— Держись, — предупредил он. — Садимся!
Он сильно потянул за красный шнур, другой конец которого уходил ввысь. Где-то наверху отверстие для выхода горячего воздуха резко увеличилось, шар потерял подъемную силу, и мы рухнули в жесткие объятья Истбурна.
Мы задели карнизы серых шиферных крыш, пересекли дорогу и лужайку и впечатались в широкую бетонную дорожку в двадцати ярдах от волн.
— Не вылезай, не вылезай! — закричал он. Корзинка упала на бок, и полунадутая груда шелка поволокла ее по бетону. — Без нашего веса шар еще может взлететь снова!
Поскольку меня зажало между баллонами, это указание было излишним. Корзину бросало и вертело вместе со мной, Джон Викинг с проклятиями тянул за шнур и наконец шар почти сдулся и остановился.
Воздухоплаватель взглянул на часы и его синие глаза загорелись победным огнем.
— Мы успели! Пять часов двадцать девять минут. Отличная гонка, черт побери. Самая лучшая. Ты не занят в следующую субботу?
Я вернулся в Эйнсфорд поездом, потратив на это оставшийся день. Близилась полночь, когда Чарльз подобрал меня на вокзале в Оксфорде.
— Ты участвовал в гонках на воздушных шарах? — недоверчиво переспросил он. — Понравилось?
— Еще как!
— А твоя машина так и осталась стоять на парковке в Хайланском парке?
— До утра с ней ничего не случится. — Я зевнул. — Между прочим, Николас Эш обрел имя. Его зовут Норрис Эббот. Дурачок, использует те же инициалы.
— Ты сообщишь об этом в полицию?
— Сперва попробуем его разыскать.
Он искоса взглянул на меня.
— Вечером, после того как ты позвонил, приехала Дженни.
— Ох, только не это.
— Я не знал, что она собирается приехать.
Пожалуй, я поверил ему. Я надеялся, что она ляжет спать до нашего приезда, но этого не случилось. Она сидела на обитом золотой парчой диване, и вид у нее был весьма воинственный.
— Мне не нравится, что ты так часто тут бываешь, — Не теряя времени, моя хорошенькая жена вонзила нож в самое сердце.
— Я всегда рад видеть Сида, — мягко заметил Чарльз.
— Позор какой, бывший муж совсем потерял гордость и подлизывается к тестю, который терпит его из жалости.
— Ты ревнуешь! — изумился я. Она вскочила. Я никогда не видел ее в такой ярости.
— Да как ты смеешь! — воскликнула она. — Он всегда тебя защищает! Думает, что ты весь из себя замечательный, но на деле-то он тебя и не знает. Он не терпел, как я, все твое мелочное упрямство, твои подлые штучки, и вечное сознание собственной правоты.
— Я иду спать, — сказал я.
— Еще и трус вдобавок, — зло продолжала она. — Не выносишь, когда тебе правду в лицо говорят.
— Спокойной ночи, Чарльз, — сказал я. — Спокойной ночи, Дженни. Приятных сновидений, любовь моя.
— Ты... ты... Как я тебя ненавижу! — с дрожью в голосе проговорила она.
Без дальнейших разговоров я вышел из гостиной и поднялся в спальню, которую считал своей, ту, в которой я всегда теперь спал в Эйнсфорде.
Тебе нет нужды ненавидеть меня, Дженни, с отчаянием подумал я. Я сам себя ненавижу.
Утром Чарльз отвез меня в Уилтшир, чтобы забрать машину, которая спокойно стояла там, где я ее оставил, одна на пустом лугу. Никто не поджидал меня в засаде, ни Питер Раммилиз, ни его наемники. Путь в Лондон был свободен.
— Сид, — заговорил Чарльз, когда я уже открывал дверцу машины. — Не обращай внимания на Дженни.
— Я не обращаю.
— Приезжай в Эйнсфорд когда захочешь.
Я кивнул.
— Я действительно рад тебя видеть.
— Угу.
— Черт бы ее побрал! — взорвался он.
— Нет, что вы. Она несчастна. Ей... ей нужно поплакаться кому-нибудь в жилетку, и все такое.
— Я не люблю слез, — сухо возразил он.
— Это правда, — со вздохом согласился я, сел в машину, махнул рукой и поехал через травянистые ухабы к воротам. От меня Дженни помощь не примет, а ее отец не способен ей помочь. Вот так всегда в жизни, во всей этой смехотворной неразберихе.
Я доехал до города и, немного покружив, добрался до редакции «Антиквариата в каждый дом», который оказался одним из многочисленных специализированных приложений к газете. Я объяснил редактору журнала, серьезного вида белобрысому молодому человеку в очках с массивной оправой, сложившуюся ситуацию и причины, которые меня к нему привели.
— Адреса наших подписчиков? — с сомнением повторил он. — Мы не раскрываем подобную информацию, знаете ли.
Я снова подробно все объяснил, налегая на сострадание. Мол, если не найду жулика, то жену посадят за решетку и все такое.
— Ну так и быть, — согласился он. — Но данные хранятся в компьютере. Вам придется подождать, пока я все распечатаю.
Я терпеливо подождал и в результате получил стопку бумаг с именами и адресами пятидесяти трех тысяч подписчиков, плюс-минус некоторое количество умерших.
— Вы должны все вернуть! — строго предупредил редактор. — Без пометок и в целости.
— Как этот список попал в руки Норрису Эбботу? — спросил я.
Редактор не знал. Имя и описание Эббота-Эша ничего ему не говорили.
