— Была...
— Была и есть. Письма печатает, верхом ездит при случае. Короче, очень деятельная, да еще и разговорчивая.
Новый, запуганный Сид Холли и слышать об этом не хотел.
— В общем, всю среду в доме Каспаров бушевали страсти, — продолжал Чико. — Сперва за завтраком приходит Инки Пул и говорит, мол, Сид Холли задавал ему разные вопросы, которые ему, Инки Пулу, не по нраву пришлись. — Он сделал драматическую паузу. Я тупо смотрел сквозь него.
— Ты слушаешь?
— Да.
— Ты опять окаменел весь.
— Извини.
— Потом приехал ветеринар, Бразерсмит. Услышал, как Инки Пул разоряется, да и говорит, как странно, мол, Сид Холли и его расспрашивал. Насчет проблем с сердцем у лошадей, тех же самых, что и Инки Пула. Про Бетезду, Глинера да Зингалу, а напоследок и про Три-Нитро осведомился, тоже про сердце. Моя машинисточка говорит, что Каспар так орал, что из Кембриджа слышно было. Уж очень он насчет этих лошадей переживает.
Тревор Динсгейт, подумал я отстраненно, был у Джорджа Каспара за завтраком и слышал каждое слово.
— Ну и конечно, — продолжил Чико, — потом позвонили коннозаводчикам, Гарви и Трейсу, и убедились, что ты и к ним приезжал. Машинисточка моя говорит, что тебе там лучше не показываться.
Я потер руками лицо.
— Твоя машинисточка знает, что ты на меня работаешь?
— Обижаешь! Конечно, нет!
— А что она еще рассказала? — За каким чертом я это спрашиваю, подумал я.
— Ну, она рассказала, что Розмари насела на Джорджа Каспара, чтобы для субботних галопов он все поменял, и пилила его весь четверг и всю пятницу, так, что он на стенку лез. А охраны у них было столько, что сигнализация на самих охранников срабатывала, — он перевел дух. — Ну а потом она уже мало что говорила, все-таки в ней уже три мартини плескались, и настало время для забав.
Я сел на подлокотник дивана и уставился на ковер.
— А наутро я поехал посмотреть на галопы, — продолжал Чико. — Твои фотографии очень пригодились, там ведь лошадей до черта! Мне показали которые были Каспара, и Инки Пул там был, кривился прямо как на фото, так что я на него навелся и далеко не отходил. Вокруг Три-Нитро много суеты было, тренировочное седло поменяли на призовое, и Инки Пул скакал уже на новом седле.
— Так это Инки Пул работал Три-Нитро на галопах, как обычно?
— Он выглядел так же, как на твоих фотографиях, — отозвался Чико. — Вернее сказать не могу.
Я продолжал смотреть на ковер.
— Так что нам делать теперь? — спросил Чико.
— Ничего. Вернем Розмари деньги и конец.
— Да ты что! — запротестовал Чико. — Кто-то испортил Три-Нитро, ты же понимаешь, что испортил!
— Теперь это не наше дело.
Я надеялся, что и он перестанет глядеть на меня. Мне очень хотелось куда-нибудь забраться и спрятаться.
Раздался дверной звонок. Он не умолк: звонящий упорно давил на кнопку.
— Нас нет дома, — начал было я, но Чико уже пошел открывать.
Розмари Каспар ворвалась в дверь и пронеслась мимо Чико в гостиную. Разъяренная, в знакомом желтом плаще, но на этот раз без платка и парика. И явно не с намерением обнять и утешить.
— Так ты здесь! — агрессивно начала она. — Я так и знала, что ты здесь прячешься. Твой дружок по телефону врал мне, что тебя здесь нет, но я-то знала!
— Меня здесь не было, — отозвался я. — С таким же успехом можно было пытаться заткнуть прорвавшуюся плотину пальцем.
— Я тебе заплатила, чтобы ты был в Ньюмаркете, а тебя там не было! И я тебе сразу сказала, что нельзя допустить, чтобы Джордж узнал о твоих расспросах, а он узнал, и мы так страшно ругаемся, а теперь Три-Нитро нас так невыносимо опозорил, и это все по твоей вине!
Чико сардонически приподнял брови.
— Сид на нем не скакал... и не работал его.
Она перевела на него ненавидящий взгляд.
— Он его не уберег!
— Ну... да, верно, — не стал спорить Чико.
— А ты, — она опять повернулась ко мне, — ты просто жалкий обманщик, притворяешься сыщиком, а на деле никуда не годишься! Постеснялся бы в игры играть в своем возрасте, делом займись! Одни неприятности от тебя, верни мне мои деньги!
— Чек подойдет? —- спросил я.
— Так я права?
— Да, — ответил я.
— Что, признаешь, что провалил дело?
— Да, — ответил я почти сразу.
— Надо же! — в ее тоне звучало разочарование, словно я неожиданно лишил ее возможности высказать все, что накопилось у нее на душе, но пока я выписывал чек, она продолжала выражать свое негодование:
— Все твои идеи по поводу изменения рутины, все было бесполезно. Я не отставала от Джорджа насчет мер предосторожности и усиления охраны, и он говорит, что сделал все, что мог, что больше ничего нельзя было сделать, и он в полном отчаянии, и я надеялась, так надеялась, вот дурочка-то, что чудесным образом ты все выяснишь, и Три-Нитро победит, потому что я была уверена... уверена... и я оказалась права!
Я закончил писать.
