На самом деле ничего не испарилось и не исчезло, но у меня было чувство, что я нахожусь в двух местах одновременно — подвешен в какой–то обширной бездне, больше, чем вселенная, и одновременно остаюсь на пляже у обломков, рядом с Хелен Ратборн, Джоном и Сьюзен, и все они тревожно на меня смотрят.
Они смотрели на меня с беспокойством, потому что я двигался, похоже, как–то странно, почти неестественно, как не двигаются люди. Как какой–то бездумный автомат, возможно, как робот, который не может сохранить равновесие, потому что его синтетические мозги взорвались, и он может только шататься в тисках безумия, которое заставляет его упасть.
Затем мое восприятие немного восстановилось; я присмотрелся и обнаружил, что изменения не коснулись, по крайней мере, моего физического тела. Но я покачнулся и зашагал прямо к линии прибоя.
Я подходил к ней ближе и ближе, и внезапно я оказался не один. Джон поднялся на ноги, и дети последовали за мной. Их мать шагала за ними, обезумевшая от беспокойства, но не способная нагнать их, потому что они бежали очень быстро, чтобы догнать меня, прежде чем я зайду в волны, которые пенились в нескольких футах от берега.
В миг, когда они добежали до меня, моя рука протянулась к Сьюзен, и ее маленькие дрожащие пальчики сплелись с моими. Я не мог протянуть Джону вторую руку, но ему не нужна была поддержка. Он вновь стал сильным и самостоятельным и очень быстро зашагал ко мне. Вода кружилась вокруг моих щиколоток, и Сьюзан слегка споткнулась, потому что вода доходила ей до коленей; и тут я произнес слова, которые возникли не у меня в голове, голосом, который я сам не узнал:
— Те, кто в глубине, ждут своих последователей, и мы не потерпим неудачи, присутствуя при Великом Пробуждении. Написано, что все должны восстать и объединиться. Мы, носившие их печать и узревшие ее. Со всех концов земли доносятся призывы и вызовы, и мы не должны медлить. В бездне Р’лье пробуждается Великий Ктулху. Шуб–Ниггурат! Йог–Сотот! Йа! Козел с Тысячью Младых!
* * *
— Теперь он будет в порядке, — говорил молодой доктор. — Уверен, с ним все будет в порядке. Ваш сын заслуживает похвалы, так как с трудом выхватил пропавший амулет из его руки как раз тогда, когда он собирался уйти под воду, подхватив вашу дочь.
Я четко слышал голоса, хотя моя голова все еще кружилась. Хрустящие белые больничные простыни были так сильно накрахмалены, что врезались мне в горло, когда я попытался поднять голову. Поэтому я прекратил попытки, и вместо этого продолжал слушать.
— Странно, — произнес голос, который я бы узнал,
даже если бы от меня ничего не осталось, кроме пустой оболочки. — Как быстро дети привязались к этому незнакомцу. Сьюзен рисковала жизнью, чтобы спасти его, как и мой сын. Когда он забрал ту отвратительную вещь из руки моего сына, я думала, что упаду в обморок. Не могу сказать вам, как это было тяжело.
— Он не знал о…
— Как он там оказался? Очевидно, нет. Он прибыл в гостиницу только сегодня утром. С тех пор, как случилась трагедия, прошло две недели, все перестали о ней говорить. Такая ужасная вещь — и меня это совсем не удивило.
— Мужчина был участником эзотерического культа, как я понимаю. Полусумасшедший, неотесанный мужик с бородой до пояса. Таких человек восемь или десять шатались здесь одно время, но теперь они все исчезли.
После того, что случилось, это не удивительно, как вы и сказали.
Я не могу об этом думать, особенно сейчас. Его тело расчленили и ужасно изрезали. Одна из его ног пропала. Его нашли именно в том месте, где мой сын взял амулет, должно быть, амулет принадлежал ему. Конечно, у всех есть готовое объяснение таких ужасов. Шериф Уилкокс полагает, что там, где разрушенный волнорез разделяет канал, достаточно глубоко — и там могут водиться акулы. И если он споткнулся и упал…
— Вы думаете, так и было?
— Вы можете думать так же или считать, что он намеренно бросился в воду. Вы знакомы с работами Г. Ф.Лавкрафта? Он в своем роде гений. Он жил в Провиденсе до самой смерти в 1937 году.
— Да, я читал несколько его историй.
— Те бородатые неотесанные участники культа, которых вы упомянули, должно быть, прочитали все. Возможно, именно поэтому они исчезли. Возможно, они совершили ошибку, приняв истории всерьез.
— Вы не можете верить в это.
— Я не совсем понимаю, во что я верю. Просто полагаю — Лавкрафт не вкладывал в свои рассказы все, о чем знал или подозревал. Это оставляло бы довольно широкое поле для будущих исследований.
