Впечатляюще, подумал я. Газетчики явно были того же мнения и усердно строчили в своих блокнотах. Тревор Динсгейт выглядел задумчивым, как ему и подобало, а Джордж Каспар спустился к нам с холма самодовольно сияя. Похоже, Гинеи были в шляпе.
После галопа лошади сошли с холма и присоединились к остальным, все еще ходившим по кругу в ожидании своей очереди. Ездоки пересели на следующих лошадей и снова помчались вверх по склону. В седло Три-Нитро снова сел парень в красном шарфе и зеленой куртке. Наконец, галоп завершился, и вся вереница отправилась домой.
—Ну вот и все, — подытожил Джордж. — Тревор, ты как, готов? Поехали завтракать?
Они кивнули мне на прощание и отправились своей дорогой — один в седле, другой за рулем. Я продолжал наблюдать за Инки Пулом. Он поднялся на холм четыре раза и теперь с угрюмым видом шел к одной из припаркованных машин.
— Инки, — позвал я, догоняя его. — Ты замечательно проехал на Три-Нитро.
— Без комментариев, — кисло ответил он.
— Я не газетчик.
— Да знаю я, кто ты. Видел на скачках. Кто ж тебя не знает, — его голос звучал враждебно, на грани злой насмешки. — Чего тебе надо?
— Насколько Три-Нитро напоминает тебе Глинера год назад?
Он вытащил ключ от машины из кармана куртки и вставил его в замок. В его лице, которое я не мог видеть целиком, читалось раздражение и упрямство.
— Глинер за неделю до Гиней был в такой же форме?
— Я не собираюсь с тобой разговаривать.
— А как насчет Зингалу или Бетезды? — не отставал я.
Он открыл дверцу машины и сел за руль, смерив меня враждебным взглядом.
— Шел бы ты, — буркнул он, хлопнул дверцей, воткнул ключ зажигания в щиток, газанул и быстро уехал.
Чико спустился к завтраку и сидел в зале, обхватив руками голову.
— А ты-то свеженький, как огурчик, — простонал он, когда я сел рядом.
— Закажу-ка я бекон с яйцами, — усмехнулся я. — Или копченой рыбки. И клубничного варенья!
Он снова простонал.
— Я возвращаюсь в Лондон, а тебе придется задержаться здесь, — я вытащил из кармана фотоаппарат. — Вынь пленку и закажи снимки. К завтрашнему дню, если получится. Там несколько фотографий Три-Нитро и Инки Пула. Они нам могут пригодиться, как точно еще не знаю.
— Конечно, — согласился Чико. — Но тебе придется позвонить в школу и объяснить, что мой черный пояс в химчистке.
Я рассмеялся.
— Среди ездоков Джорджа я заметил несколько девушек, — утешил его я. — Попробуй разговорить их.
— А вот это в мои обязанности не входит, — возразил он, но его глаза заблестели. — А что именно надо разузнать?
— Разные мелочи. Например, кто седлает Три-Нитро на галопы, чем занимаются в конюшне с сегодняшнего дня до следующей среды и нет ли каких опасностей в здешних джунглях.
— А ты чем займешься?
— Я вернусь сюда в пятницу и посмотрю на субботние галопы. Три-Нитро обязательно дадут в субботу силовую нагрузку, чтобы к соревнованиям он достиг пика физической формы.
— Ты всерьез считаешь, что происходит что-то неладное? — усомнился Чико.
— Сам не знаю. Думаю, мне стоит позвонить Розмари.
Я снова представился мистером Барнсом. Когда Розмари взяла трубку, ее голос звучал так же взвинченно, как и в прошлый раз.
— Я не могу сейчас говорить. У нас гости.
— Тогда слушайте, — начал я. Попробуйте убедить Джорджа изменить кое-какие детали во время галопов Три-Нитро в субботу. К примеру, пусть он заменит Инки Пула на другого жокея.
— Ты думаешь... — она повысила голос и осеклась.
— Я ничего не знаю, — уточнил я. — Но если Джордж все поменяет, это затруднит любой возможный саботаж. Распорядок — лучший друг грабителя.
— Что? Да, конечно. Я попробую. А как же ты?
— Я буду наблюдать за галопами и продолжу находиться поблизости вплоть до окончания Гиней. Но было бы лучше, если бы вы позволили мне поговорить с Джорджем.
— Нет, он страшно рассердится! Я должна идти к гостям! — она почти уронила трубку на аппарат, и я понял, что у нее снова трясутся руки. Возможно, Джордж был прав, называя ее истеричкой.
На следующий день, как обычно, мы встретились с Чарльзом в отеле «Кавендиш» и устроились в креслах в баре на втором этаже.
— Давно я не видел тебя в таком хорошем настроении, — заметил он. — Пожалуй, с тех пор, как... — рукой, держащей бокал, он указал на протез. — Ты прямо воспрял духом, сбросил тяжкий груз с плеч.
— Вчера я все утро провел в Ньюмаркете, смотрел галопы.
— Я думал, что... — он осекся.
— Что я умру от зависти? Я тоже так думал. Но на самом деле получил большое удовольствие.
— Вот и хорошо.
— Завтра вечером я снова туда поеду и останусь там до среды, до окончания Гиней.
— А как же наш ланч в четверг?
Я улыбнулся и заказал ему двойную порцию розового джина.
— К четвергу вернусь.
