Как обычно, за воротами, опираясь на свои машины, стояли шоферы, ожидающие хозяев. Там же был один из жокеев, потерявших лицензию за взятки, полученные от Раммилиза.
Проходя мимо, я кивнул:
— Джекси.
— Сид.
Я прошел к машине, открыл дверцу, швырнул спортивный бинокль на заднее сиденье. Сел.
Завел мотор. Немного помедлил и вернулся к воротам на задней передаче.
— Джекси, садись в машину. Я плачу.
— За что? — Он подошел, открыл дверцу и уселся рядом.
Я вытащил из заднего кармана брюк бумажник и бросил ему на колени.
— Забирай все деньги, — велел я, пересек парковку и выехал на дорогу.
— Ты же мне совсем недавно довольно много отвалил, — возразил он.
Я только усмехнулся в ответ.
— Знаю... Пусть это будет в счет будущих услуг.
Он пересчитал банкноты.
— Все забирать? — с сомнением переспросил он.
— Мне нужна информация о Питере Раммилизе.
— О, нет! — Он хотел было открыть дверцу, но к тому времени машина уже набрала скорость.
— Джекси, — снова заговорил я. — Никто нас не слышит, и дальше меня это не пойдет. Просто расскажи, сколько он тебе платил и за что, ну и все, что сможешь вспомнить.
Помолчав, он буркнул:
— Сид, да меня за меньшее пристукнут. Ходят слухи, что он привез из Глазго двух профи, для особого дела, и если ему сейчас дорогу пересечь, то прихлопнут как муху.
— А ты видел этих профи? — спросил я, догадываясь, что я-то видел.
— Нет. Просто сорока на хвосте принесла
— А твоя сорока в курсе, что за дело такое особое?
Он потряс головой.
— Что-нибудь, связанное с синдикатами?
— Не будь ребенком, Сид. Все, что имеет отношение к Раммилизу, так или иначе связано с синдикатами. Он парой десятков заправляет, а может и больше.
Ничего себе, подумал я, тут дело еще серьезней.
— Какая у него обычная такса за то, что сделал сегодня Ларри Сервер?
— Сид! — протестующе воскликнул он.
— Как он устраивает, что жокеи типа Ларри Сервера вообще получают работу, которую в обычной ситуации не получили бы?
— Обращается с вежливой просьбой к тренеру, как говорится, «за пригоршню долларов».
— Он подкупает тренеров?
— Порой, это не так уж дорого. — Некоторое время Джекси задумчиво глядел перед собой. — Я тебе этого не говорил, конечно, но прошлой осенью были скачки, где Раммилиз стоял за каждой лошадью, и результаты получал какие сам хотел.
— Это невозможно, — возразил я.
— Да что ты. Помнишь ту долгую засуху? Земля была такой твердой, что набиралось всего четыре-пять, может шесть участников? Мне точно известно о трех скачках, где все лошади были его. Букмекеры и знать не знали, с чего им так не везет, бедолаги.
Джекси снова пересчитал деньги.
— Ты знаешь, сколько у тебя здесь?
— Приблизительно.
Я взглянул на него. Двадцать пять лет, бывший ученик, который никак не мог смириться с тем, что стал слишком тяжелым для гладких скачек. Заработки в стипль-чезе были меньше, чем в гладких скачках, синяков и шишек от падений гораздо больше, и далеко не все разделяли мое убеждение, что стипль-чез гораздо интересней. Джекси не очень любил стипль-чез. Однако жокей он был умелый. Я много раз участвовал в скачках вместе с ним и знал, что он не перебросит тебя через канаты без причины. Если надо будет, то перебросит, но без причины — нет.
Деньги не давали ему покоя. За десять или двадцать фунтов он соврал бы мне без труда, но в нашей памяти были одни и те же раздевалки, лошади, дождливые дни, грязь, падения, и месиво под ногами в тонких, словно бумага, сапогах для верховой езды. Лишь последний негодяй крадет у старого товарища.
— Забавно, что ты сыщиком заделался.
— Да уж, обсмеешься.
— Да нет, я серьезно. Я ведь что имею в виду, ты не цепляешься к ребятам по мелочи.
— Не цепляюсь, — согласился я. По мелочи, как например получение денег за проигрыш. Я охотился за теми, кто эти деньги давал.
— Я сохранил все газеты с заметками о том суде.
Я устало покачал головой. Слишком много людей в мире скачек хранили эти газеты. Тот суд оказался для меня тяжелым испытанием. Защитник с наслаждением издевался над потерпевшим, а преступник, обвиненный в причинении тяжких телесных повреждений вопреки Положению 18 о «Преступлениях против личности» от 1861 года, (иными словами в том, что он размозжил бывшему жокею левую руку кочергой) был вознагражден четырьмя годами за решеткой. Трудно сказать, кому было тяжелее вынести суд — тому, кто сидел на месте свидетеля или тому, кто находился на скамье подсудимых.
Джекси продолжал несколько бессвязную болтовню, и я понял, что он тянет время, пытаясь принять решение.
— В следующем сезоне я опять смогу участвовать в скачках, — сообщил он.
— Замечательно.
— Сибьюри — отличный ипподром. Я буду скакать там в августе. Все ребята очень рады, что ипподром теперь не закроют и не снесут, даже если... — Он бросил взгляд на мой протез. — Ну... ты все равно бы не смог там выступать с той травмой?
