– Тогда меня еще не было в Париже. Я жил в Марселе, приходил в себя после той веселой жизни, которую мне устроили мои якобы нормальные соседи. – В его улыбке сквозила горечь. – Франция не всегда была так добра к своим диким картам.
– Простите.
– За что?
– Это моя вина.
– Исключительно глупая и эгоистичная позиция.
– Большое вам спасибо.
– Прошлое умерло, погребено, его больше не вернуть. Только настоящее и будущее имеют значение, доктор.
– А я считаю, что это глупая и упрощенческая позиция. Тридцать шесть лет назад я приехал в эту страну, сломленный и ожесточенный. У меня был роман с юной девушкой. Теперь я возвращаюсь и обнаруживаю, что оставил в этом городе более постоянный след, чем предполагал. Я стал отцом ребенка, который появился на свет, жил и умер, а я даже не знал о его существовании. Я мог бы упрекнуть за это его мать, и все же, наверное, она поступила мудро. Ибо первые тринадцать лет жизни моей Жизель ее отец был опустившимся пьяницей. Что мог бы я дать ей?
Он отошел и остановился, неподвижно глядя в стену. Потом развернулся и прижался спиной к холодной штукатурке.
– С ней я упустил свой шанс, но мне даровали еще один. У нее остался сын, мой внук. Он нужен мне.
– А его отец?
– Он член вашей партии.
– Вы говорите, что он вам нужен. Как? Вы хотите украсть его у его отца?
Тахион устало потер глаза. Двое суток без сна брали свое.
– Не знаю. Я не загадываю так далеко. Все, чего я хочу, – это увидеть его, обнять, взглянуть в лицо моему будущему.
Его собеседник хлопнул ладонями по бедрам и поднялся со стула.
– C’est bien[120], доктор. Любой человек заслуживает шанса на то, чтобы взглянуть на пересечение его прошлого, настоящего и будущего. Я найду вам этого человека.
– Просто дайте мне его адрес, вам самому нет никакого смысла этим заниматься.
– Он может испугаться. Я сумею успокоить его и назначить встречу. Его зовут?..
– Франсуа Андрие.
Боннелл записал.
– Прекрасно. Значит, я поговорю с этим человеком и тогда позвоню вам в «Риц»…
– Я больше там не живу. Вы сможете найти меня в «Лилии», на левом берегу.
– Понятно. Какие-то особые причины?
– Нет.
– Я должен научиться делать такое невинное выражение лица. Оно совершенно очаровательно, пусть даже и не слишком убедительно. – Тахион вспыхнул, и Боннелл рассмеялся. – Ну-ну, не обижайтесь. Для одного вечера вы рассказали мне вполне достаточно ваших секретов. Не буду больше на вас давить.
Делегация ужинала в дорогом ресторане на Эйфелевой башне.
Тахион, опираясь на защитное ограждение наблюдательной площадки, нервничал в ожидании Брауна. Сквозь окна ресторана он видел, что вечеринка достигла стадии бренди, кофе, сигар и речей. Дверь открылась, и на площадку, хихикая, вылетела Мистраль. Следом за ней показался капитан Донатьен Расин, один из самых выдающихся французских тузов. Единственной его способностью было умение летать, но по совокупности с тем фактом, что он был профессиональным военным, пресса окрестила его Триколором. Это прозвище он ненавидел.
Обняв американку за тоненькую талию, Расин перелетел с ней через защитное ограждение. Мистраль чмокнула его, высвободилась из кольца его руки и поплыла на струях легкого ветерка, который гулял вокруг башни. Ее бескрайняя серебристо-голубая накидка заплескалась вокруг нее, пока она не стала напоминать экзотического мотылька, влекомого мерцающими паутинами огней, оплетающих башню. Глядя на эту парочку, то взмывающую вверх, то камнем устремляющуюся вниз в замысловатой игре в пятнашки, Тахион вдруг почувствовал себя очень усталым, очень старым и очень бескрылым.
Двери ресторана распахнулись, и из них, словно вода из прорвавшейся дамбы, хлынула делегация. После пяти месяцев официальных обедов и бесконечных речей не было ничего удивительного в том, что они сбежали.
Браун, чертовски элегантный в белом галстуке-бабочке и фраке, остановился, чтобы закурить. Такисианин телепатически коснулся его.
«Джек».
Тот застыл на месте, но ничем другим не выдал, что понял.
Грег Хартманн оглянулся назад.
– Джек, ты идешь?
– Я нагоню вас. Пожалуй, я постою, подышу свежим воздухом, полюбуюсь видом и этой сумасшедшей парочкой. – Он махнул рукой в сторону Мистраль и Расина.
Несколько секунд спустя он присоединился к Тахиону у ограждения.
– Боннелл согласился организовать встречу.
Браун хмыкнул, щелчком стряхнул пепел.
– Когда я вернулся, в отеле была «Сюрте». Они пытались без лишнего шума выспросить наших о твоем местонахождении, но стервятники-журналисты насторожились. Они чуют сенсацию.
Такисианин передернул плечами.
– Ты пойдешь со мной? На встречу?
«Предки, мой язык едва повернулся попросить его о помощи!»
– Конечно.
– Боюсь, с отцом мне в одиночку не справиться.
– Значит, ты собираешься…
– Все, что угодно. Он мне нужен.