— О да, — сказал доктор. — Именно это он утверждал до того, как я ввел ему вторую инъекцию секонала. Уверен, он почувствует себя по–другому, когда проснется.
— Надеюсь, он не забудет о героизме Сьюзен, похожем на настоящее самопожертвование. Любовь к абсолютному незнакомцу. Забавно, но вы знаете… я понимаю, почему Сьюзен чувствует это.
Именно это я и хотел услышать. Я закрыл глаза и начал тихо мурлыкать себе под нос, ожидая, когда начнется действие второй дозы секонала.
Но когда это случилось, лекарство уже как будто стало водой. Что–то похожее на сморщенное лицо выплыло из неизмеримого далека, и я вспомнил свои собственные слова: «Написано, что все должны восстать и объединиться… Мы, носившие печать и узревшие ее…»
ПриложениеК рассказу «Шалтай–Болтай свалился во сне»
* * *
Шалтай — Болтай сидел на стене,
Шалтай — Болтай свалился во сне
И вся королевская конница,
И вся королевская рать
Не могут Шалтая, не могут Болтая,
Не могут Шалтая — Болтая собрать.
* * *
Пять мешков пшеницы,
Золотой замок!
Двадцать две вороны
Запекли в пирог,
Запекли, разрезали,
Королю несут,
А вороны каркают -
Песенки поют.
А король в кладовке
Деньги стережет,
Ну а Королева
В спальне пиво пьет,
А ее служанка
Вышла на мороз,
Ей ворона сразу,
Откусила нос
* * *
Жил на свете человек,
Скрюченные ножки,
И гулял он целый век
По скрюченной дорожке,
А за скрюченной рекой,
В скрюченном домишке,
Жили летом и зимой
Скрюченные мышки,
И стояли у ворот
Скрюченные елки,
Там гуляли без забот
Скрюченные волки.
И была у них одна
Скрюченная кошка,
И мяукала она
На скрюченном окошке.
А за скрюченным мостом,
Скрюченная баба
По болоту босиком
Прыгала, как жаба.
И была в руках у ней,
Скрюченная палка,
И летела вслед за ней
Скрюченная галка.
* * *
Старушка Хаббард как–то раз
К буфету еле доплелась,
Чтоб взять собачью косточку,
Но за дверною досточкой
Осталась только пустота…
Где косточка собачья та?
* * *
Кто убил петушка Робина?
Я, — сказал Воробей,
Я со своими луком и стрелами,
Я убил петушка Робина.
Кто видел, как он умирал?
Я, — сказала Муха,
Своим маленьким глазом,
Я видела как он умирал.
Кто собрал его кровь?
Я, — сказала Рыба,
Я со своим маленьким блюдцем,
Я собрала его кровь.
Кто сделает саван?
Я, — сказал Жук,
Я со своими нитью и иглой,
Я сделаю саван.
Кто выкопает могилу?
Я, — сказала Сова,
С моими киркою и лопатой,
Я выкопаю ему могилу.
Кто понесет крышку гроба?
Мы, — сказали Крапивники,
Я, и жена моя, вдвоем,
Мы понесем крышку гроба.
Кто понесет гроб?
Я, — сказал Черный коршун,
Если не ночью,
Я понесу гроб.
Кто будет пастором?
Я, — сказал Грач,
Я со своей маленькой книгой,
Я буду пастором.
Кто будет петь псалмы?
Я, — сказал Дрозд.
Я сяду на куст
И буду петь псалмы.
Кто будет клерком?
Я, — сказал Жаворонок,
Если не будет темно,
Я стану клерком.
Кто будет скорбеть по нему?
Я, — ответила Голубка,
Я буду скорбеть по моей любви,
Я буду главной скорбящей.
Кто позаботится о факелах?
Я, — сказала Коноплянка,
Я разнесу их за минуту,
Я позабочусь о факелах.
Кто будет звонить в колокол?
Я, — сказал Бык,
Потому что я силен,
Я буду звонить в колокол.
Все птицы небесные
Упали со вздохами и всхлипываниями,
Когда услышали звон колокола
По бедному петушку Робину.
В тоже время жестокий Воробей,
Явившийся причиной их скорбей,
Был повешен на виселице,
Как вор на следующий же день.
А кто–нибудь видел его кверху брюхом?
«Я, краем глаза», — ответила Муха:
«И пусть земля ему будет пухом,
Я его видела кверху брюхом».
* * *
Качайся, мой мальчик
То вправо, то влево,
Отец твой — король.
А мать — королева,
Сестра твоя — леди
В мехах и в шелку,
А брат — барабанщик
В гвардейском полку.
Из «Рифм Матушки Гусыни» (пер. С. Маршака, И. Каховской). «История Петуха Робина» (пер. Н. Гасановой)