Было около четырех часов пополудни. Близился закат, спадал дневной жар, отовсюду неслось звонкое пение птиц, приятной прохладой веяло от вечернего ветерка, уносившего далеко на запад тучи мошкары, до этого времени положительно затемнявшие яркий солнечный свет.
Молодые люди молча ехали рядом. Занятые своими мыслями, они не замечали чудесного ландшафта, развертывавшегося во всем своем богатом разнообразии по мере их продвижения. Так, не обменявшись ни словом, и домчались они до ранчо.
Бухало, верный своей привязанности к донье Марианне, заблаговременно возвестил о ее приближении. Все обитатели ранчо, не исключая и слепого старика Санхеса, высыпали навстречу своей любимице.
С первого же взгляда донья Марианна успела убедиться в том, что ее молочный брат дома.
— Ах, боже мой, нинья! Каким благодатным ветром занесло вас так поздно сюда! — радостно воскликнула кормилица.
— Просто захотелось повидать вас, мадресита[79]. Я так давно не целовала вас, что мне положительно стало невтерпеж.
— Как жаль, что вы так поздно, нинья! — сказал старик Санхес. — Мы едва успеем переброситься несколькими словами.
— Как знать! — ответила донья Марианна и, соскочив с коня, обняла старика. — А я вот возьму да и переночую у вас!
— Не может быть! Неужели вы в самом деле хотите так осчастливить нас, нинья?
— Да, хочу. И в доказательство я попрошу моего брата оставить меня здесь, а самому вернуться в асиенду.
— Так!.. Значит, меня уже в отставку! — засмеялся дон Руис.
— Жаловаться теперь поздно: ведь я предупреждала тебя.
— Я не жалуюсь; скажи только, в котором часу мне приехать за тобой завтра.
— Об этом не беспокойся, Руис. Мариано сам проводит меня домой.
— И на этот раз, нинья, я поступлю иначе. Убей меня бог, если я хоть на шаг отстану от вас! — воскликнул тигреро.
— Неужели ты уже гонишь меня, жестокая? — шутливо произнес дон Руис.
— Нет, отчего же! Отдохнешь, закусишь немного… На все это тебе дается час времени. После чего… исчезни, испарись!
— И на том благодарю, сестренка! — засмеялся Руис.
Все вошли в ранчо.
Старуха Санхес успела уже, с проворством и радушием хозяйки мексиканского ранчо, поставить на стол разные прохладительные напитки: пульке, мескаль, каталонскую водку, оранжад и тамариновую настойку. Гости, измученные жаждой, не стали, конечно, отказываться и, к великому удовольствию гостеприимных хозяев, без всяких церемоний налегли на обильное угощение.
Дон Руис, ласково поддразнивая донью Марианну, в глубине души не сомневался, что решение сестры остаться в ранчо не было простой прихотью, а вызывалось серьезными соображениями. Развеселившись, дон Руис не скупился на остроумие. Заметим тут кстати, что образованные мексиканцы свободно общаются с простым людом, не опасаясь быть непонятыми, чего нельзя сказать о французах, остроумие которых угасает, лишь только они садятся за один стол с простыми людьми.
Когда день стал клониться к вечеру, дон Руис попрощался с хозяевами, вскочил на коня и помчался обратно в асиенду.
Вечер в Мексике, как и во всех субтропических странах, — самое приятное время суток; неудивительно, что здешний народ предпочитает проводить его на открытом воздухе, а не взаперти. С наступлением темноты люди рассаживаются на лавочках у своих ранчо, беседуют, поют, пляшут и до трех часов ночи даже не помышляют о сне.
Донья Марианна любила проводить так вечера в гостях у кормилицы.
Однако на этот раз она тотчас же после отъезда дона Руиса стала зевать и вообще обнаруживать такие явные признаки усталости, что старики предложили ей отправиться на покой, да и сами вскоре последовали ее примеру.
Молодой тигреро предпочел открытый воздух комнатам, не остывшим еще от дневного жара. После обычного обхода ранчо он подвесил гамак у ворот и как был в одежде, так и повалился спать.
Спустя час, когда все в ранчо, в том числе и тигреро, крепко спали, Мариано ощутил сквозь сон ласковое прикосновение чьей-то руки к своему плечу. Он раскрыл глаза: перед ним стояла донья Марианна.
— Что случилось? Что с вами, токайя?
— Тсс!.. Говорите тише, — шепнула она. — Ничего не случилось, все спокойно, Мариано, просто мне надо поговорить с вами.
— Слушаю вас, токайя! — шепнул тигреро, одним прыжком соскочив с гамака на землю.
— Мне так было жаль, Мариано, вспугнуть ваш сладкий сон. Я простояла около гамака с четверть часа, не решаясь разбудить вас.
— Ну, это вы напрасно, нинья! — засмеялся тигреро. — Наш брат, лесной бродяга, спит так крепко, что за один час славно высыпается. А я, если не ошибаюсь, залег часа два назад. Итак, говорите, нинья, я весь внимание.
С минуту донья Марианна собиралась с мыслями.
— Вы любите меня, Мариано? — неуверенно произнесла она наконец.
— Как родную сестру! Постыдились бы задавать такие вопросы!
— Это потому, Мариано, что я хочу просить вас оказать мне большую услугу.
