— Что вы имеете в виду? — спросил я.
— Ну... я не стал бы утверждать с уверенностью, — начал он, нервно подергивая головой, — особенно в отношении такого знаменитого тренера, как Каспар, но вообще-то чрезмерные нагрузки могут губительно сказаться на сердце двухлетки. Чем лучше двухлетка, тем более сильные у него соперники, и значение имеет только победа, слишком много денег вкладывается в содержание и прочее. В результате жокей — строго следуя указаниям, прошу заметить! — рискует настолько перетрудить незрелого скакуна, что эта победа станет для него последней.
— Глинер выиграл Донкастер Футурити по колено в грязи, — произнес я задумчиво. — Я помню, что скачка была исключительно тяжелой.
— Так и было, — подтвердил Бразерсмит. — Разумеется, по ее окончании я тщательно его осмотрел. Сперва все было нормально, никаких проблем вплоть до самых Гиней. Оттуда он вернулся полностью измотанный. Сначала мы списали это на легкий вирус, но через несколько дней проявилась серьезная сердечная аритмия, и стало ясно, что дело в этом.
— Какой вирус?
— Сейчас, погодите... В тот вечер, после Гиней, у него была немного повышена температура, как будто он заболевал лошадиным гриппом. Но это был не грипп, так что все дело было в сердце. Но в тот момент это не было очевидно.
— У какого процента лошадей развиваются проблемы с сердцем? — поинтересовался я.
Почувствовав себя на своем поле, он заговорил увереннее:
— Аритмия случается примерно у десяти процентов. Само по себе это ничего не означает. Такие лошади плохо продаются, но посмотрите на Найт-Нёрс. У нее тоже были шумы в сердце, но это не помешало ей выиграть Чемпионскую барьерную скачку.
— А скольких лошадей в итоге снимают с участия в скачках из-за проблем с сердцем?
— Две-три на сотню, — пожал он плечами.
У Джорджа Каспара в конюшнях год от года стояло не меньше ста тридцати лошадей, подумал я.
— А у лошадей Джорджа Каспара проблемы с сердцем встречаются чаще, чем у других тренеров?
Тревога охватила его с новой силой.
— Не думаю, что мне следует отвечать на этот вопрос.
— Если ответ отрицательный, то почему бы не ответить?
— Какова причина ваших вопросов?
— Клиент желает знать, стоит ли ему посылать в конюшню Каспара многообещающего годовалого жеребенка, — соврал я с легкостью, удивившей меня самого. — Он попросил меня разузнать все насчет Глинера и Зингалу.
— А-а, понимаю. Нет, я не думаю, что подобные проблемы у него встречаются чаще, чем у других. Все как у всех, и, разумеется, Каспар — отличный тренер. Если по достижении лошадью двухлетнего возраста ваш клиент не станет слишком жадничать, то риска быть никакого не должно.
— Спасибо большое, — я встал и мы обменялись рукопожатием. — Надо думать, у Три-Нитро проблем с сердцем никаких нет?
— Ни малейших. С ним все в порядке, сердце словно гонг: бьется чисто и ровно.
Глава шестая
— Ну вот и все, — подытожил Чико, отхлебнув пива и принимаясь за мясной пирог. Мы сидели в ресторанчике гостиницы Уайт-Харт. — Миссис Каспар попросту тронулась, и никто не портит жеребцов Каспара помимо него самого.
— Подобные выводы ее не удовлетворят, — заметил я.
— Ты ей объяснишь?
— Прямо сейчас. Может, она и успокоится, если удастся ее убедить.
Я позвонил на домашний телефон Джорджа Каспара, представился мистером Барнсом и попросил к телефону Розмари.
Вскоре в трубке раздалось ее вопросительное «алло», с которым обращаются к незнакомцам.
— Мистер... Барнс?
— Это Сид Холли.
— Я не могу с вами говорить! — тут же встревожилась она.
— В таком случае, вы не могли бы со мной встретиться?
— Конечно, нет. У меня нет ни малейшей причины для поездки в Лондон.
— Я сейчас рядом, в Ньюмаркете, — пояснил я. — Мне надо вам кое-что сообщить. И мне кажется, что нет смысла как-то скрываться, маскироваться и тому подобное.
— Я не позволю, чтобы нас увидели в Ньюмаркете!
Однако она все же согласилась подъехать на машине, забрать Чико и следовать его указаниям. Мы с Чико изучили карту и выбрали место, способное успокоить даже самого отъявленного параноика: кладбище при церкви в деревушке Бартон-Миллз, в восьми милях по направлению к Норвичу.
Мы поставили машины рядом у ворот и Розмари пошла со мной по дорожке вдоль могил.
Она снова надела желтый плащ и повязала платок, но на этот раз обошлась без парика. Выбившиеся от ветра русые пряди то и дело падали ей на глаза, и она нетерпеливо отбрасывала их в сторону. Не так ожесточенно, как тогда у меня дома, но все-таки чересчур резко.
Я рассказал ей о своих поездках на конные заводы Тома Гарви и Генри Трейса, и о своих беседах с ними. Я рассказал ей, как переговорил с Бразерсмитом. Она слушала и упрямо мотала головой.
— Этих лошадей испортили, — упорствовала она. — Я не сомневаюсь в этом.
— Но как именно?
