Удар, и…
– Эй ты, сукин сын! – Схватившая его рука была покрыта перьями. – Смотри, кого толкаешь! Ты кто такой?
– Я Маки-Нож, грязная тварь!
Ярость поднялась вместе с его членом. Он начал включать свою способность.
«Нет! Помни свою задачу!»
Он прорычал что-то невнятное и растворился, оставив чудище стоять, хватая рукой воздух. Полное обалдение, отразившееся на его ряшке, рассмешило Маки.
Став бестелесным, он прошел через ворошащийся клубок червей, притворяющихся людьми, и отыскал заводь, чтобы снова материализовать свое тощее тело. Джокеры не обратили на него внимания.
Началось скандирование – тихое и враждебное. Слова расплывались у него в сознании. Он и не пытался их понять. Джокерам сказать нечего. Эти животные даже не замечают, как он сквозь них проходит! Он – Маки Мессер, он гранитная тайна и смерть. Он непобедим.
Рядом с его объектом возвышался высокий негритос, собравшийся стать президентом: ну разве это не загнивающий капитализм, если таким людям позволяют занимать политический пост? Карл Маркс сказал, что чернокожий человек – это раб, а старина Карл знал, что говорит. Человек, ошивавшийся по другую сторону Таха, показался Маки немного знакомым. Наверное, кто-то из джокертаунских прихлебателей инопланетянина.
Тахион шел через толпу, пожимая руки или то, что было у этих тварей вместо рук. При мысли обо всех этих прикосновениях джокеров у Маки мурашки по коже побежали. Он делал круги, словно акула из его песни, вооруженная зубами.
«Ты должен быть очень осторожен, – сказал Человек. – Тахион читает мысли. Нельзя, чтобы он ощутил твои намерения».
Прекрасно. Он – Маки-Нож. Он умеет делать такое.
Будет очень легко бесплотно пройти через толпу, приблизиться сзади, включить руку – и вонзить ее прямо в гребаное инопланетное сердце этого драгоценнейшего доктора Тахиона. Пожалуй, даже слишком легко.
Он еще никогда не приканчивал инопланетян. И вообще никого, кто был бы по-настоящему значимым, таким знаменитым, как Тахион.
Ему захотелось встретиться с Тахионом взглядом. Ему захотелось, чтобы этот тщедушный подонок увидел, кто его убивает.
Джокеры рванулись вперед, увлекая его именно туда, где ему надо было оказаться.
Весь мир сжался до Тахиона и прикосновения.
День доходил до Джека небольшими внятными отрывками, перемежающимися шумом и бессмысленными перемещениями, словно кинопленка, нарезанная на кусочки и склеенная без всякого порядка. Делегаты сновали туда-сюда, распределение голосов менялось каждые полчаса.
Единственными двумя постоянными было то, что Хартманн терял голоса, а Барнет – набирал. Несмотря на заявления Хартманна и Девона, все решили, что выдвинутое Джеком обвинение против Барнета стало последней отчаянной попыткой сторонников Хартманна набрать потерянные очки.
– Эй, – в конце концов хмуро бросил Девон назойливым репортерам, – отстаньте вы от парня. Вчера ему кто-то остановил сердце: кто знает, сколько клеток мозга он при этом потерял?
«Вот спасибо, Чарльз! – подумал Джек. – Ты как всегда полон сострадания». Единственным лекарством стал очередной глоток спиртного.
Джим Райт, назначающий одно голосование за другим, выглядел так, словно у него сильнейшая печеночная недостаточность. В зале то и дело возникали потасовки. Оркестр играл любые мелодии, какие только приходили в его коллективную голову: многие совершенно не соответствовали происходящему. Планер, изображающий Звездный Свет, плюхнулся прямо перед Джеком, и он случайно наступил на него, пытаясь поднять. Он все равно попытался запустить смятую штуковину, но она развалилась, едва покинув его руку.
«Гребаный летающий джокер», – подумал он.
Когда Джек прикончил фляжку, к нему вернулась некая ясность мысли – и осознание всего ужаса свершившегося. «Ох, дерьмо! – подумал Джек. – Я допился до трезвости!»
Он решил, что у него всего один выход – достать еще бутылку. С трудом встав с места, он зашагал через царящий в зале хаос к ближайшему выходу. Уже у двери он заметил, как какая-то молодая женщина со значками Хартманна что-то серьезно обсуждает с высоким чернокожим мужчиной в очках с роговой оправой.
– Извини, Шила, – сказал мужчина в очках, – твой старик просто прелесть, и мне жаль его разочаровывать, но если я сейчас не начну голосовать за Джесси, меня в округе перестанут уважать.
Прямо перед залом шел какой-то митинг. Там стоял грузовик без бортов, и какой-то лимузин пытался проехать к нему сквозь толпу, отчаянно сигналя. Тут собралось столько джокеров, сколько Джек никогда в жизни не видел.
Он попытался протолкаться сквозь толпу, но она оказалась слишком плотной. Похоже, ехавшие в лимузине пришли к такому же выводу: его дверцы открылись, и пассажиры выбрались наружу. Это оказались Верная Стрела в его сером мундире, какой-то незнакомый Джеку щуплый человечек, Джесси Джексон и Тахион.
Отлично! Именно те, кого Джеку хотелось увидеть.
Толпа взревела. Репортеры расталкивали джокеров, стремясь найти удачный ракурс для съемки. Полиция и Секретная служба пытались расчистить путь в грузовику, не сбив никого с ног.
