— Даром сведениями не разбрасываюсь! — заявил он, как только понял, с кем разговаривает.
— И во сколько мне это обойдется?
— Отплатишь услугой за услугу.
— Договорились, — согласился я.
— И что же тебя интересует?
— Э-э… пару месяцев назад ты написал большую статью про Джорджа Каспара для вашего субботнего приложения, длинную такую, на несколько страниц.
— Да, было дело. Развернутый очерк. Секрет успеха. «Планет» затеяла целую серию, каждый месяц выходит объемный репортаж, пишем про знаменитостей, магнатов, поп-звезд, ну как обычно. Помещаем их под микроскоп и кропаем всякую разоблачающую скукотищу.
— Лежишь, в потолок глядишь? — осведомился я.
Наступившее было молчание нарушил сдавленный девичий смешок.
— Шел бы ты в Сибирь со своей интуицией! — усмехнулся Бобби. — Как ты догадался?
— Так завидно ж! — На самом деле я просто хотел исподволь выяснить, не находится ли кто-то с ним рядом. — Ты будешь завтра в Кемптоне?
— Надеюсь, что да.
— Привези с собой экземпляр журнала с этой статьей, а с меня бутылка на твой выбор.
— Ух ты, заметано!
Не тратя больше слов, он повесил трубку, и я провел остаток вечера за изучением отчетов о скачках предыдущих сезонов, прослеживая спортивные карьеры Бетезды, Глинера, Зингалу и Три-Нитро. Безрезультатно.
Глава вторая
С некоторых пор у меня вошло в привычку встречаться по четвергам за ланчем с моим тестем. Бывшим тестем, если быть точным. Адмиралом (в отставке) Чарльзом Роландом, отцом моего самого горького поражения. Я был предан Дженни со всей доступной мне силой чувства, и не уступил ей только в одном, затмившем все остальное, желании: она хотела, чтобы я прекратил участвовать в скачках.
Мы были женаты пять лет: два провели в радости, два — в разногласиях, а последний год прошел в горькой ругани. От всего этого остались только полузажившие раны. Раны, да дружба ее отца, которой я добился с таким трудом и ценил теперь еще больше, ибо она была единственным, что уцелело после крушения брака.
Обычно мы встречались в полдень в верхнем баре отеля «Кавендиш», и вот сейчас на аккуратных подставках перед ним стоял розовый джин, передо мной — виски с водой и тарелочка с арахисом между нами.
— На выходные в Эйнсфорд приезжает Дженни, — сообщил он.
Эйнсфорд был его дом в Оксфордшире. По четвергам он приезжал в Лондон по делам. Разделявшее эти города расстояние он покрывал на роллс-ройсе.
— Буду рад, если ты сможешь приехать, — сказал он.
Я вгляделся в благородные черты его лица и вслушался в уклончивые интонации его голоса. Утонченный и обаятельный, при необходимости он мог прошить собеседника не хуже лазера. В его чести не могло быть сомнений, и я пошел бы за ним хоть в ад. В его безжалостности сомнений тоже не было.
— Я не намерен подставляться под удар.
— Она согласилась с тем, что стоит тебя пригласить.
— Что-то не верится.
С подчеркнутой сосредоточенностью он принялся разглядывать свой стакан. По долгому опыту мне было хорошо известно, что когда Чарльз пытался добиться от меня чего-либо, что, как он заранее знал, будет мне не по душе, он избегал смотреть мне в глаза и, собираясь с духом, тянул время. Нынешняя долгая пауза не сулила ничего хорошего. Наконец, он проговорил:
— Боюсь, что Дженни попала в неприятную ситуацию.
Я уставился на него, но он продолжал смотреть в сторону.
— Чарльз, — с отчаянием произнес я. — Нельзя же так… Вы же знаете, как она со мной обращается!
— Как я погляжу, ты сам ей ни на шаг не уступаешь.
— Никто в здравом уме не полезет в клетку к тигру!
Он бросил на меня быстрый взгляд и поджал губы. Наверное, не следовало так говорить отцу о его красавице-дочери.
— На моей памяти ты, Сид, не раз входил в клетку к тиграм, — заметил он.
— Значит, к тигрице, — попытался отшутиться я. Он тут же подхватил:
— Так ты приедешь?
— Нет… Всему есть предел.
Он вздохнул и сел поудобнее, глядя на меня поверх стакана с джином. Его отсутствующий взгляд означал, что он продолжал обдумывать следующий ход, и я внутренне напрягся.
— Будешь камбалу? — предложил он как ни в чем не бывало. — Пожалуй, пора делать заказ.
Он заказал камбалу нам обоим, по привычке распорядившись подать ее уже разделанной. Я уже научился управляться с ножом и вилкой, но этому предшествовал долгий и мучительный период, когда моя изуродованная рука ни на что не годилась, и мне приходилось держать ее в кармане. И когда я, наконец, смирился с увечьем, то потерял руку полностью. Полагаю, в этом и заключается жизнь. Что-то находишь, что-то теряешь, и если удалось спасти из развалин хоть что-то, хотя бы жалкие остатки самоуважения, то и этого хватает, чтобы пережить очередную катастрофу.