— Говорите, нинья, не бойтесь: отказа не будет. Вы знаете, что я предан вам душой и телом.
— Берегитесь, Мариано! Не связывайте себя слишком твердыми обещаниями: есть вещи, перед которыми люди отступают, — с лукавой усмешкой произнесла она.
— Возможно, нинья, вполне возможно; но для меня ничего такого не существует, коль скоро речь идет о вас.
— Скажите, Мариано, вы дружны с охотником по прозванию Твердая Рука?
— Очень, очень дружен с ним!
— Он благородный человек? — спросила донья Марианна.
— Признаться, я не совсем понимаю ваш вопрос, нинья.
— Ну, можно ли на него положиться? Умеет он держать свое слово? Иначе говоря, хороший ли он человек?
— Сеньорита, — проникновенно начал Мариано, — однажды я находился в таком отчаянном положении, что мне оставалось только положиться на господа бога. Мне помог Твердая Рука, он спас мне жизнь. Да разве только мне! Я видел не раз, как этот человек совершал ради людей подвиги, невероятные по своей дерзости и отваге. Он для меня больше, чем друг… даже больше, чем брат. В любую минуту я готов отдать за него жизнь. Вот что я думаю, нинья, об охотнике по прозванию Твердая Рука!
— И вы часто видитесь с ним?
— Всякий раз, когда у меня имеется надобность к нему, а у него — ко мне.
— Значит, он живет где-то поблизости?
— Не так давно он гостил несколько дней у нас.
— Неужели?! Может быть, он собирается вновь побывать у вас на этих днях?
— Не знаю.
— А что же он тут делал?
— Не знаю точно; думаю, что он охотился, хотя за все время его пребывания в ранчо он ни разу не приносил дичи.
— Вот как! — задумчиво протянула донья Марианна. После минутного размышления она снова заговорила: — А вы сумели бы, Мариано, найти этого охотника, если бы мне понадобилось повидать его?
— Надеюсь.
— Надеетесь? Значит, не совсем уверены?
— Простите, нинья, я не так выразился. Конечно, я найду его: есть такое место, где мы обычно встречаемся.
— Но может случиться, что как раз в этот день его там не окажется.
— Что же тогда?
— Тогда я отправлюсь в другое место, где уж наверняка застану его.
— Что же это за место?
— Деревня, в которой он живет.
— Далеко отсюда?
— Всего в нескольких лье.
— И как называется эта деревня?
— Это папагосское селение, нинья.
— Папагосское?!
— Да, я забыл сказать вам, нинья, что хотя Твердая Рука по своему происхождению белый человек, он, по неизвестным мне причинам, сблизился с индейцами; одно могущественное индейское племя даже усыновило его.
— Как все это странно! — прошептала донья Марианна.
— Не правда ли? — подтвердил тигреро, сейчас меньше, чем когда-либо, понимавший, к чему клонися этот длинный разговор в такой поздний час, да еще под открытым небом.
— Мариано, — произнесла она наконец, энергично тряхнув при этом головой, — я уже сказала, что намереваюсь просить вас оказать мне услугу.
— Да, и я обещал исполнить вашу просьбу.
— Так вот чего я жду от вас: мне надобно повидаться с Твердой Рукой.
— Очень хорошо. Когда?
— Сейчас же.
— Как вы сказали?
— Уже отказываетесь?
— Нисколько. Но…
— А!.. Есть одно «но»?
— Оно бывает при любых обстоятельствах.
— Так! Какое же у вас «но»?
— Сейчас еще ночь, токайя.
— Какое это имеет значение?
— Самое ничтожное…
— А именно?
— Немного далековато.
— У нас добрые кони!
— А если мы не застанем его в том месте?
— Мы поедем в ту деревню.
Тигреро снова пристально взглянул на нее.
— Вам так необходимо видеть его, нинья?
— Чрезвычайно…
— Гм… Видите ли, это гораздо серьезнее, чем вы думаете.
— Почему?
— Да потому, что не так просто проникнуть в эту индейскую деревню.
— Но ведь вы только что сказали, что вхожи туда.
— Я, но не вы, нинья.
— А я пройду за вами, только и всего.
— Да ведь индейцы находятся в состоянии войны с бледнолицыми мексиканцами.
— Что вам до этого? Ведь вы их друг!
Тигреро неодобрительно покачал головой.
— Это опасная игра! Слишком многим вы рискуете.
— Конечно, если проиграю. Но я выиграю!
— Послушайтесь меня, токайя: откажитесь от этого намерения.
— Сознайтесь лучше сразу, что вы отказываетесь от своего обещания.
— Вы несправедливы ко мне; я только пытаюсь отговорить вас, пока еще не поздно, от предприятия, в котором вы, может быть, глубоко раскаетесь впоследствии.
— Уж это мое дело! Повторяю вам, Мариано: это не прихоть, имеются серьезные соображения, в силу которых мне необходимо повидаться с охотником. Поймите же, самые серьезные! А если и этого вам мало, то я прибавлю, что Твердая Рука сам просил меня при известных обстоятельствах обратиться к нему. Мало того, именно он сказал мне, что вы можете устроить эту встречу. И этого вам мало? Все еще сомневаетесь?
— Ну, если так, — воскликнул тигреро, — я готов повиноваться вам, нинья! Но только прошу вас не пенять на меня, если что случится.