Но на такое даже она не была способна. И я в который раз тщился понять, как люди, которые любили друг друга так сильно, оказались у разбитого корыта. Мы изменились необратимо, и ни один из нас не стал бы и пытаться вернуть время вспять. Огонь погас навсегда, и лишь несколько угольков поблескивали в золе, обжигая при каждом неосторожном касании.
Я сглотнул.
— Какого он роста?
— Выше тебя.
— Возраст?
— Двадцать девять.
Ровесник Дженни и на два года младше меня. Если, конечно, он сказал правду. Профессиональный жулик может наврать обо всем, что его касается, из чистой предусмотрительности.
— Где он жил, пока это все... происходило?
Поскольку Дженни явно не собиралась мне помогать, за нее ответил Чарльз.
— Он сказал Дженни, что живет у тетки, но после того, как он исчез, мы с Оливером проверили это утверждение. К сожалению, теткой оказалась квартирная хозяйка в северном Оксфорде, которая сдает комнаты студентам. Да и в любом случае... — он прокашлялся. — Он почти сразу переехал оттуда к Дженни в квартиру, где она живет с подружкой.
— Он жил у тебя? — повернулся я к Дженни.
— И что с того? — В ее голосе звучал вызов и что-то еще...
— И когда он исчез, после него остались какие-либо вещи?
— Нет.
— Совсем ничего?
— Ничего.
— Ты на самом деле хочешь, чтобы его нашли? — спросил я.
Для Чарльза, Квейла и Тоби положительный ответ был очевиден, но Дженни промолчала, и ее щеки покрылись ярким румянцем.
— Он причинил тебе большое зло, — сказал я.
Упрямо набычившись, она произнесла:
— Оливер сказал, что тюрьма мне не грозит.
— Дженни, — с досадой воскликнул я, — приговор за мошенничество отравит тебе всю жизнь! Я понимаю, что он тебе нравился. Может, ты даже в него влюбилась. Но это не милый озорник, который стащил банку варенья. Он хладнокровно устроил так, чтобы за его преступление ответила ты! Вот за это, черт побери, я его и поймаю, если смогу, даже если ты этого не хочешь!
— Что ты Сид, — запротестовал Чарльз, — разумеется, она хочет, чтобы он ответил за свои деяния. Она же согласилась, чтобы ты начал поиски, разумеется, она хочет его разыскать!
Я вздохнул и пожал плечами.
— Она согласилась, чтобы не спорить с вами, и потому что не верит, что у меня получится, и очень может быть, что тут она права. Но одна мысль о том, что у меня что-то выйдет, приводит ее в смятение и ярость. Женщины, продолжающие любить сломавших им жизнь подлецов, — явление известное.
Дженни вскочила, посмотрела на меня невидящим взглядом и вышла из комнаты. Чарльз тоже поднялся на ноги, а Тоби устремился было за ней, но я с напором произнес:
— Мистер Квейл, пожалуйста, идите за ней и объясните все последствия обвинительного приговора. Говорите жестко, грубо, чтобы она, наконец, испугалась и все поняла!
Он вышел за ней еще до того, как я закончил говорить, моментально решившись.
— Это жестоко, — сказал Чарльз. — Мы старались щадить ее чувства.
— От Холли вряд ли можно ожидать к ней сочувствия, — ядовито произнес Тоби.
Я взглянул на него. Умом он не отличался. Дженни выбрала его за его непритязательность, он был для нее словно штиль после бури. Несколько месяцев назад она всерьез подумывала выйти за него замуж, но после Эша эти планы казались мне сомнительными. Тоби смерил меня своим обычным пустым надменным взглядом и решил, что он срочно нужен Дженни.
Чарльз поглядел ему вслед.
— Я никак ее не пойму! — его голос звучал устало. — А ты за десять минут угадал то, чего я бы никогда и не предположил. — Он уныло посмотрел на меня. — Выходит, бесполезно было ее утешать?
— Ох, Чарльз, что за отвратительная ситуация! Да нет, ей это не повредило. Просто утешения давали ей возможность продолжать оправдывать его... Эша, в своих глазах, и оттягивать момент, когда ей придется взглянуть правде в лицо и признаться себе, что она совершила ужасную... позорную... ошибку.
На его расстроенном лице проступили резкие морщины.
— Все гораздо, гораздо хуже, чем я думал.
— Печальнее, но не хуже, — возразил я.
— Ты думаешь, что сможешь его разыскать? — спросил он. — С чего же ты начнешь?
Глава четвертая
Я начал с утра на следующий день. Дженни я больше не видел: вечером они укатили с Тоби в Оксфорд, оставив меня ужинать вдвоем с Чарльзом, что стало большим облегчением для нас обоих. Они вернулись поздно, и утром я уехал до того, как они вышли к завтраку.
Расспросив предварительно дорогу у Чарльза, я добрался до оксфордской квартиры Дженни и позвонил в дверь. Поглядев на замок, я решил, что если никого не окажется дома, то вскрыть его труда не составит, но после второго звонка дверь приоткрылась, оставаясь на цепочке.
— Луиза Макиннес? — осведомился я при виде сонного глаза под светлыми нечесаными волосами, босой ноги и края темно-синего халата.
— Да, это я.
— Могу я с вами побеседовать? Я... бывший муж Дженни. Ее отец попросил меня помочь ей.
— Так вы Сид? — удивилась она? — Сид Холли?
— Да.
