Об этом же и блестящие рассказы Лонга, посвященные психологии, они чаще всего печатались в НФ-журналах (гуманитарная, но все же наука!), при этом
адепты традиционной жанровой литературы в лучшем случае недоумевали. Когда рассказы такого рода были собраны под одной обложкой (сборник «Ночной страх», 1979) редактор Рой Торгесон довольно подробно остановился на особенностях авторской манеры — но объяснить ничего не смог. Рассказ «Шалтай–Болтай свалился во сне…» — не история ребенка–вундеркинда, не страшилка о столкновении с иллюзорной реальностью, не описание концептуального прорыва. Лонг, видимо, понимал, что классифицировать странные истории невозможно, да и рынка сбыта для них, по существу, нет — «серьезные» журналы вряд ли рискнули бы печатать такую прозу, а для «дешевых» она была слишком хороша.
Примерно с той же проблемой несколькими десятилетиями раньше столкнулся Лавкрафт — он просто стал писать меньше и тщательнее; Лонг выбрал иной путь. Рассказы его все чаще публиковались в фэнзинах, а романы теперь писались в расчете на иную аудиторию. Пытаясь остаться в рамках хоррора, писатель освоил «дамскую готику». Книги, которые были изданы под именем жены, Лиды Белнап Лонг, неоднородны. Среди них есть типичные женские истории (такие, как «Тигель страха»), а есть мрачные книги, полные пугающих описаний сатанинских обрядов и странных интриг. К сожалению, и этот жанр довольно быстро вышел из моды — последние «дамские» романы вышли небольшими тиражами, «Наследие Лемойнов», выпущенное в Канаде, вообще практически невозможно достать…
Последней значительной работой Лонга стала блестящая книга о Лавкрафте «Мечтатель на темной стороне» (1975). По сути, эту характеристику можно отнести и к автору–мемуаристу: он стал почетным гостем на знаменитом конвенте 1975 года, где и был представлен томик воспоминаний. Именно там завершилась канонизация «лавкрафтовского круга» — и его частью стал Ф. Б. Лонг, в последние два десятка лет своей жизни лишь изредка сочинявший рассказы.
Теперь мы пытаемся восстановить справедливость — в собрание сочинений войдут и романы, и рассказы, большей частью забытые и неизвестные, раскрывающие «темную сторону» «странной литературы». Жанровые градации в данном случае неуместны — и может показаться что под одной обложкой собраны произведения разных жанров. Эго, пожалуй, «литература беспокойного присутствия» (Евг. Головин), но прежде всего — литература. Собрание сочинений Ф. Б. Лонга выходит впервые в мире, впервые переиздаются многие практически недоступные произведения, а еще… Впрочем, сюрпризы пока отложим — Вы держите в руках лишь первый выпуск первой серии собрания.
Приятного чтения, как всегда!
А. Сорочан
ТВАРЬ ИЗ БЕЗДНЫ ВРЕМЕН
Пролог
— Как долго это будет продолжаться на сей раз, отец? — спросила Тлана, глядя на высокого бородача, который приближался к ней в лучах солнечного света. Она поняла, что хочет, чтобы пришел ее брат, со своими священными маслами и со своими горящими обвиняющими глазами, и заставил их пожалеть о содеянном. Дерево, под которым она лежала, свернувшись клубком, такая маленькая, больше похожая на ребенка, чем на взрослую женщину, широко раскинуло свои ветви. Оно бросало темные тени на ее крохотные ножки и приподнятые коричневые колени; сутулая, искривленная фигура ее отца почти сливалась в тени с качающимися на ветру растениями.
— Как долго? — спросил он. — Что ты имеешь в виду?
— Сколько времени пройдет, прежде чем они уйдут?
Старик пожал плечами.
— Кто знает? Они не доставляют нам никаких проблем.
— А если один из них попытается заняться со мной любовью? — спросила Тлана.
— Они никогда этого не делали, — сказал ее отец. — Они уважают женщин.
— Мексиканских женщин, папа? Индейских женщин? Почему ты так в этом уверен?
— Я уверен, потому что мои глаза острее твоих, ответил старый мексиканец. — Я не могу видеть будущего так же, как и ты. Оно всегда туманно.
Тлана сказала:
— Туман рассеивается, и я вижу стервятников, ожидающих подходящего момента и готовых спуститься с неба. Я знаю, что что–то страшное произойдет в ближайшее время. Я не знаю, когда именно, но очень скоро.
Ветерок с Мексиканского залива овевал низкие участки открытой местности между площадкой, где сидела Тлана. и морским побережьем, ероша волосы нескольких работающих мужчин и придавая им беззаботный и вольный вид. Но Тлана не видела в этой картине ничего приятного, потому что рабочие казались ничтожными по сравнению с уродливыми машинами, возвышавшимися над ними, а их тела были забрызганы глиной, которая облепляла кожу.
Все они принадлежали к разным народам — здесь были американцы, шведы, итальянцы, поляки и французы — но все были крепко сложены и едва вышли из юношеского возраста.
— Они довольно скоро уйдут, — сказал ее отец. — Всегда так было. Они приходят и уходят, год за годом. Всегда новые лица, новые жалобы. Недостаточно еды. Они знают, что мы делаем все, что в наших силах, но очень тяжело выращивать достаточное количество еды для того, чтобы прокормить так много голодных мужчин в год, когда не идут дожди.
