– Hyp аль-Алла допускает убийство невинных.
– Hyp аль-Алла допускает убийство невинных. Это не сила Аллаха. Это лишь слабость человека, – проскрежетал Грег.
Саре хотелось поддержать его, но язык отказывался повиноваться. Все вокруг стояли, как будто на них напал столбняк. Проныра Дауне как строчил что-то лихорадочно в своем блокноте, так и застыл, сжимая в пальцах позабытый карандаш.
Она ощутила приступ страха – за себя, за Грега, за всех.
«Не надо было нам приезжать. Этот голос…»
Им было известно, что Hyp аль-Алла – блестящий оратор, они даже подозревали, что в его голосе скрывается сила, но ни в одном из докладов не говорилось, что он столь могуществен.
– Человек слаб, когда от него отворачивается Аллах, – безмятежно продолжал Hyp аль-Алла. Его голос незаметно зачаровывал, окутывал ватным оцепенением. Когда он говорил, его слова казались исполненными правды.
– Вы считаете меня полоумным. Это не так. Вы видите во мне угрозу; я угрожаю лишь врагам Аллаха. Вы думаете, что я грубый и жестокий; если это и так, то лишь потому, что Аллах жесток с грешниками. Следуйте за мной.
Он развернулся и быстро зашагал обратно в мечеть. Соколица и Хирам двинулись следом; Джек Браун с изумленным видом шагал за пророком; мимо Сары прошмыгнул Дауне. Сама она пыталась противиться принуждению, но в ноги словно вселилась чья-то чужая воля и заставила двигаться вслед за остальными. Из всей группы один только Тахион остался невосприимчив к силе Нура аль-Аллы. С напряженным лицом он стоял, прямой и неподвижный, в центре площадки. Когда Сара проходила мимо него, он оглянулся на вертолеты, потом сердито прищурился и позволил увлечь себя внутрь мечети.
Керосиновые лампы озаряли затемненные ниши между колоннами. Hyp аль-Алла стоял впереди, на возвышении – минбаре. По правую его руку замерла кахина, а в исполинской фигуре слева Сара узнала Сайида. Охранники с автоматами встали на свои места по всему залу.
– Внемлите словам Аллаха, – начал Hyp аль-Алла. Впечатление было такое, как будто заговорило какое-то божество, ибо его голос гремел и отзывался эхом. От гнева и презрения, звучавших в нем, их бросило в дрожь; казалось, самые камни мечети вот-вот рухнут от силы, пульсирующей в этом голосе. – «Что же до неверных, за прегрешения их поразят их нескончаемые бедствия и будут поджидать их у самого их порога». А еще говорит Он: «Горе всякому лжецу, грешнику. Он слушает знамения Аллаха, читаемые ему, а потом упорствует, возносясь, точно не слыхал их. Обрадуй же его вестью о мучительном наказании! А когда узнает он что-нибудь из Наших знамений, то обращает это в насмешку. Такие – для них наказание унижающее. А те, которые не веруют в знамения Господа, им – мучительное наказание из скверны»[49].
Сара обнаружила, что по ее щекам текут непрошеные слезы. Несмотря на сопротивление какой-то части сознания, ей хотелось молить Свет Аллаха о прощении. Она оглянулась по сторонам в поисках Грега и увидела его неподалеку от минбара. Но на его лице не было раскаяния.
«Неужели ты не видишь? – хотелось закричать ей. – Неужели ты не понимаешь, как мы заблуждались?»
А потом из голоса Нура аль-Аллы, все такого же низкого и звучного, вдруг ушла вся энергия. При виде улыбки на его сияющем язвительном лице Сара вытерла слезы.
– Вы чувствуете власть Аллаха. Вы пришли сюда, чтобы узнать вашего врага, – так знайте, что он силен. Его сила – сила Бога, и сокрушить его вам под силу не больше, чем переломить хребет мира. – Он поднял руку и потряс перед ними кулаком. – Здесь власть Аллаха. С ее помощью я искореню всех неверных на этой земле. Думаете, охранники нужны мне, чтобы удержать вас здесь? – Hyp аль-Алла сплюнул. – Пфу! Один лишь мой голос – тюрьма для вас; стоит мне захотеть, чтобы вы умерли, я просто прикажу вам. Я сровняю Израиль с землей; я захвачу всех, кто отмечен клеймом Аллаха, и обращу их в рабов; обладающих силой, которые откажутся посвятить себя Аллаху, я убью. Вот что я предлагаю вам. Никаких переговоров, никаких компромиссов, только кулак Аллаха.
– И этого мы не допустим, – раздался голос Тахиона от входа в мечеть. Сара позволила себе почувствовать отчаянную надежду.
– И этого мы не допустим.
Хартманн услышал эти слова, когда его пальцы изо всех сил тянулись к сандалиям Нура аль-Аллы. Кукольник добавил ему свою силу, но араб словно бы стоял на вершине горы, а Грег тщетно пытался дотянуться до него от ее подножия. На лбу у него выступили капельки пота. Сайид презрительно смотрел на него с высоты своего роста, не снисходя даже до того, чтобы пинком отбросить руку неверного от ног своего повелителя.
Hyp аль-Алла расхохотался.
– Не верующий в Аллаха бросает мне вызов? Я чувствую вас, доктор Тахион. Я чувствую, как ваша сила стучится в мое сознание. Вы полагаете, что можете взломать мое сознание точно так же, как сознания ваших спутников. Это не так. Аллах защищает меня, и Аллах накажет всякого, кто восстает против Него.
Однако вопреки этим словам Грег заметил напряжение на лице Нура аль-Аллы. Его сияние, казалось, потускнело, барьеры, сдерживавшие присутствующих, ослабли. Несмотря на всю похвальбу пророка, ментальная атака Тахиона достигла цели. У Грега вспыхнула надежда.
