— Ты говоришь, Нед? Бедный паренек! Помогите мне — если я найду крысу, которая это сделала, я зажарю ее на медленном огне!
Он поднялся, кое–как добрался до шкафчика с оборудованием и вытащил пробковую каску и пару шорт. Он быстро оделся, постоянно ругаясь, и вышел за дверь на яркий рассвет, как будто хотел обрушить оба кулака на первого же подозрительного парня, который появится у него на пути.
Мы не можем допустить, чтобы следы затоптали, — бормотал он. — Здесь полно тупых мерзавцев, которые ничего не знают о сохранении улик. Эти следы могут оказаться единственной зацепкой.
— Только мы трое будем этим заниматься, Билл, сказал я. — Когда ты решишь, что делать, мы разбудим остальных.
Билл кивнул.
— Держать все в секрете — очень плохо. Мы приме сем его сюда. Когда мы расскажем новости, и хочу, что бы тела не было видно,
Гарри, Билл и я совершили еще одну прогулку под солнцем. Я посмотрел на Гарри, и зеленоватый цвет его лица потряс меня. Он тяжело это переживает, подумал я. Если бы я не знал его так хорошо, то бы мог придти к неприятному выводу. Но я просто не мог представить, чтобы Гарри поссорился с Недом из–за Молли.
Как я мог такое подумать? Я поднял руку и посмотрел на нее. Она не тряслась. Нервы крепки, разум чист. Никого удовольствия в охране порядка — передаю эту ношу Биллу. Но предстояла отвратительная работа, и я смело встречал ее, по крайней мере, я так думал.
Когда–нибудь пытался поднять труп? Труп незнакомца поднять легче, чем труп человека, которого ты знал и любил. Мы с Гарри поднимали его вместе. Дли двоих вес мертвого тела не казался слишком большим сначала. Но вскоре труп стал ужасно тяжелым, наши руки тащили его как какое–то сырое бревно, извлеченное из темных вод канала.
Мы принесли тело в лачугу и опустили на пол. Голова откинулась назад, и глаза выпучились. Смерть всегда постыдна. Она лишает человека сдержанности и превращает достойного человека в посмешище, напоминая о жестокости судьбы и тщетности противостоянии ей.
Мгновение мы стояли, глядя на то, что осталось от Неда. Я взглянул на Билла.
Сколько мужчин в лагере носят двенадцатый размер обуви?
Скоро мы это выясним.
Все это время мы не упоминали Ларсена. Ни слова о Ларсене, никто не сказал ни слова. Жульничество, да. Обман и коварное предательство, и порочность, и злость. Драки у костров посреди ночи, избитые лица и сломанные запястья, и проклятья, которые никогда не прекращались. Во всем этом мы могли винить Ларсена. Но безобидный паренек, лежащий мертвым у скважины в растекающейся луже крови — это злодеяние внезапно остановило нас в нашей легенде… А еще остались следы.
В человеческом разуме есть что–то, отвергающее слишком явную ложь. Как бы прекрасно было сказать: «Ларсен снова приходил этой ночью. Он нашел паренька, который никогда никого не трогал, стоящего у скважины в лунном свете. Просто ради удовольствия он решил убить паренька прямо там, в тот же миг». Просто добавить легенде блеска, просто пустить по лагерю волнующие слухи…
Нет, это была бы такая ложь, в которую не поверил бы ни один нормальный человек.
Затем случилось что–то, что заставило нас нервничать.
Самый тревожный звук, который можно услышать на Марсе — это шепот. Обычно он начинается как едва слышное бормотание и усиливается с каждым порывом ветра. Но сейчас он начался с высокой ноты, нарастал и не прекращался.
Это был шепот вымирающей расы. Марсиане так же неуловимы, как эльфы, и вся безжалостная логика науки не сумела вытащить их на солнечный свет, и поставить перед людьми во всей непреклонной заносчивости существ, равных человеческой расе.
Этот провал был трагедией. Если превосходство человека кто–то оспорит, то пусть перед нами встанет существо из плоти и крови, двуногое с большими мозгами, которое должно убивать, чтобы выжить. Лучше это, чем призрачное мерцание в глубоких сумерках, шепот, взмахи, и протяжные вздохи, пророчащие смерть.
О, марсиане были совершенно реальными. Порхающая летучая мышь–вампир реальна, как и жалящий скат в глубинах голубой лагуны. Но кто мог показать на марсианина и сказать: «Я ясно видел тебя в ярком дневном свете. Я заглядывал в твои совиные глаза и следил, как ты порхал над песком на своих тонких ножках стебельках. Я знаю, в тебе нет ничего загадочного. Ты как водное насекомое, скользящее по поверхности пруда на знакомой поляне на Земле. Ты быстр и осторожен, но не так быстр, чтобы скрыться от человека. Ты всего лишь занятное насекомое».
Кто мог такое сказать, когда глубоко под песком скрывались руины, доказывающие ложность подобных представлений. Сначала руины, а потом и сами марсиане, всегда неуловимые, как гномы, как гоблины, исчезающие в сгущающихся сумерках.
Ты археолог, и ты на Марсе с первой группой юнцов, которые высыпали из космического корабля с романтичным блеском в глазах. Ты видишь, как эти юнцы роют скважины и потеют в пустыне. Ты видишь, как растут сборные корпуса домов, носятся машины, строятся кемпинги, начинаются полуночные потасовки и драки. Ты видишь в пустыне город, правоохранительные комитеты, лагерь последователей реформ.