— Не знаю я, как именно! — она повысила голос. Губы ее непроизвольно скривились, выдавая сильнейшее возбуждение. — Я же сказала тебе, они доберутся и до Три-Нитро! Гинеи уже через неделю! Ты должен сделать так, чтобы за эту неделю с ним ничего не случилось.
Мы шли меж побитых дождем и ветром серых надгробий и безымянных могильных холмиков. Трава подстрижена, но ни цветов, ни скорбящих. Здешние обитатели были давно позабыты. Нынче слезы лились на муниципальном кладбище за городом, среди свежих земляных куч и пышных венков, выложенных аккуратными горестными рядами.
— Джордж удвоил охрану Три-Нитро, — сказал я.
— Я знаю. Не говори глупостей.
— Если все пойдет по плану, — с неохотой начал я, — то за несколько дней до скачек Джордж хорошенько поработает Три-Нитро. Скорее всего, в субботу утром.
— Да, наверное. Что ты имеешь в виду, при чем здесь это?
— Ну... — я помолчал, размышляя, имеет ли смысл делиться с Розмари сомнительной теорией, которую все равно невозможно было проверить.
— Продолжай! — отрывисто велела она. — Что ты хотел сказать?
— Вы могли бы... убедиться, что во время этой проездки Джордж предпримет все возможные меры предосторожности.
Я выждал паузу и продолжил:
— Следует тщательно осмотреть седло... и тому подобное.
— Что ты имеешь в виду? — резко спросила Розмари. — Господи боже, не рассусоливай, объясни как следует!
— Немало скачек было проиграно из-за того, что лошадь перегрузили на резвом галопе всего за несколько дней до соревнований.
— Это все знают, — нетерпеливо перебила она. — На такую ошибку Джордж не способен.
— А что, если в седло подложили свинец? Что если на последней проездке трехлетка нес на себе пятьдесят фунтов лишнего веса? И потом выложился по полной на скачке? И эти непомерные нагрузки загубили ему сердце?
— Господи боже мой! — пролепетала она.
— Я не утверждаю, что именно это или что-то подобное случилось с Зингалу и Глинером. Только то, что это возможно. Но если я прав, то в этом непременно замешан кто-то из работников конюшни.
Она снова задрожала.
— Продолжай! Пожалуйста, продолжай пытаться все узнать! Я привезла тебе деньги...
Из глубокого кармана плаща она достала небольшой коричневый конверт.
— Тут наличные. Я не могу выписать чек.
— Я их не заработал, — запротестовал я.
— Заработал, возьми!
Она продолжала настаивать, и я сдался и положил конверт в карман не открывая.
— Позволь мне поговорить с Джорджем.
— Нет! Он страшно разозлится! Я сама с ним поговорю... Я предупрежу его насчет последнего галопа перед скачкой. Он думает, что я сошла с ума, но если я продолжу настаивать, то он прислушается.
Она взглянула на часы и заволновалась еще сильнее.
— Мне пора домой. Я сказала, что поеду гулять по Пустоши. Я никогда так не делаю. Мне надо домой, иначе это будет выглядеть подозрительно.
— Кто вас заподозрит?
— Джордж, конечно!
— Он что, в любую минуту должен знать, где ты находишься?
Мы быстро шли назад к воротам. Казалось, что Розмари вот-вот бросится бежать.
— Мы все друг другу рассказываем. Он спрашивает, где я была. Он не подозрителен... просто мы так привыкли. Мы всегда вместе. Ты же знаешь, как это бывает в нашем деле, владельцы могут приехать в любое время без предупреждения. Джордж любит, чтобы я была на месте.
Мы дошли до машин. Розмари торопливо попрощалась и поспешно уехала домой.
— Здесь так тихо и пусто, что и призрак заскучает, — заметил Чико из «Скимитара».
Я забрался в машину и бросил полученный от Розмари конверт ему на колени.
— Посчитай, — попросил я, заводя мотор. — Посмотрим, сколько мы заработали.
Он надорвал конверт, вытащил аккуратную пачку крупных банкнот и послюнявил пальцы.
— Уф, — выдохнул он, закончив подсчет. — Точно умом тронулась!
— Она хочет, чтобы мы продолжали.
— Ну тогда ты понимаешь, что это крючок, чтобы ты не соскочил. Если ты и захочешь бросить, тебе не позволит собственная совесть.
— Ну что ж, вполне действенный способ.
Часть денег мы потратили на ночевку в Ньюмаркете и поход по местным пабам. Чико отправился по излюбленным местам конюхов, а я — туда, где проводили время тренеры. Дело было во вторник вечером, и народу в заведениях было не много. Я не узнал ничего интересного и выпил виски больше, чем следовало, да и Чико в итоге не заполучил ничего, кроме пьяной икоты.
— Т-ты слыхал такое, «Инки Пул»?
— Это что, название песни?
— Не, это ездок. А кто такой ездок? «Чико, сынок, ездок это такой парень, который работает лошадей на проездках.»
— Ты пьян, — заметил я.
— Вот уж нет! Кто такой ездок?
— Ты сам только что сказал. Он не годится для выступлений на скачках, но незаменим на проездках.
— Инки Пул — ездок у Джорджа Каспара, — пояснил Чико. — Инки Пул работает Три-Нитро на резвых галопах. Ты же просил меня узнать, кто работает Три-Нитро?
— Просил, — согласился я. — А ты напился.