— Джекси! — не выдержал я. — Ты будешь рассказывать или нет?
Он снова пролистнул банкноты, сложил их и убрал в карман.
— Ладно, буду. Вот твой бумажник.
— Кинь его в бардачок.
Он выполнил эту просьбу и посмотрел в окно.
— Куда мы едем?
— Куда захочешь.
— Я договаривался, чтобы меня подбросили до Честера, но тот парень, конечно, уже уехал. Вези пока на юг, а под конец доберусь автостопом.
И я поехал по направлению к Лондону, слушая рассказ Джекси.
— Раммилиз выплачивал мне в десять раз больше за проигрыш, чем я обычно получал за работу. Сид, ты клянешься, что он не узнает, что я это рассказал?
— Не от меня.
— Ладно. Ну, то есть, я тебе верю.
— Тогда выкладывай дальше.
— Он покупает хороших лошадей, способных победить. Затем организовывает синдикаты и распродает паи. Я так понимаю, он только на этом, порой, зашибает пятьсот процентов прибыли. Я слышал, он однажды купил лошадь за шесть тысяч и продал десять паев на долевое владение по три тысячи. У него есть двое дружков с регистрацией в Жокей-клубе, и кто-нибудь из них участвует в каждом из его синдикатов, а еще они привлекают какого-нибудь уважаемого человека, так что в итоге все выглядит респектабельно.
— Как зовут этих двух дружков?
Джекси пожевал губами, не решаясь, но в итоге сдался и назвал имена, одно из которых мне ничего не говорило, а другое значилось в списках пайщиков всех синдикатов, возглавляемых Филиппом Фраэрли.
— Ясно, — вздохнул я. — Рассказывай дальше.
— Лошади поступают к любому, кто за двойную плату способен привести их в хорошую форму и не задавать лишних вопросов. Затем Раммилиз решает, на какие скачки их заявлять, и они выступают на них гораздо ниже своих возможностей, так что когда он дает команду идти на победу, то ты обгоняешь всех остальных как на крыльях.
Он ухмыльнулся.
— За победителя гонорар двадцатикратный.
Речь шла о куда меньших деньгах, чем можно было подумать.
— И часто ты для него ездил?
— Обычно раз или два в неделю.
— И снова будешь, когда вернешь лицензию?
Он развернулся спиной к дверце машины и долго изучал мой профиль. Его молчание само по себе было ответом, но когда мы проехали добрых три мили, он глубоко вздохнул и, наконец, произнес:
— Да.
Невероятное доверие.
— Расскажи о лошадях, — попросил я, и он пустился в долгий рассказ. Некоторые из названных им имен я никак не ожидал услышать, но карьеры их всех были столь же темны и извилисты, как и жизненный путь Николаса Эша.
— Расскажи, как ты лишился лицензии.
Выяснилось, что у одного из покладистых тренеров, на чьих лошадях он скакал, оказалась не слишком-то покладистая жена.
— Они поругались, так она его Жокей-клубу и заложила. Представляешь, написала письмо прямо самому Томасу Улластону! Конечно, все эти чертовы распорядители ей поверили и отобрали лицензии у нас скопом, и у меня, и у него, и еще у одного жокея, который на него работал, хотя он-то от Раммилиза ничего не получал. Ему и предлагать-то бесполезно, не поймет, о чем речь.
— Как так вышло, что никому в Жокей-клубе ничего не известно про все эти синдикаты, и что никто еще не занялся Раммилизом всерьез? — спросил я словно бы невзначай.
— Хороший вопрос.
В его голосе звучало сомнение. Я бросил на него быстрый взгляд и успел увидеть сдвинутые брови.
— Выкладывай.
— Ну... поговаривают... это даже не слух, я просто услышал как-то раз... — Он запнулся и потом добавил. — Не думаю, чтобы это было правдой.
— Что именно?
— Один жучок-букмекер... Понимаешь, я ошивался у ворот в Кемптоне и вижу, идут двое жучков, а один и говорит, мол, человек из Службы Безопасности все устроит, если в цене сойдемся. — Он снова запнулся. — Кое-кто из ребят еще сказал, что у меня бы и лицензию не отняли, если бы эта сучка, жена тренера, написала бы в Службу Безопасности, а не прямо главному боссу.
— И кто же это сказал?
— А вот не помню. И не смотри на меня так, Сид, я и вправду не помню. Несколько месяцев назад разговор был. Я и в голову не брал, пока тех жучков в Кемптоне не услышал. Разве может быть, чтобы в Службе Безопасности продажные ребята водились? Чтобы в самом Жокей-клубе?
Такая трогательная вера в высшую справедливость плохо сочеталась с его нынешними неприятностями. Раньше я согласился бы с ним. Но стоило зародиться сомнению, и становилось очевидно, что в обмен на конверт с деньгами Эдди Киф имел возможность закрыть глаза на массу грязных дел. Он завизировал четыре синдиката, возглавляемые лордом Фраэрли. С таким же успехом он мог завизировать все двадцать или больше. Он мог даже включить двух дружков Раммилиза в список зарегистрированных владельцев, зная, что они этого не заслуживают. И каким-то образом мне предстояло окончательно во всем разобраться.
— Ты только меня им не закладывай, Сид, — опомнился Джекси. — Распорядителям я ни слова не скажу.