Он задумывается.
– Роза… Этот маленький говнюк что-то задумал. У него точно есть какой-то план, иначе он не был бы так в себе уверен.
– Я ведь только что тебе о нем рассказала. Он хочет, чтобы ты думал, что…
– Нет. Это слишком мелко. Ты – всего лишь отвлекающий маневр, дополнительная деталь в общей картинке. Он задумал что-то другое, что-то, о чем он тебе не говорит. Я пытался выяснить что, снова и снова, даже следил за ним! Но без толку. И это действует мне на нервы.
Я не должна этого чувствовать, но мою грудь наполняет чувство удовлетворения, когда я вижу проблеск страха в его глазах. Тито Ферраньи впервые струсил! Как бы я ни ненавидела Левия (и его отца) за то, что он украл у меня детство и юность, но должна признать… я в то же время и восхищаюсь им. Совсем чуть-чуть.
Не знаю, что там Левий задумал, но для меня это едва ли имеет значение. Он для меня никто. Просто пешка на шахматной доске, средство для достижения цели.
Единственное, чего я хочу, – это расплатиться с долгами и раз и навсегда сбежать от отца. Сбежать от покера. Сбежать от своих слабостей.
Мой отец считает нас дуэтом, но он ошибается. Я никогда не была с ним заодно. Я работаю сольно. Я разработала свой план: сперва предать Левия, а потом и собственного отца. Раз уж это так ему важно, я приведу Тито к победе, а затем украду вырученные деньги и сбегу с ними.
Разумеется, мама поедет со мной. Я ни за что не уеду без нее. Меня тошнит от заносчивых богачей, которые думают только о покере, мести и власти. Меня не интересуют их игры. Они просто жалки.
– Что, если мы обыграем его в собственной же игре?
– Что ты имеешь в виду?
– Влюби его в себя, – говорит он, выпрямляясь, и таким тоном, который ясно показывает, что это приказ, а не предложение. – Сделай так, чтобы он доверился тебе. Левий силен, но и у него наверняка найдется ахиллесова пята.
Я качаю головой.
– Я уже пыталась. С утра до ночи флиртую с ним, но он только и делает, что отказывает мне, – а это, поверь, не слишком хорошо сказывается на моем самолюбии. Он ни в какую не поддается.
– Он просто набивает себе цену, – заверяет Тито, закатывая глаза. – Ты красивая женщина, у тебя все получится. К тому же тебе не впервой.
А, так теперь я женщина? С каких это пор?
Стиснув зубы, я прожигаю его взглядом. Что ж, это правда так. Не впервой он посылает меня соблазнять клиентов, он, тот, кто с такой неохотой до сих пор принимал мою женскую натуру. Я никогда не доходила до того, чтобы с кем-то из них переспать, но это все равно смахивает на проституцию.
Меня тошнит от этого. Но я все равно это делаю. Потому что я идиотка, которая не в силах совершить что-то, что ему не понравится.
Я ничего не отвечаю и встаю, собираясь уйти. Не хочу надолго здесь задерживаться.
– Кстати, меня узнал один из твоих коллег, Роберт.
Отец недовольно бормочет что-то себе под нос и обещает позаботиться об этом. В этом нет ничего страшного, но я знаю, что Левий заметил, как я отреагировала, когда мы пересеклись с ним на выходе из ресторана отеля.
Я уже собираюсь уйти, когда он снова меня окликает:
– Роза.
– М?
– Тебе действительно больше нечего мне сказать? – спрашивает он, скрестив руки на мощной груди. – Есть ли что-то еще, о чем я должен знать?
Я вспоминаю о сегодняшнем вечере, о грозе и о только что раскрытом мной секрете Левия. Мне стоило бы рассказать ему об этом. В силу ряда причин это стало бы для него огромным преимуществом.
Но мое сердце умоляет меня ничего не говорить.
В конце концов, я ни в чем не уверена. К тому же, хотя когда-то я и пыталась ему всячески угодить, мне невыносимо видеть улыбку своего отца. Я ни за что не преподнесу ему столь прекрасный подарок.
На какое-то время я сохраню этот секрет при себе. Кто знает, как я с ним поступлю? В кои-то веки я воспользуюсь этим во имя собственных интересов, для себя и только для себя.
Я пожимаю плечами и кривлюсь, прибегая к помощи своих ничтожных актерских навыков.
– Нет, ничего.
Глава 12. Июнь. Лас-Вегас, США. ЛЕВИЙ
«Левий… Ты не видишь цвета?»
Я до сих пор не могу поверить, что так ступил. Я годами успешно скрывал свой секрет, но затем вдруг появилась Роза, и я словно снова стал несмышленым новичком.
– Я же говорил, – со скепсисом комментирует Томас. – Ты идиот, веришь ты моим словам или нет.
– В свою защиту скажу, что был не в себе. Правда! Когда я услышал раскаты грома, то подумал…
На мгновение я как будто снова вернулся на десять лет назад, в гостиную нашего маленького дома, на полу в которой лежало еще теплое тело отца. Ужасающий грохот выстрела и последовавшие за ним воспоминания сковали все тело.
С тех пор всякий напоминающий его звук возвращает меня в прошлое. Ненавижу эту свою парализующую слабость, но ничего не могу с ней поделать. Я начинаю дрожать, мне сдавливает сердце и становится страшно. Мне предлагали принимать антидепрессанты, но я отказался. Хватит и успокоительного, которое помогает мне прийти в себя во время панической атаки.
