— С ним.
— И сколько ты ему дал?
— Это уж мое дело.
— Экий ты мягкотелый, Сид!
— Все мы под богом ходим. Как говорится, от сумы да от тюрьмы...
— Уж конечно, я прямо вижу как ты берешь взятку! Вот уж чего никогда бы не случилось!
— Так или иначе, — продолжал я, — нам необходимо разузнать, не то, заправляет ли Питер Раммилиз четырьмя синдикатными лошадьми, потому что это мы и так знаем, а то, не покрывает ли его Эдди Киф.
— Ясно.
Мы продолжали углубляться в деревенский Кент, и, немного погодя, он снова заговорил:
— Знаешь, почему у нас с тобой в целом все удачно складывается в этих делах?
— Почему?
— Да потому что жулики тебя знают. Я имею в виду, большинство из них знает тебя в лицо. Поэтому когда они видят, что ты где-то рядом крутишься, они начинают нервничать и натравливают на нас своих громил, и тут-то нам становится ясно кто именно тут замешан и почему. А сиди они тихо, мы бы так ничего и не узнали.
— Полагаю, ты прав, — со вздохом согласился я и в который раз безуспешно постарался не думать о Треворе Динсгейте.
Без рук нельзя водить машину... Выбрось это из головы, приказал я себе. Просто выбрось, а то совсем расклеишься.
Я снова слишком резко повернул, и Чико взглянул на меня искоса, но промолчал.
— Сверься по карте, — сказал я. — Займись делом.
Мы без труда отыскали дом Питера Раммилиза и въехали во двор небольшой фермы, казавшейся неуместным островком в обтекающих ее волнах городских предместий. Там стоял большой белый фермерский дом в три этажа, деревянная конюшня в современном стиле и огромный продолговатый сарай. Никаких особенных признаков преуспевания, но и запущенной ферма тоже не казалась.
Никого вокруг. Я остановился, поставил машину на ручной тормоз и мы вышли.
— Куда идем, к парадному входу? — осведомился Чико.
— На ферме идут к черному.
Но не успели мы сделать и несколько шагов, как из дверей сарая выбежал маленький мальчик и, задыхаясь, подбежал к нам.
— Вы на «Скорой помощи» приехали?
Его взгляд скользнул за наши спины. Увидев нашу машину, он сморщился от возбуждения и досады. На вид не старше семи лет, одет он был в скаковые бриджи и футболку. Лицо его было заплакано.
— Что случилось? — спросил я.
— Я звонил в «Скорую помощь»... уже давно...
— Мы можем помочь.
— Мама... — всхлипнул он. — Она лежит и не просыпается.
— Пойдем, покажи нам!
Крепко сбитый кареглазый и русоголовый мальчишка был очень испуган. Он бросился назад к сараю и мы, не теряя времени, последовали за ним. Внутри нам стало ясно, что это не сарай, а крытый манеж, примерно двадцать на тридцать пять метров. Свет проникал в помещение через окна в крыше. Пол был покрыт толстым слоем светлой древесной стружки, пружинящей и гасящей стук копыт. По манежу носились пони и лошадь, и в опасной близости от их копыт в неудобной позе лежала женщина.
Чико и я подбежали к ней. Молодая женщина лежала на боку без сознания. Однако, я увидел, что обморок не слишком глубокий. Она часто дышала и лицо под слоем косметики сильно побледнело, но пульс оставался сильным и ровным. Шлем, не сумевший ее предохранить, валялся рядом.
— Беги позвони снова, — велел я Чико.
— Может, перенести ее отсюда?
— Нет, она могла себе что-нибудь сломать. Людей без сознания лучше не двигать, можно сильно навредить.
— Тебе виднее. — Он бросился к дому.
— Что с ней? — с беспокойством спросил мальчик. — Бинго стал брыкаться, она упала, и мне показалось, что он лягнул ее в голову.
— Бинго это лошадь?
— У него седло сползло, — пояснил он. Бинго, с седлом под брюхом, продолжал брыкаться и лягаться словно на ковбойском родео.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Марк.
— Ну что ж, Марк, насколько я могу судить, ничего страшного с твоей мамой не случилось, и ты храбрый мальчик.
— Мне шесть лет! — заявил он, как будто это был зрелый возраст. Теперь, в присутствии взрослых, в его глазах почти не осталось страха. Я опустился на колени рядом с его матерью и отвел русую прядь с ее лица. Она чуть застонала и ее веки дрогнули. За эти несколько минут она уже почти пришла в себя.
— Я думал, она умирает, — признался мальчик. — У нас недавно был кролик... он начал тяжело дышать, закрыл глаза, и никак не просыпался, и умер.
— Твоя мама проснется.
— А вы уверены?
— Да, Марк, я уверен.
Он заметно успокоился и с готовностью начал рассказывать, что пони зовут Сути, и он его собственный, что папа уехал и вернется завтра утром, и здесь только они с мамой, и что она работала Бинго, чтобы потом продать его клиентке для конкура.
Чико вернулся и доложил, что «Скорая помощь» выехала. Мальчик оживился и сказал, что нам следует поймать лошадей, потому что они носятся вокруг, а поводья за ними волочатся, и если седла и уздечки повредятся, то папа будет злиться, как черт.