— Почему вы были так уверены? — спросил я.
— Не знаю. Но я точно знала. Я жила в страхе неделю за неделей... я обратилась к тебе больше от отчаяния. Зря старалась, ты только хуже сделал, это невыносимо. Невыносимо! Вчера был ужасный день. Он должен был победить... А я знала, что этого не случится... меня тошнило. До сих пор тошнит.
Она задрожала как прежде. Ее лицо было искажено страданием. Столько сил и надежд было вложено в Три-Нитро, столько тревог и заботы. Скачки для тренера все равно, что фильм для режиссера. Зрители аплодируют успеху и освистывают неудачу, но при любом исходе ты уже вложил в дело всю душу, умение, идеи и недели волнений. Я понимал, что значит для Джорджа этот проигрыш, да и для Розмари не в меньшей степени.
— Розмари... — с бессмысленным сочувствием начал было я.
— Бразерсмит все твердит, что Три-Нитро простудился, — продолжала она. — Он всегда так говорит. Видеть его не могу, вечно озирается, всего боится. Это было его дело, убедиться, что с Три-Нитро все в порядке, и он проверял, снова и снова, и все было в порядке! На старте отлично выглядел, и в паддоке тоже, все было в порядке! А потом он стал отставать, все сильнее и сильнее, и к финишу совсем... обессилел...
На мгновение в ее глазах блеснули слезы, и она с видимым усилием удержалась от рыданий.
— На допинг-то его проверили, надо понимать, — усомнился Чико.
Его слова вызвали новую вспышку гнева.
— Допинг! Конечно, проверили, а ты как думаешь! Пробы крови, пробы мочи, пробы слюны, кучу чертовых проб взяли! Джорджу выдали дубликаты, поэтому мы и приехали в Лондон, он хочет заказать анализы в частной лаборатории... но они ничего не найдут, как и в прошлые разы... Все повторяется...
Я вырвал чек из книжки и отдал ей. Она скользнула по нему невидящим взглядом.
— Зачем я только к тебе пришла, господи, ну зачем?! Ты всего лишь жокей, как я сразу не поняла. Видеть тебя больше не хочу. Не подходи ко мне на скачках, понятно?
Я кивнул. Мне и в самом деле было понятно.
Она резко повернулась к выходу.
— И ради Бога, с Джорджем тоже не заговаривай!
Она быстро вышла из комнаты и с силой хлопнула входной дверью.
Чико цокнул языком.
— Всем не угодишь, — пожал он плечами. — Что ты мог поделать, когда у ее собственного мужа ничего не вышло, не говоря уже о частной охране с собаками?
Я промолчал. Он оправдывал меня, и мы оба это понимали.
— Сид?
— Не знаю, хочу ли я и дальше этим заниматься, — проговорил я. — Подобной работой.
— Да не обращай ты на нее внимания! — запротестовал он. — Не вздумай прекращать, у тебя все отлично получается. Погляди, сколько ты тяжелых дел распутал! Один раз не получилось, так что ж теперь...
Кошмары, которые стояли у меня перед глазами, не видны были больше никому.
— Ты, конечно, большой мальчик, но, может, поплачешься мне в жилетку?
Чико был на семь лет меня моложе, не столь уж большая разница.
— Сид, дружище, возьми себя в руки. — снова заговорил он. — Что бы с тобой не стряслось, хуже, чем тогда, когда тебе копытом руку пропахало, ничего быть не может. У нас нет времени на страдания, нас работа ждет! Расследования для страховых компаний, охрана, синдикаты Лукаса Уэйнрайта..
Я чувствовал себя обессиленным и ни на что не годным.
— Нет, Чико, не сейчас, честно.
Я встал и прошел в спальню. Закрыл дверь. Бесцельно подошел к окну и уставился на усыпанные трубами крыши, блестевшие от начавшегося дождя. Трубы оставались, хотя дымоходы давно уже были замурованы, и последнее пламя давным-давно погасло. Вот и я как эти трубы, подумал я. Мой огонь потух, и я замерзал.
Дверь открылась.
— Сид, — позвал Чико.
— Мне что, замок сюда врезать? — устало спросил я.
— К тебе пришли.
— Скажи, чтоб уходили.
— Это девушка. Луиза какая-то.
Я потер рукой лицо и лоб, растер шею. Расслабил мышцы. Повернулся.
— Луиза Макиннес?
— Точно.
— Она живет в одной квартире с Дженни.
— А-а, эта. Ладно, Сид, если на сегодня все, то я пойду. И, это... не пропади завтра, а?
— Ага.
Он кивнул. Остальное осталось невысказанным. Симпатия, насмешка, дружеское участие и тревога — все это было написано на его лице и слышалось в голосе. Возможно, то же самое было написано и у меня на лице, и он это увидел. Так или иначе, напоследок он одарил меня широкой ухмылкой и удалился, а я вернулся в гостиную, размышляя о том, что иные долги неоплатны.
Луиза стояла посреди комнаты, оглядывая обстановку так же, как я в квартире Дженни. Я словно заново увидел комнату ее глазами: стены не под прямым углом, высокий старомодный потолок, кожаный диван рыжего цвета, столик с напитками в углу, полки с книгами, репродукции в рамках и прислоненная к стене огромная картина со скачущими лошадьми, которую я так и не удосужился повесить. Повсюду стаканы и чашки из-под кофе, невытряхнутые пепельницы и стопки писем: на полу, на журнальном столике и вокруг.