Внезапно прогремели выстрелы его пистолетов. На мгновение воздух между его руками и маньяком превратился в трескающуюся огненную стену. Тварь немного покачнулась, но не упала. Она пошла прямо на Андерса, расставив руки широко в стороны.
Существо схватило Андерса за талию, подняло его, и ударило тело о песок. Меня затошнило, когда я это увидел. Безумец колотил голову Андерса о землю снова и снова. Затем внезапно огромные руки разжались, и Андерс безвольно осел на землю.
Мгновение безумец медленно качался вперед–назад, как окровавленная марионетка на ниточке. Затем он пошел вперед устрашающей шаркающей походкой, его голова опустилась, казалось, темная бесформенная тень удлинялась перед ним на песке, словно языки пламени.
И тут тишину снова нарушили выстрелы. Ненависть, которая была направлена на меня, обратилась на монстра, и обрела форму тесного смертоносного круга — он попал под перекрестный огонь, отбросивший его на песок.
Он подпрыгнул и бросился прямо к скважине. То, что случилось дальше, казалось словно ожившей сценой из ужасного сна. Безумец тащился мимо скважины, воздух за его спиной обратился в стену огня. Стрельба не прекращалась. Теперь мужчины спокойно стояли рядом, они стреляли решительно и мрачно; их рефлексы были сильнее страха.
Безумец тяжело прошел мимо меня и забрался на дюну, держа плечи прямо. Тьма сгущалась над ним, он перешагнул дюну и пропал из виду.
Я повернулся и направился к лагерю. Преследователи миновали скважину и направились ко мне. Но никто не обратил на меня ни малейшего внимания. Двенадцать мужчин прошли мимо меня, шагая в три ряда. Билл шел за ними, его взгляд был каменным. Билл дотронулся до меня, когда проходил мимо, и с улыбкой коснулся моего плеча.
— Теперь мы знаем, кто убил Неда, — прошептал он. — Мы знаем, друг. Успокойся, отдохни.
Моя голова пульсировала, но я видел большие следы, рядом с которыми стоял — следы убийцы, которого выдала ненасытная тяга к убийству.
Я увидел, как мимо прошел Кенни, одаривший меня презрительной улыбкой. Он сделал все возможное, чтобы уничтожить меня, но во мне больше не осталось ненависти.
Я медленно сделал шаг вперед — и упал вперед, лицом вниз…
Я очнулся, голова моя лежала на коленях Молли. Она смотрела сверху вниз на мое лицо, забавно всхлипывая и гладя пальцами мои волосы.
Она как будто испугалась, увидев, что я проснулся. Она быстро заморгала и начала искать носовой платок.
— Должно быть, я отключился, — сказал я, — Довольно сложно держаться на ногах, когда тебя линчуют. И то, что я увидел позже, было не совсем приятным.
— Дорогой, — прошептала она. — Не двигайся и ничего не говори. С тобой все будет в порядке.
— Еще как будет! — ответил я. — Я и сейчас чувствую себя превосходно.
Моя рука скользнула по ее плечу, я наклонял ее голову, пока ее дыхание не начало согревать мое лицо. Я целовал ее волосы, губы, глаза — наверное, я на минуту обезумел.
Я понял, что ее глаза сияют, она тихо смеется и одновременно плачет.
— Ты передумал, — сказала она. — Теперь ты мне веришь, да?
— Ничего не говори, — ответил я. — Не говори ни слова. Я просто хочу смотреть на тебя.
— Это ты был с самого начала, — произнесла она. — Не Нед — и никто другой.
— Я был слепым глупцом, — сказал я.
— Ты никогда не смотрел на меня.
— Одного взгляда было достаточно, — прошептал я.
— Но когда я заметил, что происходит между тобой и Недом…
— Я никогда его не любила. То было просто…
— Не бери в голову, не говори об этом, — сказал я. — С этим покончено.
Я замолчал, вспоминая. Ее глаза расширялись от испуга, и я видел, что она тоже вспоминает.
— Что случилось? — спросил я. — Они поймали эту злобную крысу?
Она откинула назад волосы; внезапно в лучах солнечного света черты ее лица стали резкими.
— Он упал в канал. Пули свалили его, и он рухнул вниз.
Ее рука сжала мое запястье.
— Билл рассказал мне. Он пытался плыть, но течение утянуло его вниз. Он пошел на дно и не выплыл.
— Я рад, сказал я. Кто–нибудь в лагере видел его раньше?
Молли покачала головой.
— Билл сказал, что это бродяга — опасный маньяк, которой, должно быть, сошел с ума из–за солнца.
— Понятно, — сказал я.
Я вытянулся и снова заключил ее в объятья, и мы несколько секунд мы лежали на песке.
— Забавно, — сказал я спустя некоторое время.
— Что?
— Ты знаешь, что говорят о шепоте. Иногда, когда слушаешь сосредоточенно, кажется, слышишь слова у себя в голове. Как будто у марсиан есть телепатическая сила.
— Возможно, и есть, — сказала она.
Я искоса взглянул на нее.
— Помнишь, — сказал я, — На Марсе были города, когда наши предки были волосатыми обезьянами. Марсианская цивилизация была процветающей и великой за пятьдесят миллионов лет до того, как выросли пирамиды — памятник человеческой сплоченности и достоинству. Дурной памятник, построенный рабами. Но, в конце концов, это было начало.
