нт, столько мечтал об этой близости, так часто гадал, какая она на вкус… и теперь я это знаю. Ее эссенция – истинно мед на моем языке. Я короткими движениями облизываю ее кожу, задерживаясь на том месте, которое вырвало у нее первый стон. Она грязно ругается в полной голос, отчего я едва не смеюсь, и крепче хватает меня за волосы. В ответ, подстегиваемый ее реакцией, я подтягиваю ее к себе за задницу и ввожу в нее язык.
– Dio mio! – вскрикивает она, тут же напрягаясь.
Я прошу ее расслабиться, но стоит мне только нарастить темп, как она вновь сжимается. Я мягко целую ее в бедро, а затем встаю и, подхватив ее ночнушку за подол, тяну ее наверх, снимая через голову.
Твою мать. Ее грудь просто идеальна.
– Почему ты напряжена? – шепчу я, целуя ее в щеку. – Расслабься.
– Я хочу прикоснуться к тебе.
– Сначала я, – бормочу я, склоняя голову.
Сдерживая желание сорвать с себя всю одежду, я беру ее за руку и подвожу к краю кровати. Я кладу ее на спину и нависаю сверху. Глажу ее по бедрам, по талии, а затем накрываю ладонями ее грудь.
– Просто идеальны… ty prekrasna…
Она обхватывает руками мое лицо, и я томно целую ее. Разорвав поцелуй, я один за другим обхватываю губами ее соски. Я лижу и сосу их, пока она не начинает болезненно и тяжело дышать. Наконец она умоляет меня снова спуститься.
Меня не приходится просить дважды. Сначала я касаюсь ее пальцами, чтобы помочь расслабиться. Затем я снова опускаюсь коленями на пол, провожу руками по ее бедрам и с силой притягиваю ее к себе.
Я снова с нежностью пробую ее на вкус, а мои пальцы то входят, то выходят из нее. Это ощущение просто божественно. Она горячая и влажная, и мне хочется лишь одного: войти в нее. Роза стонет все громче и громче, сжимая бедра рядом с моим лицом.
Я больше этого не вынесу. Я встаю и ложусь на спину рядом с ней на кровать, заставляя ее лечь на меня. Я еще крепче обхватываю ее за бедра и продолжаю ее лизать. У Розы, кажется, терпения не больше, чем у меня, потому что она двигается взад и вперед к моему рту.
Проклятье. Роза Альфьери трахает меня в рот. Да к тому же так восхитительно. И это самое сексуальное, что я когда-либо видел.
– Признайся, – говорит она, тяжело дыша, – не так давно, в ванной…
Я рычу ей в лоно, чувствуя, как вспыхивают щеки. Ну конечно же, она все поняла. Кто угодно бы понял, если бы увидел, как я оттуда выходил.
– Ты думал обо мне, когда дрочил?
Я киваю, снова щекоча ее пальцами. Мой стояк так сильно упирается в джинсы, моля высвободить его из их тисков, что мне становится больно.
– Представлял, что это мои руки тебя касались?
Твою мать. Если она продолжит в том же духе, я кончу прямо в одежде.
Я отрицательно качаю головой, чувствуя, как готово взорваться сердце.
– Мой рот? – предпринимает она еще одну попытку, чувственно седлая меня.
Я киваю, и в этот момент ее бедра начинают дрожать. И не от страха. Она снова ругается, сжимаясь вокруг моих пальцев. Я воспринимаю это как знак ускориться и повинуюсь ему. Она стонет снова и снова, закрыв глаза, и все сильнее и сильнее дрожит от движений моего языка.
Она взрывается прямо у меня во рту симфонией эротических звуков, и на мгновение – чудесное мгновение – все становится идеальным. А в следующий момент взрывается нечто еще.
Я резко вскакиваю, закрывая глаза и рефлекторно отталкивая Розу. Возбуждение тут же спадает, и я дрожу, словно лист, пока раздается серия выстрелов.
На меня со всей силы накатывают воспоминания, и я закрываю руками уши, а затем пытаюсь заслонить ее своим телом. Сперва удивленная, Роза пытается меня оттолкнуть.
– Левий… Левий… Это просто фейерверки!
Я не вижу и не слышу ее. Я тону в водовороте сводящих с ума звуков. Выстрелы не прекращаются, ровно наоборот – они становятся все быстрее и быстрее. Мне кажется, что я умираю.
Я снова вижу своего отца и его руки на шее моей матери. Его безумные глаза. Как будто он снова здесь, рядом со мной, готовый придушить меня за то, что я посмел ему перечить.
Нет, нет, нет. Умоляю, успокойся.
На несколько секунд Роза исчезает, а затем снова возвращается. Она надевает на меня шумоподавляющие наушники и обвивает меня своими теплыми руками за шею. Я открываю глаза, смертельно испуганный, и замечаю волнение на ее лице. Она быстро надела на себя ночнушку, будто бы ничего и не было, но проступивший на ее лбу пот напоминает о том, что я это не выдумал. Я только что испортил этот идеальный момент.
Постепенно успокаиваюсь, но по-прежнему задыхаюсь от нельющихся слез. Я с легкостью считываю по ее губам вопрос, которого боюсь больше всего: «Что происходит?»
Не знаю, что на меня находит. Не знаю, из-за того ли это, что мы только что разделили, из-за уязвимости, которую я сейчас чувствую, или из-за страха, от которого у меня рвется сердце.
Или, быть может, дело в том, что я не слышу собственного голоса, когда с болью шепчу:
– Я убил своего отца.