— Хорошо... одну минуту.
Дверь захлопнулась и оставалась закрытой довольно долго. Наконец, она открылась снова, на этот раз широко, и я увидел девушку целиком. Теперь она была в джинсах, клетчатой рубашке, мешковатом голубом свитере и тапочках. Волосы были причесаны, и несмотря на ранний час я заметил на ее губах нежную, светло-розовую помаду.
— Проходите.
Я зашел и закрыл за собой дверь. Как я и думал, Дженни проживала не в современной коробке с картонными стенами. Ее квартира располагалась в усадьбе викторианской поры на тихой престижной улице, с полукруглой подъездной дорожкой и парковкой позади. В распоряжении Дженни был весь второй этаж с отдельным пристроенным входом. Как рассказал Чарльз, она купила жилье на средства, полученные при разводе, и мне было приятно видеть, что в целом она потратила их с умом.
Девушка зажгла свет и провела меня в большую гостиную с эркером, где все еще были задернуты шторы, а на столах и стульях валялись не убранные с вечера вещи. Газеты, пальто, сапожки, кофейные чашки, стаканчик из-под йогурта с торчащей из него ложкой во фруктовой вазе, увядающие нарциссы и скомканная бумага, пролетевшая мимо мусорной корзины.
Луиза Макиннес отдернула шторы, и серое утро разбавило резкий электрический свет.
— Я еще спала, — сообщила она, подтверждая очевидное.
— Извините.
Беспорядок был делом ее рук. Аккуратистка Дженни неизменно убиралась перед тем, как лечь спать. Но сама комната, несомненно, принадлежала Дженни. Кое-какую мебель она привезла из Эйнсфорда, и в общих чертах эта гостиная напомнила мне нашу, в доме, где мы жили. Любовь проходит, а вкусы остаются неизменными. Я почувствовал себя гостем в собственном доме.
— Хотите кофе? — предложила она.
— Только если...
— Конечно, я тоже выпью.
— Помочь?
— Если хотите.
Она провела меня через прихожую в скучноватую кухню. В ее манере держаться не было ничего враждебного, но тем не менее явственно тянуло холодком. И неудивительно. Наверняка Дженни не скрывала, как она относилась ко мне и вряд ли мне здесь пели дифирамбы.
— Хотите тостов? — Она уже достала пакет с нарезанным белым хлебом и банку с растворимым кофе.
— Да, спасибо.
— Тогда суньте парочку в тостер, вон там.
Я выполнил ее просьбу, пока она наливала воду в электрический чайник и доставала из буфета сливочное масло и мармелад. Наполовину использованный брикет масла с выковырянной серединой так и оставался в мятой и рваной упаковке, совсем как масло у меня дома. Дженни машинально перекладывала масло в масленку. Интересно, делает ли она это, когда живет одна?
— Молоко, сахар?
— Без сахара.
Когда ломтики хлеба выпрыгнули из тостера, она намазала их маслом и мармеладом и положила на две тарелки. Кипяток был разлит по кружкам с кофе и долит молоком прямо из бутылки.
— Вы несите кофе, а я тосты, — сказала она, берясь за тарелки. Краем глаза она увидела, как я берусь за кружку левой рукой.
— Осторожно, горячее! — воскликнула она.
Я аккуратно сжал кружку нечувствительными пальцами. Она удивленно моргнула.
— Одно из преимуществ, — сказал я и осторожно взял вторую кружку за ручку.
Она взглянула мне в лицо, ни слова не говоря повернулась и пошла назад в гостиную.
— Я и забыла, — призналась она, когда я поставил кружки на расчищенное ей место на журнальном столике перед диваном.
— Вставные челюсти встречаются почаще, — вежливо согласился я.
Она с трудом удержалась от смеха, и почти сразу же неуверенно нахмурилась, но на мгновение я увидел ее истинную натуру, скрытую за показной резкостью. Она задумчиво откусила от тоста, прожевала, проглотила и, наконец, спросила:
— Чем вы можете помочь Дженни?
— Постараюсь разыскать Николаса Эша.
— О... — опять мелькнула быстрая улыбка, которую тут же вытеснила иная мысль.
— Он вам нравился? — спросил я.
Она с сожалением кивнула.
— Боюсь, что да. Он такой... был такой... зажигательный. С ним было так здорово. До сих пор не могу поверить, что он сбежал и оставил Дженни все это расхлебывать. Я имею в виду... он ведь здесь жил... в этой квартире... мы столько шутили и смеялись... То, что он сделал... это немыслимо!
— А не могли бы вы рассказать мне все с самого начала?
— А разве Дженни?..
— Нет.
— Да, полагаю, что ей не хотелось признаваться вам в том, как он нас одурачил, — медленно сказала она.
— Она сильно его любила? — спросил я.
— Любила? Что такое любовь? Не могу вам сказать, любила ли, но влюблена была. — Она облизала пальцы. — Просто искрилась вся, светилась как солнышко, явно парила в облаках.
— А вам случалось бывать в облаках?
Она взглянула мне в глаза.
— Вы хотите сказать, знаю ли я, каково это? Да, знаю. Но если вы имеете в виду, была ли я влюблена в Ника, то нет, не была. С ним было весело и интересно, но у меня не было к нему такого влечения, как у Дженни. Так или иначе, он проявил интерес к ней, а не ко мне. По крайней мере... так это выглядело, — с сомнением закончила она, помахав влажными пальцами.