– Я думал, он слишком молод и сентиментален, – говорю я Ли Мей. Та со слабой улыбкой вздыхает.
– Так и есть. Но… я все равно его люблю. Мне это неподконтрольно. Поэтому я решила принять это как факт и смириться. Кто знает? Может, именно это мне и нужно.
Я киваю и задумываюсь. Она права. Наши сердца живут по своим правилам. Мое желает Розу, несмотря на все препятствия, и кто я такой, чтобы ему это запрещать? Если я не попытаюсь, то наверняка буду сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Следующие два дня уходят на подготовку.
Тито и понятия не имеет, что его ждет. Мне даже жаль его – хотя ладно, это неправда. Не могу дождаться, каким будет его лицо, когда он все поймет. Единственное, что меня беспокоит, это Роза. Она помогает нам, делая вид, будто ее это не волнует, но я знаю ее лучше остальных.
Хочет она этого или нет, но ее это задевает.
Разумеется, я чувствую себя виноватым. Не хочу быть тем, кто разрушит ее семью. Тогда из меня получится так себе бойфренд, не так ли? Но опять же… Наши с Розой отношения никогда не были нормальными.
– Готова к завтрашнему дню?
Роза вздрагивает, застигнутая врасплох. Она в полном одиночестве роется в кухонных шкафчиках в поисках чего-нибудь съестного. Оставив свои попытки, она прислоняется к стойке и скрещивает руки на груди.
– Это скорее я должна у тебя спрашивать. Не мне ведь там присутствовать.
Я не двигаюсь с места, сунув руки в карманы брюк. Роза, Томас и Лаки планируют смотреть финал по телевизору, здесь, в гостиной. Мне грустно, что я не смогу ее увидеть, но, думаю, так даже лучше. Я как минимум не буду отвлекаться.
– Что бы ни сказал Тито… не ведись на его провокации, – тихо говорит она. – Он будет делать это нарочно, чтобы тебя задеть.
Я и сам это знаю, но все равно благоразумно киваю, не сводя с нее взгляда. Она просто великолепна. Я представляю, как бы она выглядела в какой-нибудь из моих футболок, и от одной этой мысли по телу бегут мурашки.
Вот он, тот самый момент.
– Роза.
Она с любопытством поднимает бровь. По ее лицу я вижу, что она тоже все понимает. Понимает, что нам нужно просто взять и обсудить все раз и навсегда. Но я все еще не представляю, с чего начать, и потому импровизирую:
– Что происходит между нами?
Она в растерянности открывает рот, но ничего не говорит. Я просто хочу услышать это от нее. Хочу услышать эти самые слова из ее уст, и только тогда я сделаю все что угодно, лишь бы мы смогли попытать счастья.
– Что случится через два дня? – упорно продолжаю я, не обращая внимания на то, как она закусывает губу. – Я выиграю турнир, а затем? Ты вернешься к себе… я к себе… и на этом все?
– Ты этого хочешь?
– Нет. А ты?
Пауза. Едва слышимый вздох.
– Нет.
Мое сердцебиение учащается. Напряжение растет. Я делаю шаг вперед, не отрывая от нее глаз. Мне безумно страшно, но все же я решаюсь:
– Все, что я сказал тебе в тот день в лифте, было искренне. Я знаю, что мы наговорили друг другу ужасных вещей, вещей, которые я никогда на самом деле не имел в виду, вещей, которые говорил лишь потому, что знал, что тебя это ранит. Правда в том, что я мудак. Я плохо переношу боль. Мне хочется ответить ударом на удар, потому что слишком боюсь, что меня ранят еще сильнее. Но ты… с тобой все иначе. Я хотел, чтобы все было по-настоящему, и от этого было еще больнее.
Она сглатывает, но ничего не говорит. Я мысленно молюсь о том, чтобы никто не прервал меня посреди этой речи, потому что я наконец-то нашел в себе силы начать.
– Но я ошибался. Потому что больнее всего оказалось… когда ты ушла. Я не хочу снова через это проходить. Я понимаю, что все слишком быстро, что мы почти не знаем друг друга, что ввиду некоторых обстоятельств мы не можем быть вместе, но мне все равно. Никогда в своей жизни я ничего так сильно не желал. Поэтому я должен узнать, чувствуешь ли ты то же самое… или все это было лишь плодом моего воображения.
Я делаю еще шаг вперед, сокращая расстояние между нами. Я замечаю, как против ее же воли учащается ее дыхание. И это совсем не помогает мне сдерживаться. Мне хочется лишь одного – броситься к ней и прильнуть к ее губам. Я больше не хочу спать в одиночестве. Я хочу чувствовать ее руки на своей талии, когда мне снится кошмар. Ее руки в моих волосах, когда я просыпаюсь. И ее язык на остальном моем теле.
Я боюсь, что она не поверит мне. Не так давно она сказала, что не способна мне довериться, и я понимаю ее беспокойство. Но она же должна видеть, что все маски спали, правда?
– Я знаю, что ты говоришь искренне, – начинает она нерешительным шепотом, будто прочитывая мои мысли. – Но, Левий, в моей жизни творится полнейшая неразбериха. Моя повседневная жизнь сильно отличаются от роскоши Лас-Вегаса. Я больна. У меня куча долгов, страдающий манией величия отец, а еще я безработная. К тому же, что еще важнее, я – дочь человека, который все у тебя отнял, – с болью добавляет она. – Что, если ты вопреки собственной воле возненавидишь меня? Что, если каждый божий день, видя меня, ты будешь видеть во мне моего отца? Мне не в чем было бы тебя винить… но вынести этого я бы не смогла.
