Я вышел из спальни и отдал фотоаппарат Чарльзу.
— Сдайте в фотоателье и закажите увеличенные отпечатки к завтрашнему дню. Скажите, что это для полиции.
— Но ты велел не сообщать в полицию, — удивился Чарльз.
— Да, но если им сказать заранее, что это для полиции, то они туда не побегут, когда увидят, что печатают.
— Я полагаю, тебе никогда не приходило в голову, что Томас Улластон прав, и что это ты оцениваешь себя неверно? — заметил Чарльз и протянул мне свежую рубашку.
Я позвонил Луизе, чтобы предупредить, что не смогу с ней встретиться в назначенный день, отговорившись стандартным объяснением про неожиданные обстоятельства, которое она восприняла с ожидаемым разочарованием.
— Ладно, неважно.
— Нет, мне правда очень жаль, — возразил я. — Может быть, встретимся через неделю? Чем ты собиралась заниматься в те дни?
— Дни?
— И ночи.
Ее голос заметно повеселел.
— Научным исследованием.
— На какую тему?
— Облака, розы, звезды, их вариации и частота в жизни среднестатистической независимой женщины.
— Послушай, Луиза, — встрепенулся я, — так я, э-э, помогу чем смогу!
Она рассмеялась и повесила трубку, а я прошел в свою спальню и снял грязную рубашку, всю в пятнах пота и крови. Взглянул в зеркало. Зрелище меня не порадовало. Надел дорогую рубашку Чарльза из мягкого карибского хлопка и лег на кровать. Я лежал на боку, как Чико и ощущал то же, что и Чико, и в конце концов заснул.
Вечером я спустился в гостиную, снова устроился на диване и стал ждать Чарльза. Однако первой появилась Дженни. Она вошла в комнату, увидела меня и тут же рассердилась. Затем пригляделась.
— О нет, неужели снова?
— Привет, — только и ответил я.
— Что на этот раз? Опять ребра?
— Ничего.
— Я тебя слишком хорошо знаю!
Она села на другой конец дивана.
— Что ты здесь делаешь?
— Жду твоего отца.
Дженни ответила мне мрачным взглядом.
— Я собираюсь продать квартиру в Оксфорде, — объявила она.
— Почему?
— Мне там больше не нравится. Луиза Макиннес съехала, и все напоминает мне о Нике.
Помолчав, я спросил:
— А я напоминаю тебе о Нике?
— Конечно, нет! — тут же возразила она. И, более медленно, — Но он... — Она запнулась.
— Я видел его, — сообщил я. — Три дня назад, в Бристоле. Он немного похож на меня.
От изумления она лишилась дара речи.
— Разве ты не замечала?
Дженни покачала головой.
— Ты хотела вернуться в прошлое.
— Неправда.
Но по голосу было ясно, что она и сама это поняла. Еще в тот вечер, когда я приехал в Эйнсфорд, чтобы взяться за поиски Эша, она почти так и сказала.
— Где ты планируешь жить? — спросил я.
— Тебе не все ли равно?
Нет, пожалуй мне никогда не будет все равно, подумал я, но это уже была моя проблема.
— Как ты его нашел? — поинтересовалась она.
— Он глуп.
Это ее рассердило. Враждебный взгляд ясно показал, что ее симпатии по-прежнему принадлежали ему.
— Он нашел себе другую, — добавил я.
Дженни в ярости вскочила, и я с запозданием осознал, что она могла бы причинить мне боль даже небрежным прикосновением.
— Ты что, нарочно это говоришь, чтобы меня позлить? — гневно спросила она.
— Я говорю это, чтобы ты выбросила его из головы до того, как он пойдет под суд и в тюрьму. Иначе тебе придется очень несладко.
— Как я тебя ненавижу!
— Это не ненависть, а уязвленная гордость.
— Как ты смеешь!
— Дженни, — вздохнул я. — Скажу тебе прямо, для тебя я готов на многое. Я долго любил тебя и мне совсем не все равно, что с тобой будет. Эш найден и это он пойдет под суд за мошенничество, а не ты, но какой в этом смысл, если ты так и не поняла, что он за человек на самом деле. Я хочу, чтобы ты на него разозлилась. Поверь, не ради себя стараюсь.
— Ничего у тебя не выйдет! — гневно бросила Дженни.
— Оставь меня в покое.
— Что?
— Оставь меня в покое. Я устал.
Она застыла посреди комнаты в возмущенном недоумении, и в это мгновение вошел Чарльз.
— Привет, — сказал он, недовольно оглядев обстановку. — Привет, Дженни. — Она подошла и привычно чмокнула его в щеку. — Сид сказал тебе, что он разыскал твоего дружка Эша? — осведомился он.
— Утерпеть не мог!
В руках у Чарльза был большой коричневый конверт. Он открыл его, вытащил содержимое и передал мне: три неплохие фотографии Эша и письмо с просьбой о пожертвовании.
Два резких шага – и Дженни уже глядела на верхнюю фотографию.
— Ее имя Элизабет Мор, — медленно проговорил я. — Его настоящее имя Норрис Эббот. Она зовет его Нед.
На фотографии, которую я снял последней, они шли в обнимку, глядели друг на друга и смеялись. Их лица светились счастьем. Молча я передал Дженни письмо. Она развернула его, взглянула на подпись внизу и сильно побледнела. Мне стало очень жаль ее, но ей не пришлось бы по нраву, скажи я это вслух.
