– Это самое прекрасное, что мне когда-либо дарили. Но… это же не по-настоящему, – бормочет она едва ли не вопросительно.
Сердце в моей груди делает сальто. Мне хочется возразить ей, но в то же время я не желаю сбрасывать на нее подобную бомбу перед самым уходом. Поэтому я отвечаю:
– Обсудим это вечером. А пока не забудь похвастаться перед всеми остальными.
Роза вытягивает перед собой руку, чуть ли не становясь воплощением эмодзи с глазами-сердечками.
– Этим я и собиралась заняться.
С этими словами она на полной скорости выбегает, чтобы показать кольцо Ли Мей. Я заканчиваю сборы, когда вдруг слышу, как что-то вибрирует на кровати. Сначала я думаю, что это мой телефон, но когда опускаю взгляд и оказывается, что это ее, то замечаю сообщение от… «Папы».
В моих жилах стынет кровь. Я не хочу на него смотреть. Клянусь. Но я не в силах отвести глаз от угрожающе насмехающегося надо мной сообщения:
Спасибо за наводку.
Я знал, что могу на тебя рассчитывать.
А.
У меня и без того было плохое настроение, но после сообщения Тито оно стало просто отвратительным. Я знаю, что у нее наверняка есть хорошая отмазка, ее не может не быть. О какой наводке речь? Что я упустил?
Она догадалась, что мы задумали с «New York Times»? Если да… то это дело может прогореть в одно мгновение.
Я обещаю себе поговорить с ней об этом вечером и на время турнира выкидываю Розу из головы. Чем больше проходит времени, тем меньше остается игроков. И тем труднее становится соперничество. Впервые с самого нашего приезда я оказываюсь за одним столом с Томасом, и этого хватает, чтобы несколько приглушить мой гнев.
На протяжении нескольких часов мы играем. Все идет хорошо, когда вдруг кто-то выдвигает стул напротив. Я узнаю избитое лицо Тито, сверлящего меня убийственным взглядом – зеркальным отражением моего собственного. Томас, сосредоточенный на игре, борется с желанием взглянуть на меня. Сперва мы играем в тишине, но затем, когда мы остаемся один на один, Тито завязывает разговор.
– Выглядишь немного уставшим. Плохо спал?
Я даже не смотрю на него; игнорирую его и делаю вид, будто его не существует. К сожалению, он продолжает:
– Знаешь, можешь уже перестать из кожи вон лезть. Делать вид, что ты бухаешь, отрываешься и постоянно трахаешься, лишь для того, чтобы не давать мне спать. Как жалко.
Я, как и сидящий рядом Томас, напрягаюсь. Я осознаю, что он говорит о вчерашних событиях и обо всех тех звуках, которые, вероятно, он слышал через стену. Так значит, он в курсе. Должно быть, Роза, как хорошая маленькая шпионочка, рассказала ему, что я всего лишь притворялся. Как много она по секрету донесла ему? Знает ли он, что у меня ахроматопсия? Хуже: известно ли ему, что я виновен в убийстве собственного отца?
Он ждет подходящего момента?
Я ничего не могу с этим поделать: в глубине души я паникую. Лучше бы ему не отвечать, но у меня сегодня тяжелый день. Поэтому одариваю его оскалом, проводя языком по губам.
– Видишь ли, все, что ты вчера слышал, было по-настоящему, – говорю я, поигрывая своими фишками. – Полагаю, ты наверняка ею гордишься, не так ли?
Он явно этого не ожидал. Он смотрит на меня, онемев. Томас хмурится, ничего не понимая. Плевать я хотел на то, чтобы сохранить свое лицо. Единственное мое желание – стереть эту гребаную улыбку с его лица.
– Ты ведь для этого и отправил ее ко мне, чтобы она меня соблазнила, нет? Собственную дочь… Признаюсь, подобного я не ожидал.
Томас широко распахивает глаза и резко поворачивает ко мне голову. С Тито спадает маска, и он кажется разочарованным, но не слишком удивленным. Я делаю ставку в центр стола и возвращаю к нему свое внимание, наклоняясь вперед, чтобы крупье не услышал моих слов:
– Не беспокойся, Тито. Миссия выполнена. Я даже крайне… крайне… этим насладился.
Я подмигиваю, давая понять, что я имею в виду. Его лицо искажается от ярости, пальцы, лежащие на столе, сжимаются в кулаки. Туше.
Как я и предполагал, он ничего не делает. Он не посмел бы наброситься на меня прямо посреди турнира, рискуя быть дисквалифицированным.
– Ты пожалеешь об этом, Иванович.
Я даже не думаю что-либо ему отвечать. Крупье предупреждает нас, что нам запрещено обсуждать что-либо, кроме текущей игры, и что мы будем наказаны, если продолжим.
Весь оставшийся день я часто отвлекаюсь. Через два часа я меняю стол и в конце дня встречаюсь с Томасом у выхода из отеля. Он крепко хватает меня за руку и тянет на улицу, шепча на ухо:
– Что это был за бред? Только не говори, что…
– Роза – дочь Тито? Именно. Она еще и крот.
Он смотрит на меня так, будто я сошел с ума, а затем, ругаясь, чешет подбородок.
– Как давно ты об этом знал? Почему ничего мне не рассказал?
– Уже какое-то время. Хотел дать ей шанс передумать. Осознать, что ее отец – скотина… Сменить сторону.
– Тебя вообще не в ту степь понесло, приятель, – ругается он. – Ты должен был выгнать ее сразу же как узнал. Он ее отец, Левий. А ты выдал ей все свои слабости на блюдечке с голубой каемочкой!
