— Знаете, мой юный друг, оставаться в этой комнате, хоть мы в ней и пережили ночь перехода, не следует. Крыша над головой и стены, где можно укрыться от Лиственных бурь, великолепная приманка для некоторых. Да, наша комната в «Голодном Звере» помогла нам однажды, но второго раза нам не предоставят. И кажется, кое-кто уже приглядел ее себе.
— Кто? — не понял Джеймс.
— Не спрашивайте меня о нем, — сквозь зубы процедил сэр Норлингтон. — Я не знаю его. Он — Никто. Единственное, в чем я уверен, — это то, что нам с ним не ужиться…
Джеймс уже собирался что-то уточнить, когда услышал странный звук. Как будто по крыше волочили металлические крючья, постоянно цепляющиеся за выступы досок.
— Что это такое? — Молодой рыцарь поднял взгляд к потолку.
— А! — равнодушно махнул рукой сэр Норлингтон. — Всего лишь мухи — не обращайте на них внимания. Но давайте все же собираться. Поверьте, оставаться здесь нельзя ни при каких обстоятельствах. Уж лучше попытать удачи снаружи. Ведь остаться здесь будет как залезть после кораблекрушения в проплывающий мимо сундук. С первого взгляда, это лучше, чем просто плыть по течению, но если рядом рифы, а шторм погонит тебя в этом сундуке на них, ты разобьешься в любом случае.
— И что вы предлагаете? Выбраться из сундука, чтобы собственными костями встретить рифы?
— Да, но при этом набрать дыхания и нырнуть на глубину, где нет шторма.
— Ну, раз вы считаете, что труп утопленника симпатичнее изломанного трупа разбившегося о камни, то…
Старик кивнул и склонился над своим мешком.
— Да. И наденьте ваши доспехи, — сказал он. — Будет нелишним.
Пока Джеймс сперва доставал из походного мешка латы, а после долго звенел и гремел ими, самостоятельно облачаясь, старик занялся весьма странным и, по мнению его молодого спутника, совершенно бессмысленным делом. Присев на край кровати, он принялся одну за другой заплетать атласные алые ленты на своем фламберге, увязывая их между собой замысловатыми узлами — прямо, как на его рыцарском мече на перевязи. Сухощавые пальцы рыцаря умело перебирали тонкие полоски ткани, в то время как сэр Доусон с нескрываемым раздражением наблюдал за чудачествами старика — и в самом деле, вместо того, чтобы украшать еще один меч бантами, лучше бы помог ему затянуть ремни на кирасе! Латы у паладина ордена Священного Пламени хоть и были выкованы так, чтобы рыцарь мог при необходимости облачаться в них без посторонней помощи, но все же каждый раз это стоило упомянутому рыцарю немалых усилий.
— Я готов, сэр, — наконец доложил запыхавшийся Джеймс.
Пот стекал по его лбу, но зато теперь все его тело закрывали прочные стальные пластины, шлем с двумя белоснежными крыльями он держал на сгибе локтя, а грозный Тайран занял свое место в ножнах на поясе. На плечи лег бордовый плащ с капюшоном, походный мешок повис через плечо. Из него по-прежнему раздавался приглушенный вещами стук сердца.
— Я тоже. — Сэр Норлингтон поднялся — что бы он там ни делал со своими лентами, работа была закончена — всю крестовидную рукоять огромного оружия теперь покрывал замысловатый узор плетения.
Старик надел потрепанный синий плащ, его походная сумка была куда меньше мешка Джеймса и уместилась на поясе. После этого он поправил перевязь с рыцарским мечом, легко взвалил тяжелый фламберг на плечо, словно тот весил не больше пушинки, распахнул дверь и вышел в коридор. Его спутник загремел латными сапогами следом.
В коридоре никого не было, как не было и следа событий минувшей ночи. Лишь с тупиковой стены исчезло изображение двери. Из маленького слухового окошка под самым потолком лился неяркий свет, едва освещая запертые двери. Сэр Норлингтон задумчиво провел пальцем по одному из замков — толстый слой пыли ответил сам за себя. Сэр Доусон проверил еще один и бросился осматривать остальные, но старик жестом остановил его:
— Не утруждайтесь, Джеймс. Здесь никого нет. И не было.
— А как же наши хозяева? — удивился паладин. — А вся прошедшая ночь, будь она неладна? Я помню и стук, и удары в дверь после боя часов, что же, мне все причудилось?
— Что бы там ни было, оно осталось на той стороне, — не слишком понятно ответил старик.
— Стороне чего? — не понял Джеймс. — Двери?
— Осени. Идемте, я хочу кое-что показать вам.
Рыцари спустились в общую залу, столь же пустую и покинутую, как и второй этаж. Потухший камин, чьи-то обглоданные кости в углу, заплесневелый хлеб на столе, немытые тарелки и кружки, составленные кривобокими башнями… Отчего-то Джеймсу показалось, будто вчера здесь было гораздо уютней. Хотя, что он там мог успеть рассмотреть, когда все его внимание в тот миг похитила эта Мот?
— Должно быть, кто-то все-таки побывал тут утром. По-моему, тех кружек здесь не было.
— Как и того ключа. — Сэр Норлингтон указал на стену, где под цифрой «шесть» преспокойно висела изогнутая, кованная в металле звериная лапка. — Между прочим, он должен все еще быть у вас, мой юный друг. Глядите, не потеряйте.
