Однако, судя по его интонации, впечатление было неоднозначным, и мне оставалось гадать, какой смысл он вложил в эти слова.
— У нее трудный период, — ответил я.
— Она что — забеременела?
— Ты знаешь, бывают осложнения и другого рода.
— Неужели?
Я выложил ему все начистоту, не умолчав ни о мошенничестве, ни об Эше, ни даже о его ноже.
— Он свалил на нее всю эту грязь, а сам сделал ноги, — подытожил Чико.
— Испугался.
— Интересно, придется ли нам платить, чтобы помочь ей выпутаться?
Я искоса поглядел на него.
— Да, — откликнулся он. — Я так думаю. Пока что мы работаем задаром. К счастью, Сид, ты неплохо устроился и можешь мне маленько подкинуть. Как у тебя в этом году? Удалось разбогатеть на чем-нибудь с Рождества?
— В основном у меня идет серебро. И какао. Я покупаю и продаю.
— Какао? — недоверчиво переспросил он.
— Бобы, — пояснил я. — Шоколад.
— Плитки с орешками?
— Нет, не с орешками. С ними рискованно.
— Не понимаю, как у тебя хватает времени.
— Почти столько же у тебя уходит на болтовню с официантками.
— И что ты будешь делать с этими деньгами?
— Знаешь, я к ним уже привык, — сказал я. — И отношусь как к еде.
Мы мирно беседовали и, сами того не заметив, подъехали совсем близко к Ньюмаркету, сверились по карте, расспросили нескольких местных жителей и наконец добрались до невероятно чистой и ухоженной конюшни Генри Трейса.
— Похоже, посторонних тут нет, — проговорил я.
— Точно, — откликнулся Чико, и мы притормозили на гравийной дорожке. Я выбрался из машины и отправился на поиски Генри Трейса. Уборщица, которую я встретил у входа в дом, сообщила мне, что он вон там, направо, у себя в офисе.
Когда я вошел. Генри дремал в кресле. Мой приход разбудил его. Он сразу проснулся, как человек, привыкший спать урывками. Моложавый мужчина с безукоризненными манерами, короче, полная противоположность грубоватому, жесткому и лукавому Тому Гарви. Согласно бытующему мнению. Трейс считал выращивание лошадей настоящим большим бизнесом. Он полагал, что с кобылами способен управиться любой мало-мальски подготовленный человек. Однако его первые слова не соответствовали этому образу.
— Простите. Я не спал полночи… А собственно говоря, кто вы такой? Мы когда-нибудь встречались?
— Нет. — Я покачал головой. — Я просто надеялся вас повидать. Меня зовут Сид Холли.
— Да? А вы не родственник… Боже мой. Вы — это он.
— Я — это он.
— Что я могу для вас сделать? Хотите выпить кофе? — Он протер глаза. — Миссис Эванс вам сейчас сварит.
— Не беспокойтесь. Если только…
— Нет. Валяйте. — Он поглядел на часы. — Вам хватит десяти минут? У меня деловое свидание в Ньюмаркете.
— В сущности, все очень неясно, — начал я. — Мне нужно узнать, в каком состоянии сейчас два жеребца, которых вам привезли.
— Какие два жеребца?
— Глинер, — проговорил я. — И Зингалу.
Мне пришлось рассказать, почему это меня интересует и почему он должен сообщить мне о них. В конце концов он, подобно Тому Гарви, пожал плечами и ответил, что особой тайны тут нет.
— Наверное, мне не следует это говорить, но я бы не советовал клиентам делать на них ставку, — признался он. Очевидно, Трейс решил, что цель моего визита именно такова. — У них могут возникнуть трудности со спариванием, хотя им всего по четыре года.
— Почему?
— У жеребцов плохо с сердцем. Они устают от долгих тренировок.
— Оба?
— Да. Потому-то они в три года и перестали участвовать в скачках. И, по-моему, с тех пор их здоровье еще ухудшилось.
— Кто-то упоминал, что Глинер прихрамывает, — неуверенно произнес я.
Генри Трейс с грустью посмотрел на меня.
— У него артрит. В этом городе ничего нельзя сохранить в тайне.
На столе зазвонил будильник. Трейс привстал и выключил его.
— Боюсь, что мне пора. — Он зевнул. — В это время у меня особенно напряженный график.
Он достал из ящика стола электробритву и занялся своим подбородком.
— У вас все, Сид?
— Да, — откликнулся я. — Спасибо.
Чико захлопнул дверцу машины, и мы поехали назад в город.
— У них плохо с сердцем, — поделился с ним я.
— Плохо с сердцем.
— Настоящая эпидемия, тебе так не кажется?
— Давай спросим у ветеринара Бразерсмита.
Чико прочел адрес. Он жил на Мидлтон-роуд.
— Да, я знаю. Этот дом принадлежал старому ветеринару Фулетту. В свой последний приезд я еще застал его в живых.
Чико улыбнулся.
— Занятно, когда кто-то помнит тебя сопливым мальчишкой-подручным, которого дразнили старшие.
— И у меня от страха мурашки по коже бегали.