В ту же секунду благодаря тому, что внимание Нура аль-Аллы было занято такисианином, Грегу удалось прикоснуться к мерцающей коже ноги пророка. Изумрудное сияние обжигало, но он не обратил на это внимания. Кукольник ликующе закричал.
И мгновенно отпрянул. Hyp аль-Алла был там. Он знал, а еще Грег ощущал присутствие Тахиона.
«Слишком опасно! – заметался Кукольник. – Он знает, он все знает».
Где-то сзади послышался глухой удар и сдавленный крик; сенатор оглянулся.
Один из охранников подобрался к такисианину сзади и ударил прикладом «узи» по голове, тот упал на колени, застонал, прикрывая голову руками, затем попытался подняться, но араб безжалостно сшиб его с ног. Тахион захрипел и без сознания повалился на мозаичный пол.
Hyp аль-Алла расхохотался. Он взглянул на Грега, чья рука все еще тщетно тянулась к ноге пророка.
– Ну что, видишь? Я под защитой: под защитой Аллаха, под защитой моих людей. Эй, сенатор Хартманн, с нитками, которые видела кахина? Все еще хочешь завладеть мною? Быть может, стоит показать тебе нити Аллаха и заставить тебя сплясать Ему на потеху? Кахина сказала, что ты опасен, а Сайид считает, что тебя нужно убить. Так что, наверное, ты будешь первой жертвой. Как отреагировали бы твои люди, если бы увидели, как ты каешься в своих преступлениях, а потом, умоляя Аллаха о прощении, убьешь себя? Как думаешь, это будет здорово?
Hyp аль-Алла направил палец на Грега.
– Да, – проговорил он. – Думаю, еще как будет. – Кукольник заскулил от страха.
– Да, думаю, еще как будет.
Майша с тревогой прислушивалась к словам брата. Все, что он сделал, было для нее как пощечина: демонстративное сожжение забитых камнями джокеров, нападение на Тахиона, эти высокомерные угрозы. Наджиб предавал ее каждым своим словом.
Они использовали ее и лгали ей. Позволили поехать в Дамаск, считать, что она представляет их и что, если она привезет к ним американцев, появится надежда достичь какого-то согласия.
В душе у женщины медленно разгорался гнев, выжигая веру.
«О Аллах! Я верила, что голос внутри Наджиба – Твой. Но теперь он показал свое второе лицо. Может, оно тоже Твое?»
– Ты слишком спешишь, Наджиб, – прошипела она. – Не погуби нас своей гордыней.
Его сияющее лицо исказилось, он осекся на полуслове.
– Это я пророк, – рявкнул он, – а не ты!
– Тогда хотя бы послушай меня, которая видит наше будущее. Ты делаешь ошибку, Наджиб. Этот путь уводит прочь от Аллаха.
– Молчи! – взревел он, и его кулак понесся к ней.
Красная пелена застлала ей глаза. Боль заглушила голос Наджиба, и в тот же миг что-то в ее сознании надломилось – рухнул какой-то барьер, который сдерживал злобу. Холодная и убийственная, эта ярость была отравлена всеми теми обидами и оскорблениями, которые брат нанес ей за эти годы, пронизана неудовлетворением, вынужденным самоотречением и подчинением.
Hyp аль-Алла уже отвернулся от нее и продолжал вещать, и сила его голоса вновь начала оплетать толпу.
Майша увидела у него за поясом нож и поняла, что делать. Принуждение было слишком властным, чтобы ему противиться. С нечленораздельным криком она бросилась на Наджиба.
Сара увидела, как Hyp аль-Алла нацелил сияющий палец на Грега. Она проследила за этим жестом, но ее вниманием завладела кахина – та смотрела на брата, и во взгляде женщины был один только яд. Она что-то крикнула ему по-арабски, и он обернулся к ней, все еще полыхая силой. Они обменялись репликами, и брат ударил ее.
Этот удар словно вверг ее в божественное неистовство. Кахина бросилась на Нура аль-Аллу, точно дикая кошка, с воплем принялась драть его лицо когтями. Темные струйки крови затемнили сияющую луну его лица. Она дернула рукоять длинного кривого ножа, заткнутого у него за пояс, и вырвала его из украшенных драгоценными камнями ножен. Продолжением того же движения она полоснула его по горлу острым лезвием. Hyp аль-Алла схватился за шею, кровь хлынула у него между пальцев, а изо рта вырвался сдавленный всхлип. Он опрокинулся навзничь.
На мгновение всех сковал ужас, потом зал взорвался криками. Кахина, потрясенная, стояла над телом Нура аль-Аллы, сжимая нож в побелевших пальцах. Сайид взревел, взмахнул громадной ручищей – и женщина кувырком полетела на пол. Он неуклюже шагнул вперед, и Сара с изумлением поняла, что этот великан – калека. Двое охранников схватили кахину, рывком вздернули на ноги, несмотря на сопротивление. Двое других сидели на корточках у тела раненого Нура аль-Аллы, пытаясь остановить кровотечение.
Сайид между тем подобрал кинжал, который она выронила, уставился на бурые пятна на лезвии. Он взвыл, подняв глаза к небу, и занес нож, чтобы ударить жену. И простонал, не успев опустить клинок. Его колени подогнулись, как будто сверху на него навалилась чудовищная тяжесть, массивное тело просело – скелет был больше не в состоянии выдерживать вес плоти. Все услышали тошнотворный сухой хруст ломающихся костей. Сара огляделась по сторонам и увидела Хирама – на лбу у него выступил пот, он сжимал побелевшие кулаки.