Джеймс сунул руку за пояс, и с удивлением обнаружил там ключ. Тот самый, что висел перед ним на стене! Не ожидавший этого паладин даже не нашелся, что ответить.
— Начинаете соображать, юноша? — удовлетворенно кивнул старик. — Это похвально. Глядишь, ваш свежий взгляд и незамутненный ум помогут нам выбраться. На меня, признаться, надежды немного. Обвели вокруг пальца, как младенца, и, ох, боюсь, не в последний раз. Знают здешние твари, как себя вести с такими, как я. К сожалению.
Джеймс не верил собственным ушам: неужели его спутник только что признал, что кто-то его обыграл? А он-то уж думал, что упрямый старик мнит себя непогрешимым и всезнающим, словно он самолично отыскал ту самую Синюю Розу. И вот теперь старозаветный паладин вот так, походя, расписывается в собственном бессилии, да еще и утверждает, что рассчитывает на него, Джеймса. Отчего-то подобные мысли отнюдь не показались молодому рыцарю лестными, а напротив, заставили его зябко поежиться…
Джеймс и сэр Норлингтон затворили за собой двери «Голодного Зверя» и пошагали по пыльной земле к вершине ближайшего холма. Старик глядел себе под ноги, опасаясь запутаться в терновом ковре, затянувшем землю, а Джеймс озирался по сторонам, всякую секунду ожидая нападения.
Они не отошли от трактира даже на двадцать шагов, как молодой рыцарь ощутил какое-то движение за спиной. Он обернулся и ужаснулся увиденному. По дощатой крыше ползла муха размером с быка. Каждая из ее шести членистых лап была толщиной с ногу Джеймса, а уродливое тело было пыльно-серого цвета. Огромные фасеточные глаза изумрудно поблескивали, а уродливые усики постоянно шевелились, как будто муха что-то шептала. Полупрозрачные и покрытые ветвями вен и прожилок крылья насекомого подрагивали и шуршали. Время от времени муха издавала жужжание, сравнимое с гомоном, должно быть, тысячи привычных для Джеймса, запертых в глухой комнате мух. Она медленно ползла по крыше, цепляясь зазубренными лапами за скаты, и ей, судя по всему, не было никакого дела до человека, глядящего на нее снизу. «Всего лишь мухи — не обращайте на них внимания»! Легко сказать…
Джеймс развернулся и поспешил за сэром Норлингтоном, то и дело озираясь — не изменит ли чудовищное насекомое своего ползущего поведения — и все время оглядываясь по сторонам. Смотреть, правда, было почти не на что. Клочья тумана позастревали на колючках терновника и напоминали цветы — могильно-бледные лилии. Всеобщее уныние царило во всем, окружающем незваных гостей, словно тому художнику, что раскрашивал здешний пейзаж, не хватило красок. Нет, у него в достатке было грязно-коричневых, багровых, бледных и серых тонов. Приглядевшись, можно было заметить и другие оттенки: болотный, черный и даже желтовато-бежевый цвет старой кости. Не хватало лишь ярких, радующих глаз красок — ни капли синей воды, ни клочка голубого неба, ни единого зеленого листочка или желто-рыжего проблеска солнца…
Художник оказался скуп и на детали пейзажа. Ну что ему стоило изобразить хотя бы пару высоких деревьев с пышными кронами, прочертить петляющий вдаль серпантин дороги или возвести цепляющий облака горный хребет на горизонте? Почему повсюду, куда ни кинь взгляд, жмутся к земле лишь эти угрюмые холмы, заросшие колючим терном и пурпурным чертополохом, с громадами старых серых камней на вершинах?
— Эти надгробия там впереди! — Джеймс наконец нагнал сэра Норлингтона. — Мы на погосте?
— Так оно и есть, — отозвался старик.
Звенья его кольчуги слегка звенели при ходьбе, тяжелый меч по-прежнему лежал на плече. Прокард Норлингтон вовсе не выглядел усталым, несмотря на изматывающую бессонную ночь и не менее тяжелый вчерашний день. С каждым часом к нему возвращались силы — древние чары спадали, отваливаясь от тела, словно старая ссохшаяся шкура, возвращая былую молодость. Молодость, которую у этого человека отняли очень давно, не позволив ему самостоятельно дожить до преклонных лет. Теперь старик (да полно, старик ли?) вновь обретал то, чего был лишен не по своей воле. На его счастье, ростовщик оказался донельзя честным, возвращая взятое однажды в залог в целости и сохранности.
— Так оно и есть, — повторил сэр Норлингтон, обернувшись к Джеймсу.
Сэру Доусону отметил, что его спутник помолодел сильнее. Сейчас ему на вид было лет пятьдесят-шестьдесят, морщины больше не напоминали трещины на камне. Даже волосы старозаветного паладина заметно удлинились и кое-где налились цветом — среди седых прядей проглядывали каштановые, то же было и с его бородой. Тем не менее, хитроватый прищур в уголках глаз и не думал исчезать — как и извечно ехидная усмешка на тонких губах. Даже телосложение вчерашнего старика изменилось. Спина разогнулась, отчего он стал заметно выше, плечи и грудь налились силой — кольчуга больше не висела на сэре Норлингтоне как тряпка: оказалось, что она была сплетена точь-в-точь по его меркам. Меркам, которым мог бы позавидовать враз ощутивший себя худощавым, тщедушным и от того еще более незаметным Джеймс Доусон.