Официант объявил, что столик накроют через десять минут и неслышно отошел, прижимая стопку меню и блокнот для заказов к своей униформе — фраку и серому галстуку. Чарльз взглянул на часы и широким взглядом окинул большой светлый зал, в котором люди в креслах бежевого цвета вели негромкие разговоры о судьбах мира.
— Ты будешь сегодня в Кемптоне? — спросил он. Я кивнул:
— Первая скачка в два-тридцать.
— Работаешь на клиента? — допрос выходил довольно топорным.
— Если Дженни будет в Эйнсфорде, то я туда не поеду, — сказал я.
Он помолчал.
— Мне бы очень хотелось, чтобы ты приехал, Сид.
Я лишь молча посмотрел на него. Избегая моего взгляда, он следил за барменом, разносящим напитки по дальним углам, и что-то уж очень долго обдумывал следующую реплику.
Он прокашлялся и сказал словно беседуя сам с собой:
— Дженни пожертвовала некоторую сумму и, боюсь, свое доброе имя на затею, оказавшуюся, по всей видимости, мошеннической.
— Как это? — изумился я.
Он немедленно перевел взгляд на меня и хотел было ответить, но я перебил его:
— Нет уж, — заявил я. — Если дело в этом, то я вполне уверен, что вы можете решить эту проблему сами.
— Она, разумеется, использовала твое имя, — уточнил Чарльз. — Дженнифер Холли.
Ловушка захлопнулась. Чарльз всмотрелся в мое застывшее лицо и с едва заметным вздохом облегчения отбросил снедавшую его душевную тревогу. А он отлично выучил, на чем меня можно поймать, с горечью подумал я.
— Она увлеклась неким молодым человеком, — бесстрастно начал он. — Мне он не понравился, но в свое время ты мне тоже не понравился, и эта ошибка подорвала мою веру в собственное чутье.
Я взял орешек. Чарльз невзлюбил меня за то, что я был жокеем, совсем неподходящей партией для девушки благородных кровей. Мне же он показался снобом, кичащимся своим интеллектуальным и социальным превосходством, и я невзлюбил его в ответ. Удивительно, что нынче я уважал его, пожалуй, больше, чем кого бы то ни было.
Чарльз снова заговорил:
— Он убедил ее сотрудничать с ним в бизнесе по доставке заказов почтой. Богатые клиенты, все очень респектабельно, по крайней мере, на первый взгляд. Достойный способ сбора денег на благотворительные нужды, обычное дело. Наподобие рассылки рождественских открыток, только в этом случае, как я понял, речь шла о полировке из воска, предназначенной для антикварной мебели. Получателю предлагается купить дорогую полировку с тем условием, что прибыль пойдет в основном на благотворительность.
Он невесело посмотрел на меня. Я обреченно ждал развязки.
— Начали поступать заказы, — продолжил он рассказ. — И деньги, разумеется. Дженни с подругой работали, не покладая рук, рассылая полировку.
— Запасы которой Дженни купила заранее? — уточнил я.
— Ты уже все понял, да? — вздохнул Чарльз.
— И именно Дженни оплачивала расходы на упаковку и пересылку и заказывала рекламные письма и брошюры?
Он кивнул.
— Все чеки она клала на отдельный банковский счет, открытый на имя благотворительного фонда. Счет опустошен, молодой человек исчез, а фонд никогда не существовал.
Я в ужасе уставился на него.
— И в каком положении в итоге осталась Дженни?
— Боюсь, все очень плохо. Существует немалая вероятность, что дело попадет в суд. Все документы подписаны только ею, а его и след простыл.
Для выражения моих чувств не годились даже самые изощренные ругательства. Оценив мое изумленное молчание, Чарльз сочувственно кивнул.
— Она поступила в высшей степени неблагоразумно, — подтвердил он.
— Неужели вы не могли остановить ее, предупредить?
Он с сожалением покачал головой.
— Я ничего не знал до вчерашнего дня, когда она в панике приехала в Эйнсфорд. Всем этим она занималась из своей квартиры в Оксфорде.
Мы переместились за столик, и впоследствии я не мог вспомнить вкус той камбалы.
— Зовут этого человека Николас Эш, — добавил Чарльз, когда мы пили кофе. — По крайней мере, он так назвался. — Он запнулся. — Мой поверенный считает, что было бы хорошо, если бы ты смог его найти.
Я вел машину в Кемптон механически, на автопилоте. Думы мои были полны Дженни.
Развод ничего не решил. Стерильное подведение итогов в безликом суде, на который мы оба не явились (детей нет, имущественных претензий нет, примирение невозможно, просьба удовлетворена, следующие!), оказалось не способно завершить эту главу нашей жизни и стало не точкой, а всего лишь рахитичной запятой. Смена семейного статуса не распахнула нам двери к подлинной свободе. Выздоровление после душевной катастрофы проходило долго и медленно, и справка о разводе помогла не больше, чем таблетка аспирина.
Когда-то мы заключали друг друга в страстные объятья. Нынче, при встрече, мы выпускали когти и терзали друг друга. Восемь лет прошли под знаком Дженни. Я любил ее, потерял и скорбел о потере. Несмотря ни на что, мои чувства к ней не остыли. До равнодушия было далеко.
Если я выручу ее, она отплатит мне лишь злобой. А если оставлю ее в беде, то сам себя поедом съем. И надо же было чертовой стерве так по-глупому вляпаться! — в бессильной ярости думал я.