– Она никому не расскажет.
– Что ж, полагаю, это правда – за хорошую плату.
Я качаю головой, усмехаясь.
– Ты ее недооцениваешь, Томми.
Следующую четверть часа я ругаюсь на него за то, что он позволил мне купить синий и серый пиджаки, тогда как я настаивал на черном цвете.
– Их не было в наличии! – защищается он.
– И поэтому ты решил меня опозорить? Я-то думал, что у меня безупречное чувство стиля! Должно быть, я выглядел как шут гороховый!
– В наше время слово «шут» больше не говорят, бумер.
– Как скажешь, Крис, – издеваюсь я в лучших традициях Розы.
Он закатывает глаза и оставляет меня наедине со своими мыслями. Они, в свою очередь, снова и снова возвращаются к ней. Если подумать, гроза началась в очень подходящий момент. Иначе на следующее утро Роза наверняка проснулась бы в моей постели, а это идейка так себе; даже больше – хуже было бы некуда.
Она все еще спит. Учитывая, сколько она вчера выпила алкоголя, у нее, должно быть, голова идет кругом. Я сажусь готовиться к завтрашнему турниру и для этого решаю посмотреть финалы прошлогодних соревнований, в особенности тех, в которых участвовали Тито и мой отец.
Два человека, которых я ненавижу больше всего на свете.
Я потратил много времени на то, чтобы проанализировать технику игры отца, который, в отличие от агрессивной манеры Тито, отдавал предпочтение терпеливости и безопасности. Когда-то он был очень хорошим игроком. Он победил Тито лишь однажды, но этого хватило с лихвой. Последний не смог вынести подобного унижения. Я также твердо убежден, что он испугался. Увидел потенциал отца и расценил это как угрозу.
И потому предал его.
Я мщу не только потому, что это вопрос гордости и чести. Тито – источник всех моих проблем. Если бы он из собственного самолюбия и жажды власти не обманул моего отца, тот, вполне возможно, не стал бы тем, кем стал. Быть может, у меня было бы вполне сносное детство. Я бы не подскакивал посреди ночи. А моя мать, которая уже никогда не будет прежней, не оказалась бы в тюрьме.
Но все это лишь «если». Я не в силах узнать, что бы было на самом деле, и в этом проблема. Эта неопределенность меня убивает.
– Это кто?
Я в удивлении оборачиваюсь. Рядом с диваном стоит Роза, босоногая и со слегка растрепанными волосами. На ней надеты джинсовые шорты с высокой талией и футболка без рукавов, которую она подвернула под лифчик. Последний, должно быть, не слишком плотный, потому что я различаю больше, чем следовало.
При этом она пока не успела накраситься, и поэтому глаза еще не выделены привычной подводкой. Ее лицо выглядит иначе. Она очень красивая. Даже слишком.
– Привет, – тихо говорю я, после чего вновь смотрю на экран. – Это мой отец. И Тито, как видишь.
– Вау. А он был красавцем, этот ваш Иаков.
Я весело поднимаю бровь.
– Ты очень на него похож, – добавляет она, садясь рядом и скрещивая ноги.
От этих простых слов меня словно окатывает ушатом холодной воды. Я отвечаю, что похож на него только внешностью, а в основном пошел в мать. Она ничего не говорит, в душевной тишине смотрит вместе со мной запись, а затем, когда мой отец выигрывает партию, спрашивает:
– Думаю, он наверняка гордится тобой. Он совсем перестал играть?
– Он умер.
Она бросает на меня взгляд с эмоцией, которую мне не удается прочитать. Она не извиняется, и я благодарен ей за это. Я никогда не знал, что отвечать в таких случаях. Вместо этого она спрашивает, каким он был.
Я выключаю телевизор и закрываю ноутбук.
– Мерзким. Ты не голодна? – спрашиваю я, чтобы сменить тему. – Час назад я заказывал обслуживание номера. Если захочешь, там еще остались бекон и вафли.
Она кривится и достает из кармана пачку сигарет. Я наблюдаю за тем, как она вытягивает одну из них и вкладывает между припухшими ото сна губами.
– Нет, спасибо, я лучше выкурю си…
Она возмущенно замирает на полуслове, когда я отбираю у нее сигарету и невозмутимо встаю.
– Это убьет тебя.
– Как тебя – мой кулак, который прилетит тебе по лицу, если ты сейчас же ее не вернешь!
– Тебе уже не пятнадцать. Бунтарский период давно должен был остаться позади.
Она окидывает меня злобным взглядом и, приблизив свое лицо на расстояние нескольких сантиметров от моего, забирает из моих рук сигарету.
– А тебе-то какое дело?
– Мне не нравится запах дыма…
– Значит, я не буду курить рядом с тобой.
– …и запах дыхания курильщиков тоже, – шепчу я ей в щеку.
При этих словах она озорно улыбается.
– Значит, я не буду тебя целовать.
Я улыбаюсь, чувствуя при этом на языке горечь разочарования, когда говорю:
– Великолепно.
Я уже собираюсь присоединиться к Томасу в его комнате, когда она окликает меня по имени. Я напрягаюсь, уверенный, что она захочет обсудить события прошлой ночи, но она всего лишь, скрестив руки, затягивается и говорит: