— Он ведь жив? — на всякий случай уточнил Джеймс.
— Больше жив, чем не жив, хотя это и не очень заметно, — ответил Крысь. — Разум его заклят и погружен в сон, а кровь почти остыла. В таком виде существо с теплой кровью и в самом деле превращается в вещь, своего рода товар на продажу. Но заклятие нейферту обратимо, хотя и существует определенная опасность забыть собственное имя.
— Почему со мной не поступили так же? — спросил молодой рыцарь.
— Норкан, алчный гоблин, не пожелал охлаждать вашу кровь, — ухмыльнулся Крысь. — Крысю удалось убедить его в том, что он очень завидует гладколицему красавчику Вернике, поэтому ему потребуется вся сила вашей крови — все ее тепло и спелость.
— Тогда почему ты не сделал того же и для него? — Возмущенный до глубины души Джеймс указал на лежащего без движения старозаветного паладина.
— Увы, Крысь вовсе не всемогущ, — тяжело вздохнул хвостатый — кажется, он искренне переживал по данному поводу. — И выбирая между вами двумя, он сделал очевидный выбор в пользу вас, мастер Джеймс.
— Мерзавец. Ты мог бы его спасти! — Джеймс был бесконечно зол на лживое создание, которое, должно быть, из одного только чувства мести позволило лишить разума его спутника.
— Тише, тише! Будьте благодарны! Вы же сами его и спасете. У Крыся есть план, я же говорил вам…
— Или ты, наконец, скажешь, что делать, или я вот этими самыми руками придушу тебя здесь и сейчас. — Джеймс не собирался дальше терпеть — за последние несколько часов его добрую волю испытывали столь часто, что ее почти не осталось.
— Видите тот колодец? — торопливо пискнул Крысь и, убедившись, что Джеймс готов его слушать, продолжил: — Ночью проберитесь туда и наберите мертвой воды вот в эту флягу. — Носатое существо протянуло молодому рыцарю медальон размером с наперсток, надетый на длинную тонкую цепочку серебристого цвета, свернутую в довольно увесистый моток. — Длины цепочки должно хватить — просто опустите ее вниз и все. И постарайтесь обуздать свою жажду — ни в коем случае ничего там не пейте, если не хотите погибнуть. Если не станете далеко удаляться от лагеря, это не должно составить сложности для такого сильного существа, как вы. Тем более в плаще нейферту.
— Допустим. Но зачем нам эта отрава? Подлить в котел Красным Шапкам? — предположил Джеймс.
— Нет-нет! Нейферту мигом распознают подвох, к тому же всю их еду сначала пробуют полумыши или… может быть, даже ваш верный слуга. Нет, это плохой план. У Крыся есть идея получше, но прежде нужно разбудить вашего друга. Одной капли мертвой воды, если смочить ею губы, будет достаточно, чтобы снять любое колдовство, пленившее разум. Вот бы еще мастер Норлин очнулся не таким злобным, каким был прежде! Вот бы он не швырялся больше в Крыся тяжелыми кореньями! Крысь заслуживает большего, чем получать побои… намного большего.
Остаток вечера Джеймс провел в сомнениях насчет того, стоит ли делать, как говорит Крысь, и идти ночью к колодцам. С одной стороны, смысла губить его у хвостатого проныры вроде бы не было. Если они с сэром Норлингтоном ему для чего и нужны, то явно в живом и способном самостоятельно передвигаться виде. С другой — Джеймса все больше настораживало то, что они стали частью планов этого маленького мерзавца, и он никак не мог разгадать его истинных целей. Молодого рыцаря посетило странное навязчивое ощущение, что грызун поменялся ролью с человеком. Удастся ли им выжить в хитросплетениях интриг, записанных в крошечную книжицу? Ждет ли их в конце возвращение в Ронстрад, или же подстерегает иной, менее счастливый, конец? Джеймс не мог себе на это ответить.
Полумыши развели костер и под присмотром одного из Красных Шапок принялись что-то готовить в большом черном котле, к которому были подсоединены железные трубы, исходящие из всех печей. Время от времени прислужники относили очередную порцию варева своим хозяевам-нейферту, а те пинали их за нерасторопность. При этом длинные вилки стали отстукивать по краям тарелок, а в воздухе заплясали винные бутылки, разливающие черную жижу по кубкам без чьей-либо посторонней помощи.
Наконец, когда все гоблины насытились, дошла очередь и до Джеймса — одиноко сидящему у фургона пленнику принесли миску дурно пахнущей похлебки и кусок твердого как камень печеного мяса. Первым делом Джеймс осушил половину миски, едва утолив жажду. Затем принялся размягчать мясо в воде, поскольку попытка откусить даже небольшой кусок едва не стоила ему передних зубов. Постепенно его старания увенчались успехом — пытаясь не обращать внимания на вкус и не думать, чьи это могли быть останки, рыцарь умудрился съесть все, что ему принесли, тем более что ожидать новой порции можно было не скоро — еды здесь давали ровно столько, чтобы не уморить пленника голодом, а воды — чтобы не позволить ему умереть от жажды.
Когда все поели, полумыши погасили огонь в печах, и в лагере остались гореть лишь фонари на шестах да светильники, установленные у зачарованного круга мечей. На ближайшие к пустоши надгробия уселись трое нейферту — ночная стража заступила в караул. Остальные под все затихающие хрипы шарманки устроились на ночлег: кто постелил себе под фургонами, кто просто расположился на земле, завернувшись в плащ, будто в кокон. Норкан вернулся в свой фургон. Он демонстративно состроил обиду на лице и вообще сделал вид, что человек для него умер, — он явно был весьма оскорблен его поступком и раздосадован вытекшими из него последствиями.