— Не поделитесь ли заодно экземпляром журнала?
Я получил и журнал и скрылся, прежде чем он успел пожалеть о своей щедрости. Сел в машину, позвонил Чико и попросил его встретить меня у подъезда. Мол, отработай жалованье и поднеси мне сумку.
Когда я припарковался на свободном месте, он уже ждал меня. В квартире было пусто, тихо и безопасно.
— Придется поработать ногами, — объявил я, вынимая список адресов из пакета и выкладывая ее на стол. — Тебе, старина, только тебе.
Чико оглядел стопку без видимого энтузиазма.
— А что будешь делать ты?
— Поеду на скачки в Честере. Завтра там бежит одна из лошадей синдикатов. Встретимся здесь в четверг, в десять утра, договорились?
— Да. — Он подумал. — А что если Ник еще не успел начать по новой и возьмется за рассылку писем по этим адресам через неделю после того, как мы их проверим?
— Хм. Возьми с собой наклейки с моим домашним адресом и проси всех пересылать его письма нам.
— Вряд ли нам так повезет.
— Шансы есть. Людям не нравится, когда их пытаются обмануть.
— Тогда прямо сейчас и начну. — Он взял папку с журналом и адресами и собрался было уходить.
— Чико... Подожди, пока я соберу вещи в дорогу. Я собираюсь выехать на север прямо сегодня, проводи меня.
Он недоуменно посмотрел на меня.
— Конечно, если хочешь, но с чего бы вдруг?
— Э-э...
— Давай, Сид, выкладывай.
— Питер Раммилиз и еще двое гонялись вчера за мной по всему Хайланскому парку. Так что побудь со мной, пока я здесь.
— Что за двое? — подозрительно спросил он.
Я кивнул.
— Именно такие вот. Крепкие кулаки и тяжелые ботинки.
— Из тех, что в Танбридж-Уэллс забивают людей ногами до полусмерти?
— Очень может быть.
— Я смотрю, ты от них удрал.
— На воздушном шаре.
Продолжая паковаться, я рассказал ему о гонках на воздушных шарах. История его развеселила, но под конец он снова посерьезнел.
— По твоим словам, эти ребятки не похожи на обычных уличных гопников. Дай-ка, я сложу пиджак как следует, а то явишься в Честер весь измятый. — Он взял у меня из рук вещи и сложил их быстро и аккуратно. — Запасные аккумуляторы не забыл? Один в ванной лежит. — Я сходил за ним.
— Послушай, Сид, не нравятся мне эти синдикаты. — Он защелкнул замки и вынес чемодан в прихожую. — Давай скажем Лукасу Уэйнрайту, что мы не будем ими заниматься.
— А кто скажет это Питеру Раммилизу?
— Мы и скажем. Позвоним да и скажем.
— Вот ты и звони, — предложил я. — Прямо сейчас.
Мы постояли, глядя друг на друга. Наконец он пожал плечами и поднял чемодан.
— Ничего не забыл? Плащ взял? — Мы спустились по лестнице и погрузили чемодан в багажник. — Послушай Сид, будь осторожней, ладно? Терпеть не могу навещать друзей в больницах, знаешь ли.
— Адреса подписчиков не потеряй, — напомнил я ему. — А то редактор «Антиквариата» рассердится.
Я беспрепятственно снял номер в мотеле и провел вечер перед телевизором, а на следующий день без приключений доехал до Честера.
Те же лица, те же разговоры. Со времени кошмарной недели в Париже я впервые посетил ипподром, и мне казалось, что перемена, которая произошла во мне, будет всем очевидна. Однако, никто не заметил обжигающий стыд, охвативший меня при виде Джорджа Каспара, стоявшего у весовой. Все было как прежде. Я один знал, что не заслуживал радушных улыбок, чувствовал себя мошенником, и весь сжимался внутри. Я и не думал, что будет так тяжело.
Тренер, предлагавший прокатиться с его лошадьми в Ньюмаркете, увидел меня и повторил приглашение.
— Сид, приезжай! Подъедешь в пятницу, переночуешь у нас, а в субботу утром на проездку.
На свете не было предложения, которое я бы принял с большей радостью. К тому же Питеру Раммилизу с его веселыми подручными будет непросто меня там разыскать.
— Мартин... с удовольствием приеду!
— Вот и отлично! — обрадовался он. — Приезжай к вечернему обходу, в пятницу.
Он вошел в весовую. Позвал бы он меня, если бы знал как я провел день Гинейских скачек, мелькнула у меня мысль.
Бобби Анвин пригвоздил меня к месту своим острым взглядом.
— Где ты пропадал? — спросил он. — Я не видел тебя на Гинеях.
— Меня там не было.
— Я думал, ты непременно явишься, после всех твоих расспросов о Три-Нитро.
— Я не поехал.
— Я так понял, Сид, ты что-то разнюхал о том, что там происходит. Уж больно ты сильно интересовался Каспарами и Глинером с Зингалу. Выкладывай начистоту, что тебе известно?
— Ничего, Бобби.
— Все ты врешь. — Он смерил меня тяжелым враждебным взглядом и направил свой хищный крючковатый нос на более податливую жертву в лице одного из лучших тренеров, которому в последнее время сильно не везло.В следующий раз он не поможет мне столь охотно, подумал я.
Я не заметил Розмари Каспар вовремя и она едва не налетела на меня, увлеченная болтовней с подругой. В ее глазах было столько злобы, что взгляд Бобби Анвина по сравнению с этим можно было считать образцом дружелюбия.