– Это не…
– Я предупреждал тебя! – в ярости продолжает он. – Я говорил тебе быть осторожнее, говорил, что она подозрительная, что ты слишком идиот! Я знал, что она вскружит тебе голову. Твою мать!
Я одергиваю его и говорю успокоиться. Он замолкает, раздраженно проводя рукой по светлым волосам. Мне хочется сказать, что она изменилась, что она кажется искренней, что мы влюблены.
Но правда в том, что я нисколько в этом не уверен. Насколько я знаю, она вполне может манипулировать мной. В памяти вновь всплывает то утреннее сообщение, и я с раздражением вздыхаю.
– Ничего не говори остальным. Я запрещаю, слышишь? – твердым голосом предупреждаю его я. – Сегодня вечером я собираюсь рассказать ей, что мне все известно. Посмотрим, что она скажет. Хочу дать ей возможность объясниться.
Он неодобрительно качает головой, но тем не менее соглашается на мои условия. Вскоре к нам, жалуясь на жару, присоединяется Лаки.
– Как смотрите на то, чтобы искупаться? Ли Мей и Роза сейчас на массаже. Может, пойдем к ним?
– Я бы лучше выпил, – бубнит Томас, избегая моего взгляда.
Несложно догадаться, что он все еще злится на меня. У меня редко когда бывают от него секреты. Я закидываю руку ему на плечо.
– Выпить? Я за. А ты, Лаки? Старая добрая мужская пьянка.
Тот улыбается, выпячивая грудь.
– Решительно за! Я могу спросить у девочек, не хотят ли они к нам при…
– Мы сказали «мужская», Лаки, что тебе тут непонятно?
С его лица исчезает улыбка, и оно обретает грустное выражение.
– Даже Ли Мей?
– Ли Мей – мужчина?
– Нет.
– Вот тебе и ответ, – отрезает Томас, шагая вперед.
Я веду за ним Лаки, обещая поделиться с ним парочкой советов о том, как вернуть бывшую. Я не вру, легко это не будет. Но я достаточно хорошо знаю Ли Мей, чтобы понимать, что она все еще безумно в него влюблена.
Ей просто слишком стыдно в этом признаться.
В итоге мы направляемся в бар в конце улицы, и по пути Лаки рассказывает нам о своем вчерашнем вечере. Я почти их не слушаю. Признаться честно, когда перехожу дорогу, мыслями я нахожусь совсем в другом месте.
– Осторожно!
Я слышу визг колес, но уже слишком поздно.
Глава 23. Июнь. Лас-Вегас, США. РОЗА
Я хочу лишь одного: чтобы день побыстрее закончился и вечером я смогла встретиться с Левием.
Я знаю, это жалко. С каких пор я так помешалась на этом парне? После вчерашних событий что-то изменилось. Его взгляд, обращенный на меня, отличается от прежнего. Как и нежность моих рук, когда я прикасаюсь к нему. Это все реально.
Искоса смотрю на кольцо на своем пальце, раз как минимум сотый за сегодняшний день, и у меня сжимается сердце. Я влюбляюсь в Левия? Было бы чертовски иронично.
– Красивый камешек, – замечает Ли Мей. – У твоего мужчины хороший вкус.
– Он не мой мужчина. Не по-настоящему.
Я ненавижу сожаление, звучащее в моем голосе. Ли Мей тоже его слышит, поскольку насмешливо улыбается, пока мы прогуливаемся вдоль фонтанов Белладжио.
– Уверена?
Я молчу, избегая ее взгляда. За свою жизнь я лишь единожды дарила мужчине свое сердце – моему первому парню Марко. После выпуска из школы мы потеряли связь. С тех пор у меня были только интрижки. Мой разум был оккупирован другими вещами – вещами, которые занимали там слишком много места, чтобы я могла найти свою любовь.
Да и вообще это никогда не было моим основным желанием. Думаю, люди не врут, когда говорят, что мы влюбляемся тогда, когда меньше всего этого ожидаем. Я думала, что Левий станет моим билетом на свободу, банкоматом или просто способом скоротать время. Но карма отплатила мне сполна.
Вот она я – попалась в собственную же ловушку, неспособная теперь рассказать ему всю правду из-за страха его потерять.
– Наша с Левием проблема в том… что мы слишком похожи, – говорю я, щуря на солнце глаза. – Мы оба слишком эгоисты, слишком манипуляторы и слишком эмоционально неустойчивы. Мы бы уничтожили друг друга.
– Наоборот. Я знакома с Левием уже несколько лет, и сейчас я скажу кое-что банальное, но… я никогда его таким не видела.
Я не особо верю ее словам. Но в общем-то, это и не главное. С моей стороны существует еще одна гораздо более серьезная причина, почему я не могу быть с ним.
Моя ложь.
Я никогда не смогу быть с Левием просто потому, что в тот самый момент, когда признаюсь ему в том, кто я такая, он тут же без раздумий меня бросит. А я ни за что не позволю себе задуматься о чем-то большем, не рассказав ему правды. Я – мошенница.
– А ты сама? – говорю я, чтобы сменить тему. – Я прекрасно видела, как ты смотришь на Лаки.
– Пф-ф, чушь какая.
Я не свожу с нее глаз, приподнимая бровь, и обвиваю ее руку.
– Ой, умоляю! Знаешь, что я думаю? Что ты любишь его, но не хочешь любить. Потому что он молод, сверхчувствителен, труслив и вообще сочетает в себе все то, что ты терпеть не можешь. Вот только… наши сердца живут своей жизнью. Я знаю, о чем говорю.