*
Они никогда не видели таких небес. Одна блестящая картина за другой, чудо за чудом на небесном своде. Земля — самая яркая из ярких звезд; Венера — маленькая, бледно–зеленая луна, повисшая в бездонных глубинах неба, Марс — крошечная красноватая точка. И все звезды галактики сияют яркими завитками и углами едва знакомых созвездий.
На Меркурии царила ночь — холодная ночь в маленьком мире нечастых ночей и дней. На дальней стороне тонкой поверхности ближайшего соседа Солнца чередовались сорокачетырехдневные интервалы солнечного вета и тьмы, которые Гиббс, Крейлей и другие члены Первой Исследовательской Экспедиции Меркурия узнали и полюбили на своей родной планете. Маленькое небесное тело оборачивалось вокруг своей оси лишь раз за восемьдесят восемь дней путешествия вокруг Солнца–чередующиеся полосы света, и тьмы проносились над тонкой металлической поверхностью планеты.
Там, где лицо Меркурия навечно отвратилось от Солнца, температура находилась в пределах нескольких градусов от абсолютного нуля; кислород там превращался в прекрасный белый снег. На светлой стороне, которую беспрерывно заливали солнечные лучи, жар отравлял и разрушал поверхность, и ни одна чуждая форма жизни не могла там долго просуществовать — неважно, как тщательно ее защищали люди. Но на узкой полосе, где свет и тьма чередовались, климатические и температурные условия были менее экстремальными, и там могла существовать защищенная человеческая жизнь, но только на протяжении короткого периода. Заключенный в гибкий металлический скафандр, увенчанный неподвижным шлемом, с пятидесятифунтовым грузом на бедрах и кислородными баллонами на плечах, человек мог там выжить — и исследовать новый мир.
Гиббс Крейлей, ученый–исследователь, возглавлял первую экспедицию с Земли на поверхность Меркурия. Это было настоящее вторжение, за которым стояли несгибаемая воля и дерзость человека, посвятившего всю жизнь этому моменту. Крейлей был представителем маленького племени нищих ученых — исследователей, фанатиков, которые не ведали осторожности. И он шел вперед с тех самых пор, как маленькая группа высадилась на поверхность незнакомой планеты.
Рядом с ним находилась его жена Хелен. Для нее дисциплина, ограничения и награды научного исследования были привычными; она великолепно дополняла своего волевого мужа, поддерживая его почти невероятное увлечение обращенной к Солнцу планетой.
Уильяма Ситона, находившегося совсем рядом с четой Крейлей, раздражали чудеса природы; он предпочитал холодную точность инструментов, созданных людьми, образцы красоты, которую мог понять только инженер. Следом за ним шли Фредерик Паркерсон, биолог средних лет, и Ральф Уилкус, высокий, нескладный молодой человек, который преуспел в искусстве астронавигации и кулинарии. Эти двое, ставшие близкими друзьями, были одинаково увлечены очарованием и трудностями исследования; они жили ради того странного и нового, что мог принести следующий миг.
За ними следовали Том Грейсон, металлург, и юный Алан Уилсон, представитель Национального Биологического Института, по существу, лишенный воображения человек, чьи мысли целиком занимали проблемы передвижения и личной безопасности на этой невероятной планете. Они завершали список экипажа.
Исследователи отправились в самую длинную экспедицию со времени высадки на Меркурий. Они надеялись дойти до предгорий высоких, скалистых пиков, угловатые формы которых вздымались над удивительно близким горизонтом. За ними неясно вырисовывался огромный, дынеобразный корпус их космического корабля из кобальта и стекла, покрытый пятнами света, отраженного Венерой. Корабль находился где–то в миле от них, но его хвост уже скрыла искривленная поверхность планеты.
Крейлей прокладывал путь медленно, вдумчиво, осторожно. Ориентируясь лишь на свет импульсной лампы, он медленно шел вперед, шаг за шагом, аккуратно сверяясь с показаниями электро–динамометра. Сама поверхность, по которой шагала группа, была предательски таинственна, в частности, они знали, что ее неравномерно покрывают шоковые точки, в которых сосредоточено чрезвычайно высокое напряжение. Один неверный шаг — и человек в скафандре заживо сгорит.
Эти шоковые точки были обнаружены несколькими днями ранее («днями» считались земные двадцать четыре часа, а не меркурианские), когда собака Крейлея наткнулась на одну из них. Ее тело превратилось в угли под сверкающим ночным небом Меркурия. Крейлей снабдил собаку миниатюрным скафандром для животных, дополненным кислородным баллоном, нагревательными элементами и грузом, и она убежала чуть вперед, натянув поводок, как делают все собаки, когда хотят погулять. Теперь Скотти стал мучеником от науки.
После этого исследователи тщательно изучили электромагнитные свойства коры, протестировав ее, пока все странные и угрожающие феномены не стали для всех очевидными. Из–за сильных помех, создаваемых точками, им приходилось передвигаться в тишине, так как использование радиосвязи стало, очевидно, невозможным.
