как поймать Себека. Схватив его и допросив, мы сможем выяснить, связаны ли с ним Эйе или Хоремхеб с его действиями, и если связаны, то каким образом. А эта информация даст вам несомненное преимущество.
Анхесенамон кивнула; ее глаза на мгновение радостно вспыхнули. Внезапно она разглядела путь, открывающийся перед ней самой и ее династией.
— Эта тьма меня потрясла. Я ощущаю на себе взгляд богов. Я чувствую, как они смотрят внутрь меня. Все поставлено на кон, не только будущее династии, но и судьба Обеих Земель. Но, как ни странно, я поняла, что чувствую себя — впервые за многие месяцев — полностью живой.
Огромное открытое пространство перед храмом было окутано дымом. Толпа заполонила всю Аллею сфинксов — кто-то распевал гимны, кто-то кричал, но большинство молилось. Я наблюдал за происходящим с крыши пилона над воротами. Мы переместились, быстро и тайно, в храм — сперва на корабле, потом на колеснице, под защитой Симутовых охранников. Теперь, по его сигналу, трубачи подняли свои длинные серебряные инструменты к горизонту, и зазвучали фанфары. Настроение толпы мгновенно переменилось: мятежное недовольство сменилось вниманием. Зрелище, которого они добивались, вот-вот должно было начаться.
Из ворот выступила царица, облаченная в золотую мантию, с Двойной короной на голове, и тишина вновь уступила место воплям и крикам, когда стало понятно, что она появилась одна. Однако в длинных косых лучах вечернего солнца ее фигура сияла. Она продолжала двигаться вперед, поднялась на помост, игнорируя крики и причитания, и встала неподвижно, лицом к лицу с огромным зверем людской толпы. Она ждала, пока все стихнет, чтобы быть услышанной. Предстояло столкновение воль. В конце концов воцарилось молчание. Я видел тысячи лиц, восторженных, встревоженных, горевших преданностью в ее царственном присутствии.
— Этот день был наполнен чудесными знамениями, — громко начала Анхесенамон. — Боги явили нам себя. Преклонимся же перед богами!
Она безмятежно воздела руки, и мало-помалу многие в толпе последовали ее примеру. Остальные по меньшей мере притихли.
— Ра, царь среди богов, одержал победу над силами тьмы и хаоса! Жизнь возрождена. Слава и сила Обеих Земель возрождена. Однако в этот момент он взял от нас нечто, чего сильно желал. То, что он взял, обладало для нас большой ценностью. Большей, чем золото, и большей, чем жизнь. Сейчас я стою перед вами как дочь царей и как дочь богини Маат, дарующей справедливость и порядок, чтобы сообщить вам весть о великой жертве, принесенной нами, и великой прибыли, полученной богом. Ибо в то мгновение, когда воцарилась тьма, чему были свидетелями все живые существа, царь Тутанхамон воссоединился с Ра, как и подобает царю, и теперь, как и записано в великих книгах, он стал единым целым с Царем богов. И мир был воссоздан заново. Мир снова переродился!
Ее слова звонко раскатились по широкой площади. Многоголосый скорбный вой поднялся над толпой и распространился по всему городу. Я видел, как люди оборачиваются друг к другу — многих ее речь убедила, некоторые неуверенно пожимали плечами. История о принесении в жертву царя ради возрождения жизни была им знакома, поскольку это одна из старейших историй, объясняющих нам устройство мира. И царица мудро воспользовалась ею. Ее слова должны были вполне убедить толпу. Для элиты, несомненно, потребуется более изощренное объяснение, но в любом случае им будет сложно подвергнуть эту историю сомнению.
Анхесенамон продолжала, не останавливаясь на достигнутом:
— И вот я стою перед вами. Я, возлюбленная дочь Ра; я, Маат; я, порядок, торжествующий над хаосом. Я, Око Ра на носу Ладьи богов. Под моими стопами наши враги исчезнут во тьме, а наш мир будет процветать в свете богов!
