Казалось, это был сон. Спустя долгие годы они снова оказались вместе. Он сжимал ее в своих объятьях, и трепал волосы своими огромными, жадными руками.
— Ты никогда не пожалеешь, дорогая, — сказал он.
Джейн Уайлдер сморщила носик. Она не питала иллюзий на этот счет. Она будет жалеть каждую неделю, говорила она сама себе, что вышла замуж за мужчину, который не мог держать волка в страхе. Но в наши дни подходящих холостяков осталось не так уж много, а за тех, кто постарше, боролись более молодые и более привлекательные женщины, чем она.
Ни одна из многочисленных расчетливых одиноких девушек, подобных ей, бывшей стюардессе, не питала романтических иллюзий относительно зависимости от мужчин.
Кроме того, она всегда могла вернуть ему кольцо и переключиться на другой вариант — когда и если такой появится.
— У тебя новая работа? Другая работа? — спросила она, глядя прямо на него.
Кромер кивнул:
— Дорогая, теперь я дегустатор еды.
— Но как получилось, что ты просто взял и получил такую работу? — не отставала она.
Одна из основных вещей, которые ему пришлось усвоить — необходима осторожность. Он никогда не говорил о Баннермане с Джейн и не намеревался говорить о нем сейчас.
— Дорогая, не будем об этом, — сказал он. — Посмотри сюда, посмотри — у меня кое–что есть.
Он открыл бумажник и показал ей восемь хрустящих десяти долларовых банкнот.
— Восемьдесят в неделю, сладенькая. И скоро я получу прибавку.
Глаза Джейн начали слабо светиться. Она снова обняла его, и на мгновение он ощутил совершенное удовлетворение.
— Пойдем туда, где мы сможем потанцевать, — сказала она.
*
Полчаса спустя, сидя за уединенным угловым столиком в клубе «Десять часов», Кромер с некоторым удовлетворением отметил, что все смотрят на Джейн Уайлдер с восхищением. Она знала, как с помощью одежды подчеркнуть свои достоинства, и была во всех отношениях выдающейся женщиной.
— Давай потанцуем, — сказала она.
Кромер кивнул, поднялся и отодвинул свой стул. На танцполе он оставил попытки вспомнить, как выглядел Баннерман. Его переполняло счастье, и все мысли были заняты женщиной, которую он сжимал в объятиях в руках. Они кружились и кружились под звуки приятной музыки.
Кто–то тронул Кромера за плечо:
— Вас просят к телефону, сэр. Мистер Баннерман…
Словно ледяной червь выполз из основания позвоночника Кромера и двинулся вверх, то замирая, то ускоряясь. Кромер застыл. Официант отступил, а Джейн, казалось, одеревенела. В мечтательную музыку вальса вкрались ноты похоронного марша, как будто даже оркестранты почувствовали в поведении Кромера что нервирующее — словно в танцзал въехал гроб на колесах.
Двигаясь, как робот, Кромер отвел Джейн обратно к угловому столику и придвинул ей стул.
— Кто такой мистер Баннерман? — спросила она, внимательно посмотрев на него. — Почему он всегда посылает за тобой?
— Он не всегда посылает за мной, дорогая, — пробормотал Кромер. — Я не видел его… ну, довольно долго.
Он нагнулся, и поцеловал ее; лицо его было мрачнее смерти.
— Мне надо ответить на звонок, дорогая, — сказал Кромер. — Но я вернусь… обещаю.
— В прошлый раз ты не вернулся.
Кромер пристально посмотрел на нее:
— Я вернусь через пять минут, — заверил он.
*
Зачем он это сказал? Он все еще слышал голос Баннермана, яростно гудевший в трубке.
— Это последим капля, Кромер. Я нашел тебе работу, которая была прямо на твоей улице. Ты понимаешь?
— Мне жаль, сэр.
— Надеюсь, это так. Бери такси и приезжай прямо сюда.
Теперь он, одетый в роскошный костюм сидел в такси, быстро несущемся по улицам; шляпу он сжимал между коленями.
— Какой адрес, приятель? — спросил шофер, сердито глянув на Кромера.
— Я уже сказал. Дубовая улица, 13.
— Приехали, приятель, — сказал шофер, паркуясь у обочины.
Снова те же старые ступени, крошащиеся, заплесневелые. Обои отодраны. Хотя у Кромера осталось только смутное воспоминание об отъезжающем такси, но все детали внешнего облика дома Баннермана, казалось, впечатывались в его сознание.
Поднимаясь по простой дубовой лестнице, он вынужден был цепляться за перила, чтобы не упасть; а когда Кромер достиг второго этажа, его слух настолько обострился, что он мог услышать, как падает булавка.
Он стоял у светло–желтой двери в середине коридора и приходил в себя; тут послышался голос Баннермана.
— Заходите, Кромер.
Кромер не хотел повиноваться. Не хотел встречаться с Баннерманом. Но было бы легче отрезать правую руку. У него не осталось иного выбора. В горле что–то булькнуло, и он вошел в кабинет Баннермана и закрыл за собой дверь.
Баннерман стоял в тени немного левее кристалла, черная фетровая шляпа скрывала его лицо. Он курил сигару, но вынул ее изо рта в тот момент, когда закрылась дверь.
— Я ждал этого, Кромер, — сказал он. — Ты упустил все возможности. Я пытался помочь тебе. Я говорил себе, что здесь отчасти есть и моя вина, но в этот раз ты не можешь оправдаться, Кромер, и тебе лучше даже не пытаться.