Монмартр. Художники, с лицензией и без, кишат, как саранча, готовая накинуться на неосмотрительного туриста. «Портрет вашей красавицы-жены, мсье». О стоимости всегда стыдливо умалчивают, зато потом, когда портрет написан, оказывается, что за эти деньги вполне можно купить работу кого-нибудь из старых мастеров.
Кортеж автобусов, пыхтя, вполз на холм, выплюнул своих восторженных пассажиров. Цыганята, кружащие, словно стервятники, тут же бросились в атаку. Европейцы, хорошо знакомые с повадками этих невиннолицых воришек, отгоняли их громкой бранью. Японцы и американцы, введенные в заблуждение блестящими черными глазищами и смуглыми лицами, подпустили их к себе. Потом они еще пожалеют об этом, когда хватятся пропавших кошельков, часов, украшений.
Столько народу, и один маленький мальчик.
Браун, уперев руки в бедра, оглядел площадь перед базиликой Сакре-Кер. Ее заливало людское море. Мольберты вздымались, словно мачты над пестрыми колышущимися волнами. Он вздохнул, глянул на часы.
– Они опаздывают.
– Терпение.
Браун снова демонстративно уставился на часы. Цыганята, привлеченные блеском тонкого золотого браслета «Лонжин», подобрались поближе.
– А ну кыш! – рявкнул Джек. – Господи, и откуда они только берутся? Их что, на фабрике разводят, вместе с проститутками?
– Их матери обычно продают их «ловцам талантов» из Франции и Италии. Потом их учат воровать, и они батрачат на своих хозяев.
– Господи, прямо Диккенс какой-то!
Тахион козырьком приставил ко лбу изящную руку и принялся высматривать Боннелла.
– Ты ведь должен был выступать сегодня на научной конференции?
– Да.
– Ты позвонил им, что не придешь?
– У меня сейчас голова занята вещами поважнее генетических исследований.
– Я бы сказал, именно ими у тебя сейчас голова и занята, – сухо отозвался Браун.
Подъехало такси; Боннелл с трудом выбрался на тротуар. Следом за ним появился мужчина с маленьким мальчиком. Пальцы Тахиона впились в бицепс Джона.
– Ты погляди. Боже правый!
– Что?
– Мужчина. Это же клерк из отеля.
– Что?
– Это он был в «Интерконтинентале».
Троица приближалась к ним. Внезапно отец застыл, показал на Джека, взволнованно зажестикулировал, ухватил ребенка за запястье и поспешил в такси.
– Нет, о господи, нет!
Тахион пробежал несколько метров. Мысленно потянулся к ним, его сила клещами сомкнулась вокруг их разумов. Они замерли. Такисианин медленно подошел к ним, затем принялся жадно разглядывать маленькое угрюмое личико под шапкой огненных волос. Ребенок противостоял немалой силе, а ведь он всего на четверть такисианин. Доктора переполнила гордость.
Внезапно его швырнули на землю, и на него обрушился град кулаков и камней. Он отчаянно пытался удержать контроль, пока цыганята вытаскивали бумажник и часы, ни на миг не прекращая колотить его. Подоспевший Джек принялся оттаскивать от него сорванцов.
– Нет, нет, лови их! Не беспокойся за меня! – закричал Тахион.
Взмахом ноги он стряхнул на землю двоих, кое-как поднялся на одно колено, растопырил пальцы и с силой воткнул их в горло одного из повисших на нем подростков. Парнишка упал, хватая ртом воздух.
Джек поколебался, обернулся к Андрие и мальчику, бросился вдогонку. Такисианин как завороженный наблюдал за ними. Он даже не увидел занесенную ногу. В висок ворвалась боль. Откуда-то издали до него донесся чей-то крик, потом все померкло.
Когда он наконец пришел в себя, Боннелл утирал лицо влажным носовым платком. Тахион приподнялся на локтях и тут же упал – от движения в голове застучала боль, а к горлу подступила тошнота.
– Ты поймал их?
Джек держал в руках бампер с таким видом, как будто демонстрировал законную добычу.
– Когда ты потерял сознание, они побежали к такси. Я пытался схватить машину, но только оторвал бампер. Видишь, отвалился, – добавил он зачем-то.
Браун оглядел любопытствующую толпу, которая окружила их, и замахал руками, чтобы расходились.
– Значит, мы их потеряли.
– А вы чего ожидали от Туза-Иуды? – сердито произнес Боннелл.
Джек вздрогнул, пробормотал непослушными губами:
– Это было очень давно.
– Некоторые из нас не забыли. А другим не следовало забывать. – Он зло посмотрел на Тахиона. – Я думал, что могу вам доверять.
– Джек, уходи.
– Ну и пошел ты!
Он поспешно скрылся в толпе.
– Странно, но мне от всего этого очень не по себе. – Такисианин вздохнул. – И что мы теперь будем делать?
– Первым делом я возьму с вас обещание больше не выкидывать таких штук, как сегодня.
– Ладно.
– Я назначу новую встречу на завтра. Только на этот раз приходите один.
Джек и сам не знал, почему это делает. После того, как с ним так некрасиво обошелся Тахион, ему следовало бы умыть руки или рассказать «Сюрте» все, что ему было известно. Вместо этого он появился в «Лилии» с упаковкой льда и аспирином.