Ты здравомыслящий ученый, поэтому ты начинаешь копаться в руинах. Ты находишь старинные цилиндры, катушки г фильмами и научные инструменты такой сложности, что у тебя кружится голова.
Ты задаешься вопросом о марсианах — как они выглядели, когда были молодой и гордой расой. Если ты археолог, ты задаешься таким вопросом. Но Билл и я все еще оставались юнцами. О, конечно, нам уже минуло тридцать, но кто мог так подумать? Билл выглядел на двадцать семь, а у меня не было седины в волосах.
3
Билл кивнул Гарри:
__ Тебе лучше остаться здесь. Мы с Томом зададим несколько серьезных вопросов, и наш первый шаг будет зависеть от того, какие ответы мы получим. Не позволяй никому рыскать у этой лачуги. Если кто–нибудь сунет сюда голову и станет буянить, предупреди его один раз, а затем убей.
Он протянул Гарри оружие.
Гарри угрюмо кивнул и уселся на пол рядом с Недом. В первый раз со дня нашего знакомства Гарри выглядел вполне уверенным.
Когда мы вышли из лачуги, шепот стал таким громким, что весь лагерь поднялся по тревоге. Нам не пришлось обходить лачугу за лачугой, наблюдая, как удивление и шок появляются в глазах людей.
Дюжина или больше мужчин стояли между лачугой Билла и скважиной. Они хмуро смотрели на рассвет, как будто видели на небесах кровь, которая проливалась на песок и образовывала зловещую лужу у их ног. Похожая на мираж лужа отражала их собственные скрытые предчувствия, отражала сжатые кулаки и напряженные плечи мужчин, слишком мстительных, чтобы знать значение слова «сдержанность».
Джим Кенни стоял один в стороне, примерно в сорока футах от скважины, и пялился прямо на нас. Его рубашка была расстегнута у ворота, открывая часть волосатой груди, большие руки глубоко засунуты за пояс. Он был шести футов ростом, очень мощный, и с большими ногами.
Я легонько толкнул руку Билла.
— Что думаешь? — спросил я.
Кенни казался самым вероятным подозреваемым. Молли привлекла его внимание с самого начала, и он, не теряя времени, преследовал ее. Парень вроде Кенни счел бы поражение от мужчины из собственного племени ужасным унижением. Но просто представь, что поражение Кенни нанес паренек наподобие Неда. Это бы разъярило его и закрыло его глаза красной пеленой ненависти.
Билл медленно ответил на мой вопрос, не отводя глаз от подстриженной головы Кенни.
— Думаю, нам надо взглянуть на его обувь, — сказал он.
Мы медленно пошли, стараясь не тревожить остальных, притворяясь, что отправились на прогулку перед завтраком.
В этот момент Молли вышла из своей лачуги. Мгновение она стояла, моргая от яркого света рассвета, ее распущенные волосы падали мягкой темной массой на плечи, с ее глаз еще не спала пелена сна. На ней были тапочки цвета ржавчины и подчеркивающий ее фигуру желтый халат, затянутый поясом на талии.
Молли была не то чтобы красивой. Но в ней было что–то волнующее, и легко понять, что такой парень, как Кенни, просто не смог перед ней устоять.
Билл бросил взгляд на Кенни, пожал плечами и посмотрел прямо на Молли. Он повернулся ко мне, он почти прошептал:
— Ей надо сказать, Том. Ты сделаешь это. Ты ей очень нравишься.
Я сам об этом думал — насколько я ей нравлюсь. Трудно определить наверняка…
Билл заметил мое замешательство и нахмурился.
— Ты можешь проверить, не скрывает ли она чего. Ее реакция может дать нам подсказку.
Молли выглядела пораженной, когда увидела, что я подхожу к ней без маски, которую обычно носил, когда плясал вокруг нее, смеялся, гладил ее волосы, и говорил, что она самое прелестное создание, которое можно себе представить, и что она станет для кого–то — не для меня — хорошей женой.
Поэтому было так трудно ей все рассказать. Самое трудное случилось в конце — когда она посмотрела на меня без слез и обняла меня, как будто я стал для нее последней опорой на Земле.
На миг я почти забыл, что мы не на Земле. На Земле я мог бы утешить ее абсолютно нормальным способом. Но на Марсе, когда женщина падает в твои объятья, твои эмоции могут исчезнуть за считанные секунды.
— Осторожно, — прошептал я, — Мы просто друзья, помнишь?
— Я бы хотела забыть, Том, — ответила она.
— Ты в шоке, — шептал я, — Ты по–настоящему любила того паренька — больше, чем ты думаешь. Довольно естественно, что ты испытываешь ко мне определенные чувства. Я случайно здесь оказался — и ты поцеловала меня.
— Нет, Том. Все совсем не так…
Я мог бы позволить себе зайти немного дальше, если бы Кенни нас не видел. Сначала он стоял очень спокойно, наблюдая за Молли. Потом его глаза сузились, и он медленно пошел к нам, его руки все еще лежали на ремне.
Я быстро взглянул на Молли и увидел, что черты ее лица ожесточились. В ее глазах появилось темное подозрение. Билл тоже смотрел на Кенни, ожидая, когда тот что–то предпримет. Он шагал в одном ритме с Кенни, Двигаясь в том же направлении с другой стороны — в то место, где, по его расчетам, они должны были как бы случайно встретиться, прямо напротив нас.