— Ну, что же, вполне обычная реакция. Я провел в Ньюмаркете пять лет приехал туда в семнадцать и покинул город в двадцать один год. Там я выучился ездить верхом, скакать, да и вообще понял, что такое жизнь. Мне попался хороший старый наставник, и, поскольку я каждый день видел его жену, знал, как он живет и как ему удается все организовать, постепенно превратился из оболтуса в человека с приличными манерами. Он научил меня обращаться с деньгами, когда я начал много зарабатывать. Потом он решил, что с меня довольно, и отпустил. Я осознал, что его конюшня была для меня лучшей школой. Иными словами, с его помощью я приобрел социальный статус. Да, мне повезло с наставником, и в дальнейшем моя судьба складывалась удачно — я достиг высот в деле, которое по-настоящему любил. Но вот когда после этого вам изменяет удача, такое, черт побери, трудно пережить.
— Ты все вспоминаешь? — обратился ко мне Чико.
— Да.
На подъезде к городу мы миновали ипподром. Лошадей там было немного, что меня не удивило: позднее утро, они на привязи или в стойлах, а каких-то уже развезли по домам.
Я свернул, осмотрев знакомые уголки. Мы выбрались из машины, и я отправился искать ветеринара.
Мистера Бразерсмита на месте не оказалось. Мне сказали, что если я хочу срочно с ним связаться, то должен подъехать в конюшню на Бьюри-роуд. Его вызвали туда к заболевшей лошади. А если дело терпит, мне лучше зайти к нему домой, через полчаса он вернется завтракать. Мы поблагодарили служащих, снова сели в машину и начали ждать.
— У нас есть и другая работа, — напомнил я Чико. — Нам надо проверить синдикаты.
— А я думал, что этим занимается только Жокейский Клуб.
— Да, обычно они все делают сами. Но у нас иная задача — проверить человека, который курирует синдикаты.
— Рискованное дельце, — поразмыслив, отозвался Чико.
— Но так, чтобы он об этом не догадался.
— Неужели?
Я кивнул.
— Речь идет об отставном суперинтенданте Эдди Кейте.
Чико разинул рот.
— Ты шутишь.
— Нет.
— Но ведь он сыщик. Сыщик из Жокейского Клуба.
Я поведал ему о сомнениях Лукаса Вейнрайта, и Чико заявил, что Лукас Вейнрайт, должно быть, ошибся. Вот нам и надо выяснить, спокойно принялся убеждать его я, прав он или нет.
— И как мы это сможем сделать?
— Не знаю. А ты как считаешь?
— По-моему, мозговой центр нашей группы — ты, а не я.
Параллельно Мидлтон-роуд тянулась грязная Рэндж-ровер. Мы повернули к дому Бразерсмита, одновременно выскочили из «Шимитара» и приблизились к мужчине в твидовом костюме, только что выбравшемуся из своего драндулета.
— Мистер Бразерсмит?
— Да. В чем дело?
Он был молод, нервен и постоянно оглядывался через плечо, словно его там кое-что беспокоило. Я решил, что он или приехал раньше времени, или, наоборот, опоздал.
— Вы не уделите нам несколько минут? — спросил я. — Это Чико Барнс, а я Сид Холли. Тут есть ряд вопросов…
Услышав, как меня зовут, он мгновенно отреагировал и посмотрел на мои руки, остановив взгляд на левой.
— Вы — человек с электропротезом?
— Э… да, — смущенно пробормотал я.
— Тогда заходите. Можно мне на него поглядеть?
Он повернулся и уверенно зашагал к дому. Но я стоял на месте и мечтал поскорее отсюда выбраться.
— Идем, Сид, — затормошил меня Чико, направившись вслед за Бразерсмитом.
Он посмотрел на меня и остановился.
— Покажи ему руку, Сид, если он так хочет, и, возможно, он нам чем-нибудь поможет.
Услуга за услугу, мелькнуло у меня в голове… Допустим, но цена меня совсем не устраивает. Я нехотя побрел в хирургический кабинет Бразерсмита.
Он задал мне массу вопросов, говоря четко и ясно, как с больным, а я отвечал ему с подчеркнутым безразличием. У меня накопился немалый опыт, как-никак я частенько посещал Инвалидный центр.
— Вам не трудно вращать запястьем? — спросил он.
— Да, немного. — Я показал ему, как это делается. — Там вставлено нечто вроде чашечки, которая соединяется с пальцами. Другой электрод, подключаясь, вызывает определенные импульсы, благодаря которым рука и поворачивается.
Я понял — он хочет, чтобы я снял протез и показал его. Однако я не собирался этого делать. Наверное, он почувствовал и не стал меня просить.
— Он очень прочно соединен с вашим локтем, — произнес он, постаравшись деликатно обойти острые углы.
— Во всяком случае, не падает.
Бразерсмит кивнул головой.
— И вы легко снимаете и прикрепляете его?
— Я пользуюсь пудрой из талька. Она хорошо скрепляет. — Я не стал подробно объяснять.
Чико открыл рот, но тут же закрыл его, уловив мой неприязненный взгляд. Он не сказал Бразерсмиту о том, что часто я снимаю протез с большим трудом.
— Вы рассчитываете приспособить подобное устройство для лошадиных ног? — поинтересовался Чико.
Бразерсмит поднял голову. Лицо у него по-прежнему было напряженное. Он серьезно ответил:
— Технически это вполне возможно, но я сомневаюсь, что кому-нибудь удастся вытренировать лошадь или заставить электроды реагировать на импульсы ее мозга. К тому же мы не оправдаем расходы.
— Я просто пошутил, — небрежно заметил Чико.
— Разве? Да, я понял. Но нередко случалось, что у лошади приживался протез. Я как-то прочел об удачном протезе передней ноги у одной породистой кобылы. Она с ним нормально бегала и даже родила здорового жеребенка.