— Они не всегда думают о пище. Да и чего еще можно ожидать? Мужчины испытывают сильный голод — и
женщины тоже. Разве тебя не волнует, что здесь нет других женщин?
Моих слов должно быть для тебя более чем достаточно.
Бывают такие моменты, — сказала Тлана, — когда я ловлю себя на мысли, что мне не хочется, чтобы ты был моим отцом. Я хочу, чтобы моя мать заснула крепким сном в тот день, и запомнила после пробуждения лишь одно: у нее родилась девочка.
Совершенно неожиданно изможденное тело старика затряслось от смеха.
_ Она не спала, — сказал он. — Так же, как и я Но если ты хочешь верить, что ты дочь бога…
— Почему я не должна в это верить, если мне так нравится? — спросила Тлана.
_ Думай, что хочешь. Но твой брат — дурак, если верит в то, что боги, которым он до сих пор поклоняется, когда–либо ходили по земле. И эти люди скоро обнаружат, что это ошибка — копать землю, чтобы сохранить своих богов живыми и бодрствующими. Тот, кого они называют Ураном — всего лишь уродливый великан, которого не стоит будить. В противном случае он пойдет по земле, разрушая ее все больше с каждым шагом.
— Ты знаешь точно, что такое ядерная физика, отец, — сказала Тлана презрительно. — Почему тебе доставляет удовольствие говорить так, как говорят невежественные батраки?
— Это лишь глупости, которые я услышал от твоего брата. Он всегда живет в прошлом. Но бывают случаи, когда это скрывает зло, с которым нам приходится жить днем и ночью.
— Следует ли его скрывать? Если бы ты отправился в Мехико и оказал сопротивление, правительство могло бы остановить их прежде, чем наша земля станет такой же дырявой, как большой кусок зловонного сыра, который погрызли мыши. Машинное масло впитывается в почву и уничтожает треть того, что мы выращиваем. В следующем году будет хуже, а если подрывные работы не прекратятся, я стану такой же глухой, как и ты.
— Я знаю, я знаю. Но у меня нет никакого влияния на правительство. Кто обратит внимание на мои жало бы? Наша земля представляет ценность, потому что она богата различными видами минералов — не только ураном. К тому же, я не так злюсь на них, как ты. Они благородные, но запутавшиеся люди, которые про могут понять, как выглядела бы земля, если бы вся жизнь на ней исчезла, даже из моря.
Тлана печально посмотрела на него.
— Нам хорошо платят за то, что нам приходится терпеть. Вот что ты пытаешься мне сказать? Для меня ничто не может возместить смерть одного дерева, похожего на это — или одного редкого и прекрасного растения. Даже одного цветка на таком растении… Во взгляде ее виднелась злоба, но ее подчеркивали огненные отблески неповиновения. — Если бы я торговала своим телом на рынке, как женщина с улицы, они бы обратили на меня внимание в Мехико. Что сталось бы тогда с семейной честью?
— Я забыл о ней давным–давно, — ответил ее отец. — Я очень стар и очень устал. Я хочу только спокойно лечь в могилу. Останется достаточно твердой земли для одной могилы.
— Для двух, если точно. Я сильная — но в то же время очень хрупкая. Я — женщина. Я тоже могу увянуть, быстрее любого растения, быстрее какой–нибудь небольшой, неприметной лозы глубоко в джунглях, которая ищет всего лишь свою ничтожную долю солнечного света и тепла. Скоро здесь вообще не будет тепла…
Девушка резко умолкла, испуганная внезапно изменившимся выражением на лице отца и тем, что она сама смогла услышать. Поначалу донеслось отдаленное урчание, как будто осыпались камни, из которых возводились невысокие строения, расположенные у берега.
Первый взрыв также прозвучал далеко, по звуку он больше напоминал выстрел из пушки с какого–нибудь корабля в открытом море, чем катастрофическое проишествие на земле. Но следующий взрыв раздался так близко и оказался таким громким, что у Тланы зазвенели барабанные перепонки; третий и четвертый были похожи на рев двух взрывающихся гигантских нефтяных резервуаров.
Почти тотчас же ближайшая из высоких машин начала раскачиваться, люди, работавшие прямо под ней отчаянно закричали и разбежались во все стороны.
Тлана вскочила на ноги, вскрикнув от ужаса; у нее на глазах отец исчез: большая трещина в земле открылась совсем рядом с девушкой и снова закрылась, поглотив старика, казалось, совершенно беззвучно. Земля в том месте, где появилась зигзагообразная трещина, снова почти мгновенно стала гладкой и ровной, как будто Природа сочла такой большой разрыв неуместным и совершила чудо хирургического вмешательства без каких–либо усилий.
Тлана смотрела на это, прижав руки ко рту, ее лицо стало белым; в это время пошатнувшаяся машина сильно дернулась и рухнула на землю, взметнув в небо огромное спиралевидное облако пыли и скрыв из вида другие механизмы.
Трое мужчин выбежали из облака пыли в горящей одежде, и бросились на землю неподалеку; они переворачивались снова и снова и били по своей одежде в безнадежных попытках потушить пламя.