*
Маленькая группа медленно продвигалась по слегка светящейся поверхности Меркурия. Людей окутывала инопланетная атмосфера, зараженная тяжелыми газами и ионизированная космическими лучами. Их кислородные баллоны оставались единственной защитой против разъедающих ужасов марсианского воздуха.
Гиббс Крейлей, думая об этом и о длительном путешествии, которое они надеялись осуществить, снизил потребление кислорода из баллона, и знаком приказал остальным членам экипажа сделать то же. Он знал, что когда поток кислорода ослабеет, им всем станет трудно дышать, но кислород здесь был ценнее, чем вода в земной пустыне, и они не могли себе позволить растрачивать его.
Мгновение спустя Крейлей с некоторым беспокойством заметил, что из всей группы только его жена не последовала указаниям. Он посмотрел на нее и указал на кислородный баллон. Она никак не отреагировала; поэтому, остановившись, он поднял свои динамометр и постучал штативом по ее баллону.
За толстым защитным стеклом шлема Крейлей увидел глаза Хелены, на миг расширившиеся от досады. Он знал, что она убеждена: в баллоне достаточно кислорода, чтобы проделать путь туда и обратно; они обсудили это до начала экспедиции. Очевидно, она не собиралась трогать вентиль; и, видимо, хотела упрекнуть мужа, постучав по его баллону в ответ.
В любом случае, она действительно подняла свой динамометр от земли и направила его в сторону Крейлея. Но когда металлическая палка поднялась вверх, а потом в его сторону — ученый внезапно застыл. Его электродинамометр зафиксировал невероятной силы заряд на пылающей земле прямо перед ним. И когда датчик Хелен коснулся его плеча, Крейлей бросился в сторону, обхватил колени жены и рывком оттащил ее в безопасное место.
К несчастью, юный Грейсон позволил себе отвлечься, заинтересовавшись странными действиями командира. На мгновение отведя в сторону детектор, он шагнул прямо в точку напряжения, оглянувшись через плечо на странное зрелище, которое представлял собой Крейлей.
На долю секунды Грейсон застыл в ярком круге света, который отбрасывал электрический фонарь. А потом виднелась только верхняя часть его тела — в слабом свете Венеры можно было различить судорожные взмахи рук. От вспышки пламени померк свет звезд.
Как сухие листья в доменной печи, ноги Грейсона мгновенно обратились в инертный пепел. Затем верхняя часть тела юноши рухнула в сторону Ситона. Потрясенный инженер на мгновение окаменел. Он просто стоял, вытянув свой детектор, как будто один лишь прибор, изготовленный человеком, мог дать ему защиту, когда все остальное не оказалось бесполезными.
За ним остальные члены группы в ужасе вышли вперед. Сквозь защитные очки они видели отвратительное зрелище безногого тела, взорванный скафандр, отлетевший вправо, на сверкающее красное поле, свет от рыжеватых волос гальванически распространялся. Тело крутилось быстрее и быстрее — и затем пламя милосердно охватило его.
Крейлей усадил Хелен и положил руку ей на плечо, чтобы успокоить. Она застыла, покачиваясь, опустив взгляд, пытаясь осознать случившееся. Затем она собралась с силами и заняла место рядом с мужем. Они не пытались заговорить. Можно было обмениваться знаками, но никто не стал. Группа двинулась почти мгновенно, чтобы избежать паники — так летчики немедленно взлетают после крушения одного из самолетов. Случившееся было человеческой ошибкой, и они не могли себе позволить из–за этого останавливаться. Они, не торопясь, возобновили свое путешествие в темноту меркурианской ночи.
*
Примерно полчаса спустя Крейлей снова остановился, пристально вглядываясь вперед сквозь толстые стекла защитных очков. На освещенном фонариком круге почвы что–то шевелилось. Хелен увидела это и подняла правую руку, предостерегая мужчин, шедших позади.
Только Ральф Уилкус, возможно, не заметил сигнала и двинулся в зону подозрительной активности. Он не забился в конвульсиях и не сгорел заживо, а просто прошел дальше, отыскивая дорогу на безликой равнине и сверяясь с показаниями датчика.
Очевидно, это был не новый тип шоковых точек; но следовало изучить неизвестное явление. Все прочие исследователи не проявили такого безрассудства, как Уилкус, они сомневались и неохотно двигались вперед, осторожно обводя динамометрами зону подозрительной активности. Ничего не происходило — только шевелилась поверхность песка, как будто от слабого ветерка.
Крейлей знал, что это не ветер. Ветряная антенна на шлеме Хелен даже не вибрировала. Он приподнял руки и фонариком подал сигнал остальным.
— Здесь что–то неизвестное, — показал он жестами. — Отойдите.
Они рассредоточились, стараясь определить размер странной воронки. В нескольких ярдах впереди Уилкус, обернувшийся спиной к ним, продолжал идти вперед, его динамометр покачивался в луче фонарика.
Никто так и не узнал, то ли Уилкус не заметил сигнала Крейлея, то ли проигнорировал его: внезапно, почти мгновенно, слепящий фиолетовый свет вспыхнул в темноте над ним и справа от него; казалось, луч вытянулся и коснулся человека. Ужасно задрожав, Уилкус согнулся и прижал руки к животу. Его фонарик и датчик упали на землю.