Дженни сглотнула и протянула письмо отцу.
— Хорошо, — помолчав, сказала она. — Хорошо. Отдайте это полиции.
Она снова села на диван, устало сгорбившись и бессильно уронив руки. Ее глаза снова встретились с моими.
— Ждешь, что скажу спасибо?
Я покачал головой.
— Может, и скажу когда-нибудь.
— Это необязательно.
— Ты опять за свое, — вспыхнула она.
— Что?
— Теперь я чувствую себя виноватой. Я знаю, что иногда безобразно себя веду с тобой. Потому что из-за тебя я чувствую себя виноватой, вот и мщу за это.
— Виноватой в чем?
— В том, что ушла от тебя. В том, что наш брак развалился.
— Но это не твоя вина! — запротестовал я.
— Да, не моя, а твоя! Твой эгоизм, твое упрямство, твоя проклятая жажда победы. Ты на все готов ради победы. Ты жесток. Жесток и беспощаден к самому себе. Я не могла так жить. Никто не смог бы. Женщины хотят, чтобы мужчины в трудные минуты обращались к ним за утешением и поддержкой. Чтобы они говорили: «Ты нужна мне, помоги мне, утешь, поцелуй и скажи, что все пройдет.» А ты... А ты никогда так не скажешь. Ты отгораживаешься стеной и решаешь свои проблемы молча, вот как сейчас. И не говори мне, что у тебя ничего не болит, сколько раз я это видела. Ты сейчас даже голову нормально повернуть не можешь. Я вижу, что тебе очень больно. Но ты же не скажешь: «Дженни, обними меня, помоги мне, я сейчас заплачу?»
Она замолчала и в наступившей тишине печально махнула рукой.
— Вот видишь? Ты не можешь так сказать.
После долгой паузы я произнес:
— Не могу.
— Ну вот. А мне нужен муж, который не будет постоянно держать себя в узде. Мне нужен человек, который не боится выражать свои чувства, раскованный, более мягкий. Я не могу жить в бесконечном испытании, из которого состоит твоя жизнь. Я хочу быть с тем, кто способен потерпеть неудачу. Мне нужен... обычный человек.
Она поднялась с дивана, наклонилась и поцеловала меня в лоб.
— Как много времени мне понадобилось, чтобы это понять, — заметила она. — И высказать. Но я рада, что сделала это. — Она повернулась к отцу. — Скажи мистеру Квэйлу, что Ник меня больше не интересует и я больше не буду препятствовать расследованию. А теперь мне пора домой. Я себя гораздо лучше чувствую.
Они пошли к выходу. В дверях Дженни остановилась и обернулась.
— До свидания, Сид.
— До свидания, — отозвался я и хотел сказать: «Дженни, обними меня, помоги мне, я сейчас расплачусь». Но не мог.
Глава девятнадцатая
На следующий день Чарльз отвез меня в Лондон в своем роллс-ройсе. Я еще не полностью пришел в себя, но не согласился с его предложением отложить задуманное до понедельника.
— Нет, — возразил я.
— Но это будет тяжело... даже для тебя. И ты сам страшишься этого.
Страшусь я не этого, а Тревора Динсгейта, думал я. Ему нет дела до того, что у меня другие проблемы. Страх был слишком сильным словом для того, что мне предстояло, а нежелание слишком слабым. Отвращение, наверное.
— Лучше сегодня, — настаивал я. Чарльз не стал спорить. Он знал, что я прав. Иначе мне не удалось бы убедить его отвезти меня.
Чарльз высадил меня у входа в Жокей-клуб на Портман-сквер, припарковал машину и встретил меня в лобби. Вместе мы поднялись на лифте. Он был в деловом костюме, а я в брюках и чистой рубашке, но без пиджака и галстука. Жара продолжалась. Она стояла уже целую неделю, и казалось, что все, кроме меня, имели загорелый и цветущий вид.
В лифте было зеркало. Из него на меня глядело собственное лицо, землистое-серое, с запавшими глазами, красной заживающей царапиной на лбу у линии волос и чернеющим синяком на подбородке. В остальном я выглядел куда более невозмутимо и нормально, не так пришибленно, как на самом деле, и от этой мысли стало немного легче. Стоит только постараться и дальше производить такое впечатление.
Мы сразу направились в кабинет сэра Томаса Улластона. Он ждал нас. Обменялись рукопожатиями и прочее.
— Вчера твой тесть сказал мне по телефону, что у тебя есть для меня плохие новости, но не сказал, какие именно.
— Да, это не телефонный разговор, — подтвердил я.
— Тогда присаживайтесь. Чарльз, Сид... — Сэр Томас предложил нам стулья, а сам устроился на краешке большого стола. — Чарльз сказал, что это очень важно. Выкладывай, я весь внимание.
— Это по поводу синдикатов, — начал я и принялся было рассказывать ему то же, что и раньше Чарльзу, но уже через несколько минут он прервал меня.
— Нет, Сид, погоди. Такой разговор не должен остаться между нами. Следует пригласить еще кое-кого.
Я бы предпочел, чтобы он этого не делал, но он созвал всю верхушку: начальника секретариата, главу администрации, секретаря Распорядителей, заведующего отделом выдачи лицензий владельцам, и начальника дисциплинарного отдела. Они расселись и во второй раз за четыре дня повернули ко мне серьезные внимательные лица, готовясь выслушать результаты моего расследования.