Ее слова были поддержаны новыми фанфарами трубачей, и на этот раз большая часть толпы одобрительно заревела. Очевидно, присутствие духа и красота царицы завоевали расположение народа. Однако я видел и других, тех, кто недовольно отворачивался, качая головой. Битву за Обе Земли после смерти Тутанхамона еще предстояло выиграть. Если я сумею доказать связь между Хоремхебом и Себеком, то позиции Хоремхеба пошатнутся. Если же нет, то я не вижу, что, на данный момент, способно помешать ему, от имени армии, захватить царскую власть.
Глава 46
Вечером мы с Тотом вернулись в городской особняк Нахта. Минмес предложил выбрить мне голову, поскольку мне вновь нужно принять обличье жреца, коли я намерен войти во врата храма. Когда я сидел под его бритвой, с повязанным на шее куском полотна, прибыл Хети. К его счастью, ему незачем было проходить через эти ритуальные гигиенические процедуры, поскольку он собирался играть роль жертвы Нахтова эксперимента — человека, не принадлежащего к элите.
— Охрана у моего дома на месте? — спросил я первым делом.
Он кивнул.
— Танеферет была не в восторге от нашего вторжения. Но я объяснил, что это необходимо, — как мог, так, чтобы ее не испугать.
Я облегченно вздохнул.
— И ты действительно внушил ей, что дети не должны выходить на улицу ни под каким видом?
— Конечно. Не беспокойся, они в безопасности. Их будут охранять днем и ночью. — Хети позволил себе тихий смешок. — Жрец из тебя не особенно убедительный.
— Будь осторожен, Хети. Скоро ты окажешься в гораздо более рискованном положении.
Он кивнул.
— Это-то я и ценю в нашей работе: каждую ночь что-то новенькое. Сегодня патрулируешь улицы, завтра — принимаешь опасные галлюциногены…
— Нахт состряпал какую-то смесь, которая будет достаточно похожа на грибы, но совершенно без всякого действия.
— То есть мне придется притворяться? — спросил он.
— Да, — сказал Нахт, входя в своем парадном одеянии. — Я изобразил что-то наподобие сушеных грибов при помощи молотой фасоли.
— Ненавижу фасоль, — отозвался Хети. — Моя жена ее варит, но на меня она оказывает ужасное действие…
— Тебе придется съесть не больше горсти, так что пагубное воздействие будет абсолютно минимальным, — заверил его Нахт. И добавил: — Что, несомненно, станет облегчением для всех нас.
— Но что примерно мне надо будет говорить после того, как я приму порошок? — спросил Хети.
— Вначале ничего. А потом — постепенно — представь, что тебе открывается свет небес. Пусть твой ум воспримет божественное просветление.
— А на что это похоже? — спросил Хети.
Нахт с сомнением поглядел на меня.
— Думай о свете. Описывай, какой он прекрасный, и что ты видишь богов, движущихся в нем, и что свет — это мысль, а мысль — это свет.
— Постараюсь, — неуверенно сказал Хети.
Нахт распорядился, чтобы колесницы везли нас от его дома по длинной Аллее сфинксов к великому Карнакскому храму. На улицах было темно. Я заметил перегороженные двери лавок и несколько черных зияющих проемов — ущерб, нанесенный смутой. Однако теперь город вновь выглядел тихим. Мы прибыли к воротам, и Нахт переговорил с храмовыми стражниками, которые внимательно оглядели нас с Хети при свете своих ламп. Известность Нахта здесь была велика, и я молился, чтобы они не стали задавать много вопросов. Какое-то время он непринужденно болтал с ними, и наконец нас, проводив последними бдительными взглядами, пропустили внутрь. Мы миновали ворота и снова оказались на просторной, окутанной тенями арене, огороженной стенами храмов. За пределами огромных, высоких кованых чаш с маслом, горевших по всей территории храмового комплекса словно созвездие маленьких солнц, все остальное терялось