Когда пришло время, мы расправились с гребешками в винно-сырном соусе — для них не нужен был нож — и он рассказал мне последние новости о деле Дженни.
— Оливер Квейл прислал адрес производителей полировки, как ты просил. — Он вытащил из нагрудного кармана бумагу и передал ее мне. — Оливер серьезно обеспокоен. Он говорит, что полиция активно расследует дело, и что Дженни почти наверняка предъявят обвинения.
— Когда?
— Не знаю. И Оливер не знает. Бывает, что подобные дела тянутся неделями, но рассчитывать на это нельзя. А когда обвинения будут предъявлены, то, по словам Оливера, ей придется предстать перед судом магистрата, а поскольку речь идет о больших деньгах, они направят дело в уголовный суд. Разумеется, они не станут держать ее под арестом и отпустят под залог.
— Залог!
— Оливер говорит, что, к сожалению, ее почти наверняка осудят, но если удастся доказать, что она действовала под влиянием Николаса Эша, то судья может пожалеть ее и ограничиться условным сроком.
— Даже если Эша не найдут?
— Даже так. Но, разумеется, если его найдут, обвинят и осудят, то при некоторой доле везения Дженни могут признать невиновной.
Я испустил невольный вздох.
— Что ж, придется его найти.
— Как?
— Ну... почти весь понедельник и все сегодняшнее утро я провел, разбирая письма от тех, кто прислал деньги и заказал полировку. Их оказалось около восемнадцати сотен.
— И как это нам поможет?
— Я начал сортировать их, выписывая имена по алфавиту.
Он с сомнением нахмурил брови, но я продолжил:
— Оказалось, что все фамилии начинаются на буквы Л, М, Н и О. Ни на одну другую.
— Я не вижу, как...
— Похоже, это часть списка получателей. Какого-нибудь каталога, или даже рассылки благотворительного фонда... Таких списков должны быть тысячи, но раз этот оказался таким эффективным, то вряд ли по нему рассылают извещения о налоге на собак.
— Логично, — cухо отозвался он.
— Я подумал, что стоит выписать все имена по порядку и выяснить, что это за список. Скажем, навести справки у аукционных домов Сотбис и Кристис, раз уж дело завязано на полировке. Шансы на успех небольшие, но попробовать стоит.
— Я могу помочь.
— Это скучная работа.
— Это моя дочь.
— Не откажусь, договорились.
Я доел гребешки и откинулся на спинку кресла, потягивая прекрасное охлажденное белое вино, которое заказал Чарльз.
Он сказал, что переночует у себя в клубе и с утра придет ко мне домой помогать с сортировкой писем. Я дал ему запасной ключ, на случай если выйду за газетой или сигаретами. Он закурил сигару и смотрел на меня сквозь окутавший его дым.
— Что сказала тебе Дженни наверху после ланча в воскресенье?
— Ничего особенного.
— Она весь день была в дурном настроении. И даже сорвалась на Тоби. — Он улыбнулся. — Тоби это пришлось не по вкусу, а Дженни заявила, что, дескать, Сид, по крайней мере, не ноет. — Он помолчал. — Я решил, что она наговорила тебе грубостей, и ее замучила совесть.
— Это не совесть. Хочется надеяться, она начинает понимать, кто такой Эш на самом деле.
— Давно пора.
Из «Кавендиша» я отправился в штаб-квартиру Жокей-клуба на Портман-сквер, чтобы встретиться с Лукасом Уэйнрайтом, который позвонил мне утром. Пусть я работал на него неофициально, все же он предпочел побеседовать в своем служебном кабинете. Как выяснилось, суперинтендант в отставке Эдди Киф уехал в Йоркшир разбираться с возможным положительным тестом на допинг, а у остальных служащих не было причин обращать на меня внимание.
— Я достал все нужные тебе документы, — сказал Лукас. — Доклады Эдди о синдикатах и кое-какие заметки о нежелательных личностях, которых он одобрил.
— Тогда я начну, — сказал я. — Мне можно взять их с собой, или вы хотите, чтобы я изучил их здесь?
— Здесь, пожалуйста, — подтвердил он. — Я не хочу, чтобы моя секретарша знала, что я их отдал или сделал фотокопии. Она работает и на Эдди и мне известно, что она его просто обожает. Она все ему расскажет. Так что лучше перепиши сам, что тебе нужно.
— Хорошо, — согласился я.
Он усадил меня на удобный стул за стол у стены кабинета, под яркий свет настольной лампы, и в течение следующего часа я изучал документы и делал выписки. За своим столом Лукас шелестел бумагами и что-то писал. Через некоторое время мне стало ясно, что он только притворяется занятым и не просто дожидается, пока я закончу, а явно чем-то обеспокоен. Я поднял голову от бумаг:
— Что-то не так?
— Что не так?
— Вас что-то тревожит.
Он помялся.
— Ты уже выписал, что хотел? — он кивнул на бумаги.
— Примерно половину. Мне бы хотелось поработать еще часок.
— Хорошо, только... Послушай, я хочу быть с тобой откровенным. Есть нечто, что тебе следует знать.
— Что именно?
Даже когда он спешил, Лукас обычно держался корректно, и его характерный для морских офицеров стиль рассуждений был хорошо знаком мне по многочисленным беседам с адмиралом, приходившимся мне тестем. Сейчас в его тоне чувствовалась некоторая доля стыда.