Кандидат и Тахион на ходу пожимали руки. Кто-то плюнул Тахиону в лицо. Верная Стрела ужаснулся – возможно, не самой слюне, а тому, что с тем же успехом это могла быть пуля.
Над головой промелькнула тень, и Джек посмотрел наверх. Черепаха бесшумно скользнул мимо. Кто-то большими серебряными буквами написал на его панцире «ХАРТМАНН!».
На секунду образовавшийся разрыв в толпе позволил Джеку увидеть скользящего через толпу урода. Тот паренек с руками-пилами был всего в пятнадцати шагах от него!
Адреналин ураганом пронесся по телу Джека.
– Нет! – заорал он и поплыл через толпу, энергично загребая руками и прокладывая себе дорогу, не обращая внимания на возмущенные крики.
Паренек в кожанке исчез. Джек вытянул шею, пытаясь его найти, – и внезапно тот снова появился: перегнувшись через руку кого-то из полисменов, он протягивал ладонь. Тахион заметил его и улыбнулся.
– Нет! – снова заорал Джек, но никто его не услышал.
Тахион принял протянутую руку.
Тахион взялся за эту руку с чувством облегчения и с силой ее сжал.
– Я Маки Мессер, – сказал он, включая максимальную резку.
Брызнули кровь и осколки кости: звук включенной пилы Джек запомнил даже слишком хорошо. Тахион завопил. Одновременно с ним вопль вырвался у сотни других людей. Может, Джек тоже закричал.
Джек рванулся вперед, но толпа подалась назад, так что он споткнулся и чуть было не упал. Вокруг него джокеры падали на землю. Серебряноглазый малыш-джокер уцепился за его ногу. С криком ярости Джек попытался стряхнуть с себя ребенка.
Паренек в кожанке повернулся к полисмену, и у Джека замерло сердце. Стоит парнишке перевести взгляд чуть дальше – и он увидит направляющегося к нему Джека. Однако урод Джека не заметил: он радостно улыбался полисмену, с аппетитом слизывая такисианскую кровь со своей нижней губы. Он отрезал полисмену руку у самого плеча.
Парнишка снова повернулся к Тахиону, вставая к Джеку спиной. Джек избавился от малыша-джокера и сжал руку в кулак. Если паренек собирается прикончить Таха, ему придется оставаться материальным, и Джек сможет ударить его с силой пушечного ядра.
Паренек в кожанке потянулся к Тахиону. Движение его руки было мягким, почти ласковым. Еще один шаг – и Джек сможет отправить голову горбуна в полет на двадцать кварталов.
Джек нанес удар – и уродец с хлопком исчез! Сила инерции закрутила Джека, взревевшего от ярости. Ноги его заскользили по крови Тахиона, но ему удалось не упасть.
– Кто это сделал? – возопил он.
Верная Стрела стоял рядом с пылающей стрелой в руке, словно статуя Зевса, готовящегося метнуть молнию. Какой-то агент Секретной службы сбил Джексона с ног и упал на него. Кругом вытащили пистолеты.
– Экройд, – ответил Верная Стрела. Пламя на кончиках его пальцев погасло.
Толпа стонала словно от боли. Люди с телекамерами метались вдоль полицейского оцепления, пытаясь лучше увидеть происходящее. Глаза нации жадно пожирали зрелище.
Заморгав, Тахион рухнул на тротуар. Полисмен вопил. Джек понял, что рана находится так высоко, что жгут наложить нельзя. Джек подошел к нему, поднял кулак и легонько ударил раненого в висок. Голова дернулась назад, словно боксерская груша, и полисмен потерял сознание.
Верная Стрела встал рядом с Джеком. Его потрясенное лицо было бледным. Он потянулся рукой к ране на плече полисмена. Жарко вспыхнуло пламя. Зашипела вскипающая кровь: он прижег рану. Вонь горящей плоти заструилась вверх, и из давних воспоминаний Джека пришли крики человека, погибающего в горящем танке под Кассино.
Если полисмен не умрет от шока в ближайшие пять минут, возможно, ему удастся спасти жизнь. Джек, чувствующий себя совершенно беспомощным, прошел за Верной Стрелой к Тахиону и поднял раненую руку. Лицо и волосы Тахиона были в крови. Под ногами Джека хрустело – ему не хотелось задумываться, на что он наступает.
Верная Стрела прижег рану Тахиона таким же экономным огненным импульсом, каким остановил кровь полисмену. Джек отвернулся, не желая слушать шипение крови и нюхать паленое мясо. Он потянулся за сигаретами. В нем бушевала ярость. Он добрался до паренька! Еще секунда – и он расколол бы головенку убийцы, словно яичную скорлупу.
Джесси Джексон поднимался на ноги. Судя по его недоумению, он ничего не успел увидеть. Агенты Секретной службы пытались по рациям вызвать «Скорую помощь».
– Экройд, – спросил Верная Стрела, выпрямляясь, – куда ты его отправил?
Экройдом оказался тот неприметный человечек, которого Джек заметил выходящим из лимузина с Тахом и Джексоном. Похоже, он пребывал в таком же шоке, как и все остальные.
– Ага, – сказал он. – О господи!
Его руки бродили по собственному телу так, словно он чувствовал зуд, но нужное место никак отыскать не мог.
– Ты? – взревел Джек. – Кто ты, к дьяволу, такой?