Кромер почти ничего не слышал. Его взгляд был прикован к огромной кристаллической сфере, которая стояла на черном ониксовом пьедестале в самом центре комнаты. Он видел сферу раньше, но сейчас ее заполнило кроваво–красное сияние, и там были два… да, два бледных силуэта выделялись на фоне зарева.
Я знал, что тебя это поразит, Кромер, — сказал Баннерман.
Кромер был не просто поражен. Его глаза выпучились, зубы сжались, пот стекал по лицу. Он узнал одну прямую бледную фигуру. Это был маленький человек, рый привел его в лабораторию. Он никогда не видел такого серого лица и таких негибких конечностей, ни… они мертвы? — прохрипел он.
Баннерман покачал головой.
— Отравление трупным ядом, — сказал он. — Они очень больны. И это все твоя вина, Кромер.
— Моя вина…
— Так я и сказал. Кромер, я приготовил несколько потрясающих рекомендаций для тебя. Я даже… ох, что толку. Ты одобрил ту еду, и два человека, твои помощники в лаборатории, угостились куриной ножкой, которую ты оставил. Ты оказался хорошим дегустатором.
Лицо Кромера стало мертвенно–бледным.
— Но курица была хорошей, сэр, — выдохнул он.
— Ты имеешь в виду, что для тебя она была хороша на вкус, Кромер?
— Да. Я…
— Кромер, как ты можешь быть таким глупым? Если для тебя она оказалась хороша, то она, должно быть, просто убийственна.
— Я не понимаю, сэр, — хрипло сказал Кромер.
Теперь заволновался Баннерман.
— Ты имеешь в виду, что у тебя случился еще один провал в памяти?
— Еще один провал в… у меня уже был один, сэр?
— Два, — едва не застонал Баннерман. — Неудивительно, что ты думал, будто с курицей все в порядке.
Горящий кончик сигары Баннермана описал дугу в темноте.
— Все ты вспомнишь, Кромер, — сказал он. Посмотри в кристалл. Сконцентрируйся.
Кромер повиновался, его сердце как будто билось прямо о ребра.
В зареве, над двумя неподвижными работниками лаборатории, медленно появилась высокая истощенная фигура. Сначала обрела форму голова, затем костлявые плечи, и, наконец, возник весь силуэт, окутанный ореолом; кроваво–красное свечение от этой фигуры исчезало в глубинах сферы.
Неведомый силуэт, казалось, принадлежал тому, кого нельзя называть. На теле почти не было плоти, и зубы казались острыми, словно у хищного зверя; они как будто были направлены прямо на Кромера — неведомая тварь хотела вытащить его мозг из головы и обглодать все тело до костей.
— Кромер, это ты, — сказал Баннерман. — Ты видишь свой истинный облик.
Кромер не мог вздохнуть.
— Кромер, ты не станешь утверждать, что я не борюсь за своих подопечных. Я создал для тебя плотскую оболочку, которая может ходить по земле, и нашел тебе работу, прямо на твоей улице. Я думал, конечно, что ты сможешь послужить мне. Тебе нужно быть хорошим работником, хотя ты можешь быть и плохим работником, Кромер. Тебе надо завоевать доверие работодателя. Кромер, ты не справился с делом. Ты забыл, что сомнительная птица будет для тебя неплохой — а точнее, просто вкусной. Почему ты забыл, Кромер? Потому, что ты хотел убежать от самого себя?
Дьявольская улыбка появилась на лице Баннермана.
— Теперь ты знаешь, что ты такое, Кромер. Ты все еще хочешь сбежать?
— Хочу, хочу, рыдал Кромер, — Я всегда хотел убежать. Я не мог этого выдержать.
— Понятно. Компенсационная амнезия. Кромер, ты можешь посмотреть правде в глаза. Что ты такое?
— О Боже, я…
Баннерман побледнел.
Никогда… следи за языком, Кромер.
— Я лучше умру, чем буду тем, что я есть, — задыхался Кромер.
— Прекрати, Кромер, — укорял его Баннерман. Возьми себя в руки. Будь мужчиной. Прими это, и я посмотрю, что можно сделать, чтобы найти тебе другую работу.
Пока он говорил, Баннерман снял шляпу, приоткрыв сверкающую лысину, посреди которой торчали два коротких рога.
Кромер упал на колени, в отчаянии царапая грудь.
— Что же? — спросил Люцифер. — Что ты такое, Кромер?
Голос Кромера звучал словно из могилы.
— Я вурдалак, — ответил он.
Конусы
Меркурий — это планета, ближайшая к Солнцу, и, вследствие этого, сажая опасная из всех. Будет ли она исследована примерно в то же время, что и Юпитер, вероятно, зависит от скорости, с которой земная наука сможет изобрести жаропрочные космические корабли; ведь рядом с Солнцем радиация будет почти невыносимой.
На обращенной к Солнцу планете мы встречаем нашу первую форму жизни из чистой энергии, те существа, которые, во всей видимости, навсегда останутся чужды землянам. Такая форма жизни — единственный вид, который может существовать в мире, где разницы температур громадны и где электрические феномены отличаются чрезвычайной мощностью. Так как это единственный существующий вид — возможно! В любом случае, нет сомнений, что его портрет, приведенный здесь, невыносимо ярок — и логичен.