Как только ей в голову пришла подобная мысль? Я подхожу к ней еще ближе, осмеливаясь накрыть ладонями ее божественные бедра. Я чувствую, как колотится ее сердце о мою грудь.
– Я никогда не ненавидел тебя за то, что ты дочь Тито, – шепчу я, касаясь своими губам ее губ. – Никогда. Роза… Я хочу узнать лишь одно: нужен я тебе или нет? На все остальное мне плевать.
Она долгие секунды выдерживает на себе мой взгляд, – столь долгие, что я потихоньку начинаю терять уверенность. И именно тогда, когда я уже решаю раз и навсегда сдаться, я чувствую, как ее руки обхватывают меня за талию и притягивают к себе.
– Все это по-настоящему, – тихо шепчет она. – Ты, я, мы. И всегда было по-настоящему.
Мгновение спустя мои губы накрывают ее.
Глава 31. Июль. Лас-Вегас, США. РОЗА
Левий, руками подхватив меня за ягодицы, несет в спальню, а я его крепко обвиваю ногами за талию. Меня все еще трясет от только что совершенного признания, и мне кажется, будто мое сердце вот-вот готово разорваться.
– Я так скучал по тебе, – выдыхает он, закрывая за нами дверь.
В отличие от двух предыдущих раз дикость уступила место мягкости. Я сразу же замечаю эту разницу. Мы больше не конкурируем и не соперничаем; теперь мы движемся вместе. Но наша страсть все так же сильна.
Его губы мягки, а язык, обвивающий мой, горяч. Я целую его в шею, вскользь облизывая адамово яблоко, и осторожно расстегиваю его рубашку.
Она, как и платье с туфлями, падает на пол. Все тело горит от одной мысли о том, что произойдет дальше. Левий, тяжело дыша, восхищенно разглядывает меня и мое нижнее белье.
– Если бы ты только знала, что сейчас творится у меня в голове…
В ответ я лишь улыбаюсь, а затем делаю шаг назад, к кровати. Он не идет следом. Он не двигается с места, скользя взглядом по моему телу. Я ложусь в центр кровати и, неожиданно чувствуя стеснение, спрашиваю, почему он не идет.
– Хочу запечатлеть этот момент на будущее. На память.
Мне хочется сказать ему, что нам не нужны воспоминания, потому что я не собираюсь больше его оставлять.
– Может, сфотографируешь меня?
Он думает об этом всего несколько секунд. Уже через мгновение он вновь появляется передо мной, уже с камерой, и упирается коленями в одеяло. Я лежу, а он творчески поправляет мои разметавшиеся по подушке волосы. Я никогда прежде этого не делала, но мне плевать. Это всего лишь Левий.
Я позирую в одном нижнем белье, а он тем временем фотографирует меня – лежа, сидя, в позах иногда дерзких, иногда целомудренных. Я спрашиваю, красивая ли я, и он отвечает: «самая красивая» – и тогда я опускаю его фотоаппарат и в награду целую.
Я оголяюсь все больше и больше. Сперва я спускаю одну бретельку, затем вторую. Его руки касаются меня, и по моей груди бегут мурашки. А потом я расстегиваю лифчик, и он соскальзывает вниз по моему животу.
Я беру Левия за руку и, тяжело дыша, накрываю ею мою грудь. Его взгляд пронзает меня сквозь объектив. Чем больше он касается моих сосков своими любящими пальцами, тем сильнее разгорается мое тело.
– Больше, – молю я. – Мне нужно больше.
Его не приходится просить дважды. Он откладывает камеру в сторону и, склонившись, с благоговением целует мой сосок. Его язык облизывает его, обвивает, и у меня вырывается стон. Это ощущение просто божественно. Я дрожу еще сильнее, когда он начинает посасывать его, обхватывая меня за бедра.
Когда он заканчивает с моей грудью, она вся влажная. Он в последний раз проводит по ней языком и мягко дует на нее. Проклятье.
– Позволь мне увековечить это твое выражение, – говорит он, вновь беря фотоаппарат.
Он обхватывает мое лицо руками и делает фото, а я с трудом пытаюсь перевести дыхание. Мои груди мокрые, горящие почти до боли. Его губы поблескивают от слюны.
– Повернись, любимая.
Я подчиняюсь, и он, подхватив каемки моих трусиков, стягивает их вниз. Я слышу, как следом он снимает свои боксеры; затем его рука ложится на мою голую спину. Пальцы проводят линию вдоль позвоночника до самых ягодиц. Я дрожу, охваченная возбуждением.
Я умираю от желания коснуться его, и именно это я и хочу сделать, когда Левий перехватывает меня за руку и щелкает языком.
– Позволь мне.
– Быстрее, – стону я.
– Встань на колени, – приказывает он.
Я снова подчиняюсь и слышу звук рвущейся упаковки от презерватива. Одного этого звука хватает для того, чтобы я в нетерпении задрожала. Я думаю, что он сразу же войдет в меня, но он растягивает ожидание. Я закрываю глаза, чтобы тысячекратно усилить ощущения и вдоволь насладиться ими, а его рука гладит сперва мою спину, а затем ягодицы.
Внезапно его палец щекочет мой клитор. Я издаю удивленный стон и подпрыгиваю, но вторая его рука удерживает меня за ягодицы, не давая отстраниться.