Джеймс лег под фургоном — благо плащ остался на нем — и прикрыл глаза, притворившись спящим. В руке он сжимал тонкую серебристую цепочку с флягой, полученную от Крыся, — она служила словно неким напоминанием о том, что ему предстояло сделать.
Ночь принесла с собой ветер, который странным образом не развеивал туман, а лишь сильнее сгущал его, да еще гнал через пустошь красные листья, кружа их в холодном воздухе и нахлестывая вслед, как табунщик — лошадей. Паладин как мог кутался в плащ, но, должно быть, кроваво-красная накидка как-то ощутила обиду своего хозяина, поэтому согреться не удавалось. Стуча зубами от холода, рыцарь тем не менее внимательно наблюдал за гоблинами-караульными. Те, в свою очередь, тоже изредка поглядывали в его сторону, но основное внимание уделяли все же более опасному узнику — розалит под тканью не шевелился.
На небе выглянул месяц, воровато огляделся и снова скрылся за тучами. Два раза сменилась стража — нейферту караулили по трое, и когда подходило время сменяться, стражники уже основательно клевали носом. Заметив это, молодой рыцарь выждал очередную передачу поста и, наконец, решился. Когда новая троица уже успела основательно отсидеть свое время, он тихо выбрался из-под плаща, подложив на место головы предусмотрительно заготовленный камень. Оставшись в одних штанах, паладин незаметно отполз за фургон, где позволил себе перевести дух, и столь же осторожно двинулся дальше. Очертания колодцев впереди в опустившейся тьме и нахлынувшем мареве он различить уже не мог, но примерное направление запомнил еще днем. На месяц полагаться не стоило — он шнырял по небу то туда, то сюда, словно играл с кем-то в небесные прятки.
Пробираясь по земле едва ли не на ощупь, молодой рыцарь вдруг коснулся пальцами кладки края колодца, подле оказался покосившийся ворот. Тусклого света месяца хватило ровно настолько, чтобы разглядеть широкий, в два человеческих роста диаметром, круг старых серых кирпичей. Джеймс взялся за металлическую рукоять массивного ворота, но та и не думала поддаваться — не иначе как насквозь проржавела. Ведра для воды поблизости тоже не наблюдалось. Паладин перегнулся через край — и почему было не сделать ограждения? — и посмотрел в глубину колодца, но не увидел там ничего, кроме одной лишь кромешной тьмы — даже тощему отражению месяца в нем не нашлось места. Лишь футом ниже можно было различить колючий терн, пробивший кладку в некоторых местах, и что-то, на миг проблеснувшее металлом, — молодой рыцарь посчитал, показалось.
Как ни странно, он пока не чувствовал никакой опасности — Джеймс уже начал думать, что Крысь либо ошибся, либо зачем-то намеренно ввел его в заблуждение насчет гиблости здешнего места. Ну, в самом деле, какая опасность может исходить от заброшенных, веками никому не нужных дыр в земле, вымощенных бледными камнями?
Джеймс осторожно опустил фляжку в колодец, постепенно разматывая цепочку. Совсем ничего сложного — цепочка очень длинна, да к тому же он привязал ее конец к пальцу, чтобы невзначай не выпустить из рук, — нужно лишь осторожно отправить наперсточную флягу вниз, наполнить водой и поднять… А пить так и вовсе не хочется. Глупые сказки…
Внезапно цепочка стала раскручиваться быстрее, но Джеймс, увлекшийся своими мыслями, слишком поздно сообразил, чем это может закончиться, — последнее звено соскользнуло у него с пальца, словно звонкий тенрий, выскальзывающий из кармана пропойцы. Цепочка исчезла серебристой змейкой где-то во тьме колодца. До паладинского слуха донесся далекий всплеск — фляжка погрузилась в воду. Бансрот! Да будет проклята его, Джеймсова, неловкость! Как же так вышло? Задача значительно усложнилась. Тем не менее, рыцарь вовсе не собирался пасовать перед возникшими трудностями, при этом, ему показалось, что конец цепочки зацепился за что-то, и ее вполне можно достать.
Недолго думая, Джеймс, даже не дивясь собственной наивности, опустил руку как можно глубже, пытаясь нащупать цепочку, — та могла успеть зацепиться за выступы и трещины в камнях да за проросший сквозь стены терновник. Само собой, до беглянки ему дотянуться не удалось, зато пальцы нащупали кое-что другое — выступающую из стены железную скобу. Рыцарь осторожно перелез через край и стал спускаться, нащупывая ногами одну металлическую ступень за другой. Терновник резал и колол грудь, плечи и руки Джеймса, но он пробирался все ниже. Несмотря на меры предосторожности, несколько раз паладин соскальзывал с полированного железа, повисая на руках, но при этом все же исхитрялся отыскать новую скобу и продолжал спуск. Под конец Джеймс все же сорвался — очередная металлическая ступень выскочила из стены колодца под его рукой в тот самый миг, когда он второй рукой нащупывал следующую опору. К счастью, падать пришлось не высоко, к тому же на дне все-таки оказалась вода — совсем немного, всего по колено Джеймсу, но удар она смягчила, обдав лицо ледяными брызгами.