— Сейчас ты говоришь как поэт, Том, сказала она.
— Возможно. Должно быть, у марсиан были их собственные пирамиды. И в эпоху пирамид, наверное, у них были свои Ларсены, которые брали на себя всю вину. Им кажется, что мы все еще живем в эпоху пирамид.
Предположим…
— Предположим что?
— Предположим, они хотели предупредить нас, преподать нам урок, который мы не сможем забыть. Как мы с определенностью можем сказать, что вымершая раса не может использовать определенные технологии, которые нам не доступны.
— Боюсь, я не понимаю, — удивленно сказала она.
— Когда–нибудь, — ответил я, — наша наука возьмет крошечный фрагмент человеческой ткани с тела мертвого человека, положит его в инкубатор — и появится новый человек из крошечного клочка плоти. Человек, который сможет снова ходить, жить, дышать, снова любить и снова умереть после полного жизненного цикла. Возможно, марсианская наука когда–то была столь велика. И марсиане могут до сих пор сохранить остатки подобных техник. Возможно, в наших человеческих мозгах, в наших похороненных воспоминаниях и желаниях они смогли отыскать ключ и воскресить к ужасной жизни нечто чудовищное и кошмарное…
Внезапно ее рука похолодела.
— Том, ты же на самом деле не думаешь…
— Нет, ответил я, — Это чепуха, конечно. Забудь.
Я не сказал ей, что шепот у меня в голове, казалось, не смолкал:
— Мы дали вам Ларсена! Вы хотели Ларсена, и мы сотворили его для вас! Его плоть и его разум — его жестокую силу и злобное сердце! Он идет, он здесь! Ларсен, Ларсен, Ларсен!
Дважды умерший
В Смерти, как и в Жизни, Хэзлитт был бесполезным, бесхребетным и слабым. Затем появилась одна славная возможность. Когда Хэзлитт увидел незнакомца за своим столом, его эмоции были явно отрицательными.
«Апчер мог бы уведомить меня, — думал он — Он бы не был таким своевольным несколько месяцев назад!»
Он яростно осмотрел кабинет. Казалось, никто не замечает его присутствия. Человек, который сидел за его столом, диктовал письмо, и стенографистка даже не поднимала глаз.
— Это отвратительно! — сказал Хэзлитт довольно громко, чтобы захватчик услышал его; но тот продолжал диктовать письмо:
— Премия по полису 6284 была так давно просрочена…
Хэзлитт яростно пересек кабинет, и вошел в комнату, полную света и шумных разговоров. Апчер, президент, проводил совещание, но Хэзлитт, игнорируя трех директоров, которые дымили толстыми сигарами, обратился прямо к мужчине во главе стола.
— Я работал на вас двадцать лет, — яростно прокричал он. — И не надо думать, что сейчас вы можете меня прогнуть. Я помогал создавать эту компанию. Если понадобится, я предприму законные действия…
Мистер Апчер был тучным и суровым. Его узкий череп и маленькие глазки под густыми бровями выдавали в нем человека очень примитивного типа. Он замолчал и уставился прямо на Хэзлитта. Его взгляд был холодно равнодушным — твердым, отдаленным. Его спокойствие оказалось таким неожиданным, что напугало Хэзлитта. Директора как будто недоумевали. Двое из них прекратили курить, а третий водил рукой по лбу.
«Я напугал их, — подумал Хэзлитт. Они знают, что старик всем обязан мне. Я не должен выглядеть слишком покорным».
— Вы не можете избавиться от меня таким способом, — продолжил он догматически, — Я никогда не жаловался на ту мизерную зарплату, которую вы мне платили, но вы не можете выбросить меня на улицу без объяснений.
Президент слегка порозовел.
— Наше дело очень важно… — начал он.
Хэзлитт прервал его взмахом руки.
— Мое дело — единственная вещь, которая сейчас важна… Я хочу, чтобы вы знали, что я не буду терпеть ваши безжалостные действия. Когда человек был рабом в течение двадцати лет, как я, он заслуживает некоторого внимания. Я просто прошу о справедливости. Ради Бога, почему вы ничего не говорите? Вы хотите, чтобы я сделал то, о чем говорю?
Мистер Апчер вытер рукавом пиджака маленькие бусинки пота, которые собрались у воротника. Его взгляд оставался спокойным и безразличным, а когда Хэзлитт накричал на него, он облизнул губы и начал:
— Наше дело очень важно…
Хэзлитт задрожал, второй раз услышав это елейное замечание. Он обнаружил, что пытается сдержаться, но его ярость продолжала усиливаться. Он угрожающе придвинулся к сидевшему во главе стола и взглянул в бесстрастные глаза своего бывшего работодателя. Наконец он завопил:
— Ты проклятый негодяй!
Один из директоров кашлянул. Слабая ухмылка появилась на флегматичном лице Апчера.
— Наше дело, как я уже говорил…
Хэзлитт поднял кулак и ударил президента «Компании Ричбанк по страхованию жизни» прямо в челюсть.
Это было невыносимо нелепо, но Хэзлитт больше не мог ограничиваться словесными убеждениями. Он решил, что необходимо по меньшей мере применить силу.
Ухмылка исчезла с лица мистера Апчера.
Он поднял правую руку и быстро провел ею по подбородку. Вспышка гнева на мгновение появилась в его маленьких, глубоко посаженных глазках.