Услышав эти взрослые речи, высказанные самым серьезным тоном, мы с Чико расхохотались. Пока Чико и Марк охраняли больную, я по очереди приманил лошадей горстью гранул, которые Марк достал из кармана, поймал их и привязал поводья к кольцам, вделанным в стену. Как только я расстегнул подпруги и Бинго избавился от мешающего ему седла, он сразу успокоился, и Марк ненадолго подбежал к своему пони, ободряюще похлопал его и дал еще гранул.
Чико подтвердил, что пятнадцать минут назад диспетчерская «Скорой помощи» действительно приняла звонок от ребенка, но он повесил трубку прежде чем они успели спросить, где он живет.
— Не говори ему, — посоветовал я.
— Экий ты добряк.
— Храбрый мальчик.
— Неплохо для сопляка. Пока ты ловил этого бешеного мустанга, он рассказал, что папаша у него то и дело злится. — Он посмотрел на женщину, все еще лежавшую без сознания. — Ты и впрямь думаешь, что с ней ничего страшного не произошло?
— Да, она придет в себя, надо только подождать.
Через некоторое время подъехала «Скорая помощь», и когда мать уложили на носилки и погрузили в машину, Марк снова заволновался. Он хотел поехать с ней, но его не взяли. Она стонала и что-то бормотала, и он совсем разволновался.
Я посмотрел на Чико.
— Отвези его в больницу, поезжай за «Скорой помощью». Ему надо увидеть маму в сознании, поговорить с ней. А я осмотрю дом. Его отец до завтра не вернется.
— Везет же нам! — язвительно заметил он, усадил Марка в «Скимитар» и уехал. Через окно машины я успел увидеть как они оживленно разговаривают.
Я вошел в дом с черного хода с таким видом, словно меня пригласили. Когда тигр отсутствует, входить к нему в клетку совсем несложно. Старый дом был обставлен с давящей роскошью. Яркие ковры, огромный музыкальный центр, напольный светильник в виде золотой нимфы и глубокие кресла обитые черным материалом с зигзагами цвета хаки. Гостиная и столовая сверкали чистотой. Не было ни малейшего признака того, что здесь живет ребенок. Кухня содержалась в идеальном порядке, с чистыми рабочими поверхностями. Кабинет...
Нарочитый порядок в кабинете заставил меня остановиться и задуматься. Ни один из известных мне торговцев лошадьми не складывал приходно-расходные книги и документы в такие аккуратные стопки. Я просмотрел книги: Они велись чрезвычайно аккуратно и содержали самую свежую информацию.
Я заглянул в ящики стола и шкафы для документов, не забывая оставлять за собой все как было, но нашел только выставленную напоказ имитацию честного бизнеса. Ни шкафы, ни ящики не были заперты. Напрашивался циничный вывод, что все это было лишь декорацией, призванной отразить вторжение налоговых инспекторов. Настоящие записи, если они вообще имелись, наверняка были закопаны в саду в жестянке из-под печенья.
Я поднялся наверх. Комнату Марка я обнаружил без труда, но и в ней все игрушки были сложены в коробки, а одежда — в комод. Три спальни оставались незанятыми, и под покрывалами виднелись очертания сложенных одеял. Спальня хозяев дома отличалась тем же пышным убранством и невероятным порядком, что и комнаты внизу.
Овальная ванна вишневого цвета с позолоченными кранами в виде дельфинов. Огромная кровать с покрывалом из сверкающей парчи, диковато смотревшемся в сочетании с ковром кричащей расцветки во всю комнату, абсолютно пустая поверхность бело-золотого туалетного столика вычурной формы, а в гардеробной даже щетки для волос не валялось.
Гардероб матери Марка изобиловал мехами, блестками и костюмами для верховой езды. Одежда его отца — пальто из шерсти ламы, прочные твидовые пиджаки и дюжина костюмов — была не пошита на заказ, а вся без исключения куплена в магазинах готового платья и, судя по всему, просто выбирали, что подороже.
Уйма неправедно нажитых денег, а девать их толком и некуда. Похоже, Питер Раммилиз был мошенником по натуре, а не по нужде.
Такой же невероятный порядок царил на каждой полке и в каждом ящике в спальне, и даже в корзине с грязным бельем пижама оказалась аккуратно сложенной. Я проверил карманы пиджаков, но и там он ничего не забыл. В гардеробной не валялось ни единого клочка бумаги. Раздосадованный, я поднялся на третий этаж. В одной из шести комнат стояли пустые чемоданы, а в остальных и того не было.
Те, кому нечего скрывать, думал я спускаясь по лестнице, не живут так аккуратно и осторожно, но это были лишь мои догадки, а догадки в суде не предъявишь. Семья Раммилизов жила в дорогостоящей пустоте, без какого-либо намека на прошлое. Ни сувениров, ни старых книг, ни даже фотографий, если не считать недавнего снимка Марка верхом на пони во дворе.
Когда вернулся Чико, я осматривался снаружи. В конюшне стояли семь лошадей, и две были привязаны в крытом манеже, других животных не было. Никаких следов фермерской деятельности. В амуничнике не висело ни одной призовой розетки, только все тот же неестественный порядок и запах седельного мыла. Я вышел к Чико и спросил, как он поступил с Марком.
— Медсестры кормят его булочками с джемом и пытаются дозвониться папаше. Мама пришла в себя и разговаривает. А какие у тебя результаты? Ты поведешь машину?