Глава 17. Июнь. Лас-Вегас, США. РОЗА
Я не слишком долго раздумываю.
С дрожащими руками я торопливым шагом иду к комнате Томаса, чтобы срочно его разбудить. Пусть я не знаю, что мне делать, он знает точно. Я стучу один раз, но никто не отвечает. Должно быть, он спит.
В нетерпении я открываю дверь.
– Томас? Извини, что дергаю, но Левию нехо…
Я в замешательстве замираю на полуслове. Томас не спит. Он сидит на кровати, скрестив ноги, в окружении Ли Мей и Лаки. Все трое смотрят на меня круглыми глазами, будто пойманные с поличным.
– Что происходит? – спрашивает Томас, моментально вскакивая на ноги. – Где Левий?
Я все еще не отошла от потрясения, но все-таки отвечаю:
– В своей комнате. Я не знаю, что случилось, думаю, это паническая атака. Что они здесь делают?
Томас не отвечает. Он сразу же уходит в сторону комнаты Левия. Я не понимаю, что происходит. Ли Мей слабо улыбается мне и, положив ладонь мне на руку, шепчет:
– Не переживай. Пойдем.
Ладно… Лаки с обеспокоенным выражением лица ничего не говорит. Мы все вместе медленно идем за Томасом. Левий сидит там же, где я его и оставила: на полу, прислонившись к кровати. На нем все еще надеты наушники с шумоподавлением. Томас приседает напротив, а Ли Мей и Лаки по очереди заходят в комнату. Я единственная, кто стоит поодаль.
Мне странно неуютно, как будто мне здесь не место. Как будто я мешаю.
– Левий. Ты в порядке?
Он по-прежнему не открывает глаз, но его дыхание спокойно. Я почти уверена, что он его не услышал. Томас оборачивается ко мне и спрашивает, что произошло.
– Мы… мы разговаривали, – вру я, стараясь не привлекать внимание к своей тонкой ночнушке. – А затем он вдруг в одно мгновение начал паниковать. Думаю, это был фейерверк. Это он его напугал.
Его нахмуренный лоб неожиданно расслабляется, как если бы он вдруг что-то понял. Он снимает с Левия наушники, и тот медленно открывает глаза.
– Томми, – слабо удивляется он.
– Нормально себя чувствуешь?
Левий устало улыбается ему одним уголком рта.
– Лучше некуда.
Он отказывается смотреть на меня. Он понимает, что здесь так же присутствуют Ли Мей и Лаки, но, кажется, его это не особо удивляет. Скорее он выглядит покорным.
– Он врет. Ему нехорошо, – говорю я Томасу. – Он… он кое-что сказал. Думаю, он бредит.
– Я не брежу, – тихо смеется он, после чего делает глубокий вдох. – Хотелось бы, чтобы это было так.
– Что он сказал?
Я бросаю взгляд на Томаса, а затем на всех остальных, не в силах раскрыть рта. Я не могу сказать им об этом, только не перед ними. Я собираюсь отмахнуться, когда Левий вдруг склоняет набок голову и тихим голосом меня подталкивает:
– Давай. Скажи им.
Я колеблюсь еще больше. А что, если он и правда не бредит? В конце концов, я знаю Левия не так уж долго. И все-таки я не могу не отрицать очевидного. Я не хочу в это верить. Потому что я смогла узнать его получше. Смогла проникнуться к нему. Левий не убийца.
– Он сказал, что убил своего отца.
Никто ничего не говорит. Но они не выглядят удивленными. Все трое смотрят на меня, а затем как один поворачиваются к Левию, который как ни в чем не бывало пожимает плечами.
– Это ничуточки не неловко, – замечает Лаки.
– В подобном признаются только после настоящей свадьбы, Левий, – шутит Ли Мей. – И, ради бога, уж точно не в разгар секса.
Томас хмурится и смотрит на нее.
– Чего?
– Ой, умоляю! Очевидно, именно этим они и занимались. «Разговаривать» – это кодовое название «трахаться».
О боже мой.
– Теперь стало еще менее неловко, – с сарказмом говорит Лаки.
Я в изумлении смотрю на них, не понимая, как мне реагировать. Что за хрень здесь происходит? Почему они шутят о чем-то подобном? Более того: почему Ли Мей говорит так, будто она курсе, что наша свадьба – фальшивка?
– Левий?
Наконец-то он смотрит мне прямо в глаза и кивает.
– Да, знаю. Я задолжал тебе объяснение.
Я скрещиваю на груди руки, а он встает на ноги с наполовину расстегнутой на груди рубашкой.
– Роза, любовь моя, позволь представить тебе Томаса, Ли Мей и Лаки – мою единственную и неповторимую семью.
Мы впятером молча сидим на диване в гостиной. Пока я неторопливо куталась в халат, Лаки приготовил нам кофе. Теперь то мгновение, что мы разделили с Левием, кажется удивительно далеким.
Я украдкой окидываю взглядом о чем-то препирающихся Ли Мей и Лаки. Они совершенно отличаются от прежних себя, словно передо мной два разных человека. Участница турнира сменила свою яркую девчачью одежду на серый спортивный костюм оверсайз. Ее дружок, в свою очередь, одет в самые простые джинсы и футболку, столь непохожие на его дурацкие рубашки и рыбацкие шляпы.
– Значит… вы знакомы? Ну, то есть вне турнира.
– Уже несколько лет, да. Мы его единственные друзья – без обид, – добавляет Ли Мей, глядя в сторону Левия.